Если Господь и спал, то сейчас явно проснулся от искренней молитвы дюжего мушкетера.  А может и Ангел-хранитель шепнул кому следует, что  нечего невинному томиться в тюрьме, когда его ждут друзья. Во всяком случае, Портос , услышав о письменном приказе, с благодарностью в душе вздохнул и пообещал зайти в церковь на мессу если не сегодня, то завтра точно. А в воскресенье то уж обязательно.  Главное было сохранить серьезное лицо, как военного человека, а не как друга того, чья судьба была в руках принца. А принцы то они капризные. Сейчас то, потом это, а еще потом наоборот. Как истинный хозяин своего слова и своих бумаг:  захотел - дал, захотел - взял обратно.

Терпеливо следя за беседой герцога Орлеанского и господина дю Трамбле, Портос все же волновался, как бы Месье не перепутал имена. И как тут опять не помянуть в мыслях имя сына Божьего? Хех, если так пойдет и дальше, то ему впору на пару с Арамисом записываться в аббаты. Хотя, какой от него прок в аббатстве? Да и Арамис при шпаге может принести больше пользы себе, королю, составить в конце концов компанию друзьям, чем облачившись в сутану исповедовать хорошеньких и не очень прихожанок. Вряд ли среди них окажутся белошвейки с вышитыми платочками.

И уж тем более Портос с готовностью направился вслед за всеми в кабинет дю Трамбле. Уж он проследит, чтобы Месье не повернул назад, вспомнив об очень важном деле (или встрече на которую они изначально направлялись), сначала обмен бумаги на Атоса, а потом уж пусть герцог делает что хочет и идет куда пожелает.

Фух… Все происходящее здесь отняло у Портоса много душевных сил. Дипломатия – штука тонкая, изящная, ее, конечно, можно сравнить с фехтованием, но, право же, шпага или мушкет куда привычнее его руке, чем это слова, аккуратно подобранные и вовремя сказанные. А еще труднее промолчать и не высказать все так, как просит того душа.

В кабинете господин дю Трамбле еще раз сверился со своими журналами, куда аккуратно вносил записи. Там значилось имя заключенного, дата ареста и причина. Напротив некоторых имен значилась лишь дата, но таких строк, справедливости стоит заметить, было немного. И неполные записи, наверняка, указывали на нерадивость коменданта, хотя за ним такого греха и не водилось.

Господин дю Трамбле позвонил в колокольчик и почти сразу в комнату вошел тюремщик. Быстро оглядевшись по сторонам и увидев важных персон, он поклонился и вопросительно взглянул на своего начальника.

- Приведите заключенного из второй Бертодьеры, того что находится в третьей камере.
Тюремщик было хотел что-то спросить, но открыв рот тут же его захлопнул и развернувшись на месте, вышел исполнять приказание.

- Сейчас, Месье, вы увидите нашего, так сказать, гостя, господина Атоса. Я говорю «гостя» потому, как вы уже знаете, письменного приказа на его содержание здесь нет. Зато вы сами сможете убедиться, что содержится он в очень хороших условиях и не на какие то там жалкие три ливра, а получает содержание на все пятнадцать. И только по доброте моей душевной.

Портос, покусывая от волнения усы, в мыслях пожелал чтобы господин дю Трамбле сам жил на эти пятнадцать ливров, хотя, что греха таить, у мушкетеров бывали времена, когда они были бы рады и трем ливрам в день.

Отредактировано Портос (2023-01-02 23:18:19)

Подпись автора

Дерусь просто потому, что дерусь (с)

Когда-то давно, еще в те времена, когда г-н Атос еще изволил публично именовать себя графом де Ла Фер, ему не посчастливилось сильно удивиться. История эта была трагична, связана с женщиной и навсегда оставила в душе молодого дворянина незаживающую рану. Атос не любил о ней вспоминать.
Впрочем, с тех пор и удивляться ему разонравилось.

Этот же день, начавшийся уже довольно привычно для узника три из второй Бертодьеры, к обеду стал полон весьма удивительных вещей. В ответ на весть о том, что г-н дю Трамбле изволит видеть одного из вверенных его заботам обитателей Бастилии, мушкетер молча склонил голову и не заставил отчего-то излишне взволнованного тюремщика долго себя ждать, - он был рад покинуть четыре каменные стены, в кои был заточен волею королевы-матери. Встречу же в кабинете г-на дю Трамбле в последствии Атос будет вспоминать как один из самых удивительных разговоров в свою бытность королевским мушкетером.

Стоит отметить, что общество, собравшееся в этот день в кабинете коменданта Бастилии, было более свойственно одному из бальных залов Парижа нежели мрачной каменной крепости. Атос перевел взгляд с герцога Орлеанского на Портоса, с Портоса на дю Трамбле, затем на свиту Месье и вновь на самого королевского брата.
И лишь затем на поднос с всего четырьмя бокалами.

Г-н Атос не интересовался интригами и дворцовыми сплетнями, как Арамис, и не испытывал того же азарта от участия в очередной высокосветской авантюре, как юный д'Артаньян, но помнил, что младший и любимейший из сыновей Марии Медичи имеет характер, схожий с погодой в весенний день, - переменчивый и порывистый. Тем удивительнее было увидеть его в Бастилии, да еще и в обществе простодушного Портоса, накануне безмолвным Колоссом взиравшим на арест друга.

Что же, королева-мать вознамерилась окончательно решить судьбу вздумавшего ей перечить мушкетера, но визит в Бастилию посчитала ниже своего достоинства, а потому прислала сына?

Занятый всеми этими размышлениями Атос на мгновение замешкался, прежде чем склониться в молчаливом и сдержанном поклоне перед августейшей особой.

Подпись автора

Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)

Д'Эннемец, устроившийся позади его высочества и разбавлявший оправдания г-на дю Трамбле колкими замечаниями, окинул новое действующее лицо пристальным взглядом, но, то ли не найдя, к чему придраться, то ли решив до поры воздержаться, не только промолчал, но и принялся с неожиданным усердием наполнять бокалы - коих, как мгновенно стало очевидно, было на один меньше чем присутствующих.

- Присаживайтесь, сударь, - гостеприимно предложил меж тем Месье. Если тирада г-на дю Трамбле его и удивила, ничто в его облике этого не выказывало. - Надеюсь, здешнее гостеприимство не вызвало у вас желания задержаться тут на всю жизнь.

Другой выразил бы свою надежду в форме вопроса - Месье был для этого слишком самоуверен, и, взяв один бокал, он жестом предложил Атосу второй, нисколько не тревожась, как будут разбираться с оставшимися окружающие.

- Прекрасное место для умерщвления плоти, - предположил д'Эннемец и наполнив  последний бокал, оставил его себе и аккуратно отставил кувшин.

Г-н дю Трамбле, подававший яростные знаки явно не понимавшему их слуге, на миг прервался, чтобы метнуть на насмешника исполненный негодования взгляд.

После слов д'Эннемеца, Портос тотчас же вспомнил постные дни, которые устраивал Арамис и подняв глаза к небу, а по сути, к потолку, порадовался в душе, что его ни его долг, ни совесть не требуют следовать этому совету. Умерщвлять свою плоть Портос не хотел ни в этом «прекрасном месте», ни в ином другом, а посему, видя, что число бокалов на подносе изменилось не в пользу присутствующих, счел жест принца как приглашение и вторичного приглашения не стал ждать.

И оставалось лишь восхищаться сдержанным и достойным ответом своего друга. Атос не был бы Атосом, если бы не говорил с открытой прямолинейностью. Самому Портосу это нравилось даже больше, чем чертова иезуитская изворотливость ума Арамиса или еще юношеский азарт и порывистость д'Артаньяна. Вот так благородно, в нескольких фразах уловить суть происходящего здесь. О! Если бы его благородный друг знал, что еще несколько часов назад Месье покинул Люксембургский дворец вовсе с иной целью, чем дегустировать вино у коменданта Бастилии и решать, кто и сколько будет гостить у дю Трамбле. Хотя… Да кто этих принцев знает? Уж точно не ему, скромному королевскому мушкетеру это знать.

Едва заметно отсалютовав бокалом в сторону друга, Портос сделал глоток и даже позавидовал здешним «гостям на пятнадцать ливров». Вино было не дурно. Такое, что не стыдно было подать принцу. Или комендант смухлевал, дав знак принести лучшее вино. Во всяком случае, проверять так оно или нет, становясь здешним «гостем» Портос не желал. Зато с надеждой обратил свой взгляд в сторону Месье, ожидая его ответа. О младшем сыне славного короля Генриха ходило много разговоров. Портос уж и не помнил где он услышал как того называли «Месье Каприз». И уж в переменчивости планов и настроения принца он сегодня убедился лично. Пока все изменения были в пользу их, с Арамисом, планов. Портос не добыл эту «волшебную» бумагу, дарующую свободу, зато все сложилось еще лучше: герцог Орлеанский сам здесь и от его азарта и каприза зависит судьба Атоса.

В волнении Портос крепче сжал бокал, а потом испугавшись как бы хрупкое стекло не хрустнуло и не осыпалось осколками на плиты пола, так не вовремя нарушив ход мыслей принца, поспешил поставить опустевший на половину бокал обратно.

Подпись автора

Дерусь просто потому, что дерусь (с)

В ответ на неумелую и неуместную колкость д'Эннемец удостоился лишь короткого и равнодушного взгляда, - ни г-н Атос, ни граф де Ла Фер не посчитали необходимым хоть как-то реагировать на членов свиты Гастона Орлеанского. Так многие неискушенные посетители театров закрывают глаза на второстепенных актеров, полностью отдав свое внимание и восхищение солистам.

Тем более что в последних словах принца прозвучала совершенно неожиданная для столь изнеженного и развращенного властью человека сталь. Потомки Генриха IV, упокой Господь его душу, отличались удивительной... деликатностью в обращении со своими подданными, которая не была свойственна ни одному из их венценосных родителей. Уж сыграла ли злую шутку кровь Людовика Доброго, или же окружение тогда еще молодого короля и его брата, но и Людовик, и Гастон своей манерой речи скорее напоминали бархатную перчатку, какие некоторые дворяне надевают на бал, нежели кожаную и уж тем более стальную рукавицу, присущую заядлым охотникам или фехтовальщикам.

Тем удивительнее звучали сейчас слова помилования, произнесенные герцогом Орлеанским. Стоило тому начать говорить, как Атос незамедлительно поднялся и отставил бокал, а после того, как последнее слово младшего королевского брата было сказано, мушкетер не нашел для себя ничего лучше как сперва поклониться, а затем, чуть помедлив, и вовсе опуститься на одно колено. При этом г-н Атос имел никак не удивленный или благодарный вид, скорее его лицо было лицом человека, который принял очень тяжелое и, вероятно, не самое разумное решение.

С одной стороны дворянину отчаянно желал оказаться на свободе, четыре каменные стены камеры, пусть даже одну украшал камин, давили и погружали в тяжелую и черную меланхолию, так хорошо знакомую его друзьям. С другой стороны Атос был королевским мушкетером, человеком, чья шпага и честь были полностью и беззаветно преданы королю и Франции, однако же... Как мог он, осужденный на заточение Ее Величеством королевой-матерью, выйти по велению герцога Орлеанского, а после как ни в чем ни бывало вернуться на службу? Честь графа де Ла Фер требовала простого и честного разрешения данного противоречия, которое, увы, младший брат короля предложить ему не мог. Лишь два человека могли позволить королевскому мушкетеру вернуться на службу, тем самым сняв позор неподчинения монаршему приказу: капитан роты и сам король. Или же королева, ежели на то будет ее воля.

Размышляя обо всем этом глубоко в душе, внешне Атос оставался бесстрастным. Лишь глаза его выражали боль, знакомую лишь тем, кто внезапно оказался заложником собственной чести.

- Я покорно благодарю Ваше Высочество за оказанную милость, - мушкетер говорил медленно, прекрасно осознавая последствия. - Однако вынужден просить Вас оставить меня на попечении г-на дю Трамбле и далее.

На Портоса старший из четырех друзей перевести взгляд в тот момент не осмелился. Секундное малодушие, за которое потом Атос будет себя корить. Но в тот момент центром мира для него стала фигура Гастона Орлеанского. Ведь не каждый день отказываешься от милости наследника французского престола.

Подпись автора

Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)

Гастон никогда еще не сталкивался с тем, чтобы от его милостей отказывались, тем паче - при подобных обстоятельствах, и приходится признать, что первые мгновения после ответа мушкетера он мог лишь растерянно на него глядеть - чтобы не сказать: пялиться. Но если оцепенение его быстро прошло, то изумление никуда не делось, и с ответом он помедлил, тщетно пытаясь понять, что, черт возьми, происходит.

Взгляд его невольно остановился на д'Эннемеце, но тот, то ли сам пребывая в такой же растерянности, то ли не желая заметить полученный его господином афронт, то ли избегая возможной необходимости давать советы, как раз отпил глоток из своего бокала и прикрыл глаза, словно наслаждаясь букетом.

Портос, последовавший примеру своего друга, отвлек Гастона от его клеврета, и его высочество, выигрывая время, рассеянно покачал носком туфли, оказавшейся как раз напротив колена гиганта. Туфля, розовая и расшитая золотыми узорами, после прогулки по парижским улицам приобрела неравномерный бурый цвет, и несколько мгновений его высочество совершенно искренне о ней сокрушался.

Негромко звякнуло стекло - замялся появившийся в дверях лакей, и г-н дю Трамбле, вскочив, чтобы выхватить у него дрогнувший поднос, спохватываясь, взмахом руки отослал его прочь. Кротчайшей этой заминки хватило, впрочем, чтобы совершенно привести его высочество в чувство.

- Вы тоже собираетесь коленопреклоненно меня о чем-то попросить, господин дю Трамбле? - осведомился он.

Комендант с преувеличенным ужасом помотал головой, и Гастон перенес все свое внимание на двух мушкетеров:

- Встаньте же, господа, - велел он. - Объяснитесь, господин Атос. Вам здесь… м-м-м, больше нравится?

Не надо было Портосу сравнивать его с братом, и если тот сам этого не понимал, то д'Эннемец, при упоминании его величества вытянувший губы в трубочку, словно бы собираясь присвистнуть, а потом насмешливо улыбнувшийся, зашел так далеко, что метнул на гиганта сочувственный взгляд.

Носок розовой вышитой золотом туфли Его Высочество мерно покачивался, невольно привлекая внимание Портоса.  Что уж греха таить? Мушкетер был падок на роскошь и сейчас в глубине души предавался греху зависти. Совсем в глубине. Потому как стоя на одном колене это неудобно, а потом рядом с ним Атос – воплощение благородства и чуждый грехам.  И когда герцог Орлеанский попросил их встать, Портос с охотой выполнил это и превратился вес ь в слух, стараясь не пропустить ни одного слова своего друга.

Так, так… Значит улица Феру скоро услышит его шаги, а Гримо будет рад (а какой слуга не рад видеть своего господина?) накрыть стол и не забыть про бутылку хорошего вина к ужину.

Эм… У Портоса чуть не отвисла челюсть при следующих словах друга!

Тысяча чертей, как сказал бы шевалье д'Артаньян, но вот так запросто отказаться от милости принца! Портос бы сам не смог такое и представить. Так почитать Ее Величество!

С одной стороны щепетильный и принципиальный до зубного Атос был прав. Если припомнить произошедшее, то с Медичи нельзя было не считаться. Много ли найдется «счастливчиков» оказавшихся под арестом по личному приказу королевы-матери? Такие приказы не отдаются налево и направо. Уж в этом Портос был уверен так же, как в том, что в «Сосновой шишке» вино – дрянь, а его собственный слуга Мушкетон – плут. Но честный плут. Был еще вариант, что Атос попросту скрывается в Бастилии от кредиторов или карточных долгов, но на памяти Портоса, тот не был склонен к праздным компаниям, игре в карты или кости, а финансовые вопросы это уж личное дело каждого.

Оставалось только вспомнить, что не всякий бой можно выиграть. Великий Помпей проиграл Фарсальскую битву, а король Франциск Первый - бой при Павии. Портосу оставалось только при случае рассказать Арамису, что их друг здоров и верен себе в вопросах чести.

Есть еще, конечно Господин Случай, но принц уже и так слишком много уделил времени ничего не значащему для него дворянину, чтобы назло матушке добиться освобождения Атоса. Да Месье через четверть часа после возвращения в Люксембургский дворец уже забудет это имя.

C'est la vie.

- Хотел бы я попасть на аудиенцию к Ее Величеству, - едва слышно буркнул он себе под нос, потеряв надежду на благополучный исход дела.

Отредактировано Портос (2023-05-20 09:28:58)

Подпись автора

Дерусь просто потому, что дерусь (с)