Все трое взрослых уставились на Александра. Шере и отец Бонифаций с восхищением, а отец Ансельм с явным недоумением, тотчас, впрочем, сменившимся на полную непроницаемость.

- Да, - вежливо сказал он, глядя в упор на мнимого господина Леружа. - Молитва... псалом... все это очень правильно. Однако же... - он наставительно поднял указательный палец, - лишь когда речь идет о невинных душах вроде отрока сего. Я полагаю, вы ими не ограничились?

- Нет, святой отец, - тихо ответил Шере, искренне жалея, что и впрямь не помолился хотя бы, войдя в храм Господень. - Ни к невинным помыслами, ни к чистым духом себя не причисляя, обязан я о спасении своей души позаботиться, насколько это возможно. Если вы соблаговолите взглянуть на схему сию...

Он перешел к рисунку, указывая по очереди на «пути подземных змей» — хорошо, хоть не «змиев», а ведь чуть не ляпнул — многочисленные знаки креста и на имена святых, которые, конечно, должны были оградить верующего от дуновения адских сил.

- И как ваши собственные органы чувств вам подскажут, не почуете вы здесь даже намек на запах серы.

Отредактировано Dominique (2016-08-29 00:45:39)

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Отец Ансельм слушал, поддакивая и кивая, но Шере не отпускало ощущение, что глаза монаха смотрят прямо в его душу, замечая каждую уловку, каждую недосказанность. Все его выверенные временем приемы, позволяющие превращать правду в свою противоположность. И он сам не знал, как сумел довести свой рассказ до конца, не отведя взгляда и не перейдя на скороговорку. Наверное, надо было упомянуть и пентаграмму, так тщательно зарисованную и замаскированную другими линиями, но он не решился. И когда настоятель отвел наконец взгляд, Шере показалось, что уставился он как раз на эти скрытые линии.

Когда монах наконец заговорил, что-то в его голосе выдавало, что его подозрения не рассеялись, но, напротив, укрепились.

- Воистину, благочестие ваше достойно похвалы. – Он помолчал, с сомнением глядя на лжеученого. Пауза тянулась, пока Шере уже не готов был закричать, но наконец отец Ансельм продолжил: - Вы закончили здесь, я полагаю.

Шере развел руками и кивнул.

- Мы могли бы… - он вовремя остановился, понимая, что сейчас начнет нести что-то уже совсем невнятное: либо радостно соглашаться, что да, им больше ничего не нужно, либо выдумывать какие-то предлоги, чтобы задержаться, а этого делать было ни в коем случае нельзя. Если бы отец Ансельм мог придумать какую-то причину, чтобы их в чем-то подозревать, его догадки уже сменились бы уверенностью. Слишком проницательные были у него глаза.

- В таком случае, я прошу вас немедленно покинуть обитель.

Тон настоятеля не допускал ни малейших возражений, и Шере поспешно подхватил свой заплечный мешок. «Настоящий» г-н Леруж стал бы, наверное, спорить  или удивляться, но Шере сейчас больше всего на свете хотелось исчезнуть куда-нибудь с глаз долой. Даже если на улице шел не дождь, а ливень, а у ворот ждали все головорезы левого берега.

- Пойдем.

Спохватившись в последний момент, он подобрал с пола свой плащ и первым направился к выходу.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Поклон Александра не был, конечно, придворным, однако и того почтения, которое юный помощник ученого должен был проявить по отношению к настоятелю монастыря, в нем не было. По пути к выходу Шере всей спиной чувствовал взгляд отца Ансельма, но, как его ни тянуло обернуться или ускорить шаг, каким-то чудом он удержался и даже остановился у дверей, чтобы надеть плащ.

Предосторожность эта оказалась не лишний – на улице лило как из ведра, и отец Бонифаций, охая и шепотом причитая, пустился вперед бодрой рысью и отпер калитку в воротах задолго до того, как мнимый ученый и его помощник до нее добрались. Шере еще пожелал ему доброй ночи, но в ответ получил только невнятное бормотание.

– Пойдем, – он потянул сына прочь. Хотя ливень обещал быстро промочить их насквозь, мысленно Шере благословлял непогоду – тем меньше будет болтаться всякой швали. Если бы он только чуть лучше знал это предместье! Возвращаться через весь город в Пале-Кардиналь было безумием, но безумием было и бродить по ночному Парижу, разыскивая какой-нибудь открытый кабак. – Сюда. Фонарь надо зажечь.

Он втолкнул мальчика в какую-то подворотню и полез в мешок.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Шере покачал головой, возясь с мешком. Ветер здесь почти не чувствовался, но брызги дождя долетали в изобилии.

– Не задует, – уточнил он, спохватываясь, что Александр вряд ли хорошо его видел. Если бы небо не было затянуто так плотно, он предпочел бы и вовсе обойтись без лишнего света, только шваль всякую приманивать, но делать было нечего. Хорошо, он хотя бы озаботился подготовить фонарь, чтоб не во все стороны светил. – Ты лучше фонарь подержи, ладно?

Он вытащил затем огниво и плотнее прижался к воротам, чтобы дождь не загасил искру. С четвертой попытки фитилек, наконец, вспыхнул, и Шере поспешно прикрыл стеклянную дверцу.

– Мы пойдем сейчас потихоньку и поищем какой-нибудь кабак, – он снова вскинул мешок на плечо. – Или гостиницу. В общем, где нам откроют. Или церковь.

На последнее он, впрочем, не надеялся, да и сама мысль ему не очень нравилась. Если священик и будет на месте и пустит их, то ведь наверняка потребует, чтобы они исповедались.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.