Александр испугался, конечно, но не так, чтобы очень. Выросший в монастыре, потом живший в доме герцога, а теперь и вовсе при королевском дворе, с представителями парижского (да и любого другого) дна он никогда не сталкивался. Конечно, он видел нищих и попрошаек, знал, что на улицах надо быть осторожным, но не мог себе представить, что ему, дворянину, может что-нибудь всерьез угрожать.
Однако Доминик испугался — и это само по себе было страшно. Александр доверял своему взрослому и умному брату. Да и нож в руках оборванца был настоящим. Доминик сказал что-то непонятное, а потом еще... Бежать?! Бросить брата в опасности?! Дворяне так не поступают! Мальчик замотал головой, но его «нет» прозвучало как-то сипло.

Безумный парализующий ужас Шере схлынул, оставляя позади привычный страх – и не менее привычный расчет. Кошелек – они не заметили заплечный мешок. Куртку. Сапоги. Отпустят потом – или просто не спешат, не хотят портить одежду лишней дыркой? Он хотел бы верить в первое, но не мог.

Мешок давал им шанс. Мешок, кошелек и фонарь. Еще нож, но Шере не умел убивать, не был убийцей… Но ради Александра… Один шанс, второго не будет. Мешок одному – ведь заглянет же, отвлечется, есть же на небесах святые, а разве мальчик виноват в его грехах?.. Мешок одному, кошелек другому, третьему – нож или фонарь. И бежать, схватить сына за руку и бежать.

Один шанс, это должен был быть нож, но все в нем замирало и съеживалось от одной мысли.

- Я… я… я… Сейчас, я сейчас. Вот, – он вцепился одной рукой в ворот, а другой сунул фонарь тому, кто перевел своим дружкам его слова. – Вот. Сейчас.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

- О как! – изумился Овернец и заржал на всю улицу, на все лады повторяя «Прочь! Прочь!»

- Че? – изумился Карасик и тут же вытянул шею, пытаясь разглядеть, что это горожанин сунул Мишо-Забияке. – Эй, че?

- Эй, - взвыл Забияка-Мишо, который схватил, конечно, то, что ему бросили, и мгновением позже осознал, насколько нагрелись стенки. – Ах ты…

Разжав руки, он тут же опомнился и проворно присел, поймав падающий фонарь у самой земли. Грязные ругательства огласили темную улицу, когда он снова его выпустил.

Такой удачи Шере не ожидал, но, не успев даже подумать, сдернул с плеча мешок и кинул верзиле с ножом. Тот, оказавшись покмнее, поопытнее или просто поосторожнее приятеля, шагнул в сторону, позволяя мешку пролететь мимо. И Шере, без малейшей паузы, швырнул на землю свой кошелек. Туда, куда достигал еще свет фонаря – не назад, как думал раньше, но ведь этот, с ножом, уже почти уступил дорогу – узкий просвет у самого дома, а там… Какой-то проулок. И Шере, схватив сына за руку, что было силы дернул, увлекая за собой, в спасительную темноту. Господи, только бы не тупик! Пресвятой Доминик, только бы не тупик!

- Эй! – Карасик рыбкой метнулся к звякнувшему под ногами кошельку, сгреб его и тут же развернулся, едва не врезавшись в Забияку-Мишо. – Где?..

- Тама! - Мишо споткнулся, но не упал и даже ухитрился подобрать на ходу оброненный горожанином мешок. - Туда, ходу!

Овернец, все еще ругаясь, кинулся следом, разбрызгивая грязь и свет от фонаря.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Вечер выдался паршивый. Напиться на те гроши, которые завалялись в кошельке, не сумел бы и монах. Жану де Жискару не удалось даже захмелеть. Беды, конечно, в том не было: завтра обещали расплатиться за одно дельце, которое и особых сил-то не отняло. Тогда хватило бы и на выпивку, и на дрова. Но это завтра, а пока предстояло тащиться в тесную комнатушку, где даже из камина тянуло сыростью. Тьфу. Надо ли удивляться, что Жискар не спешил с возвращением домой.
Задерживаться в лабиринте ночных улиц тоже, впрочем, не хотелось: сырой воздух пробирался липкими лапами за ворот и в рукава. Жискар шел, положив руку на эфес шпаги, стараясь держаться ближе к середине улицы, чтобы не напороться ни на какой сомнительный сюрприз в затененных углах.
Но этой ночью неприятности, похоже, поджидали кого-то иного. Мальчишеский голос, крикнувший что-то вроде "Прочь с дороги!", и ответная брань донеслись с улицы, на которую Жискар как раз собирался свернуть из тесного темного проулка. Крики сопровождались топотом ног.
- Что за чертовщина, - удивился Жискар, не усмотревший в происходящем никакой причины поворачивать обратно.
Еще шаг - и перед ним предстал выход на улицу, по которой метались пятна света от болтающегося фонаря. Двое человек бежали в его сторону. Они лишь на мгновение очутились на свету, но этого хватило, чтобы Жискар заметил: один еще совсем мальчишка. Похоже, он и требовал, чтобы у него убрались с дороги. Какой-то юный дворянчик, привыкший, что перед ним низко кланяются конюхи да садовники, вышел ночью на улицы Парижа. Ха-ха.
Сплюнув, Жискар шагнул в сторону, туда, где тень от домов сгущалась до почти осязаемой темноты. Обычно он не в свои дела не лез, если ему, конечно, за это не платили. Но уж больно не нравился ему всякий сброд, скалящий зубы на дворян.
Двое проскочили мимо, и Жискар даже не был уверен в том, что его заметили. Зато его смогли разглядеть остальные: он заступил преследователям дорогу, приветственно выставив вперед шпагу.

Отредактировано Жан де Жискар (2016-09-18 10:50:51)

Вмешательство доброго самаритянина пришлось как нельзя более кстати, потому что Шере, как всякий человек, который проводит большую часть своего времени под крышей, бегать умел плохо, а нестись куда-то сломя голову по темному парижскому проулку никогда не было безопасным занятием. Что-то подвернулось под ногу: то ли мокрая глина, то ли какие-то отбросы. Шере успел разжать пальцы, сжимавшие запястье сына, но руки выставить вперед по настоящему не успел и от души приложился не только коленкой, но и локтем.

- Беги! - выдохнул он, торопясь подняться. Кто бы не встал на пути трех головорезов, соотношение сил ему не благоприятствовало, да и сам он мог оказаться всего-навсего таким же грабителем.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Коротко лязгнуло железо и лезвие повело в сторону: шпагу пытались отбить ножом. Хороший прием, если в другой руке клинок подлиннее. А если нет, то такого дурня стоило бы прикончить просто из милосердия. Но Жискар не был склонен к милосердию. Зато указать отребью, где его место, было бы неплохо.
Лезвие шпаги по дуге обошло руку противника и располосовало ее от запястья едва не до локтя. Жискар ногой отбросил нож, выпавший из ослабевших пальцев, быстро отступил в темноту и, держась в тени, несколько раз кольнул барахтавшихся на земле людей. Колол неглубоко, но ощутимо. По сути, то же самое "прочь с дороги", только на более понятном им языке.

Шере сумел к этому времени также подняться на ноги. Первым его порывом было вновь обратиться в бегство, но почти сразу он осознал, что толку от этого не будет: слишком болела ушибленная коленка. Александр, судя по всему, по-мальчишечьи рвался в бой, и все, что Шере мог сделать, это схватить его за плечо. И тут же, спохватившись, превратить это движение из попытки удержать в поиск опоры.

- Колено ушиб, - шепнул он со страдальческим видом, хотя что было видно в темноте. – Пройдет. Эти мерзавцы… Благодарю вас, сударь. Мы оба… мы вам оба чрезвычайно признательны.

Длинная шпага, так внезапно и так кстати пришедшая им на помощь, ясно указывала, что незнакомец был дворянином, и поэтому произношение и интонации Шере сейчас указывали на человека образованного – как если бы он говорил с Лампурдом.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

- Это наше, - отозвался Александр, заботливо поддерживая Доминика. - Спасибо. Вы нас спасли...
Убедившись, что брат стоит на ногах, он повернулся к незнакомцу.
- Шевалье дю Роше, к вашим услугам, - мальчик вежливо поклонился, ни на миг не задумавшись о том, что не стоит называть свое имя первому встречному на ночной улице. Его учили быть благодарным, и перед ним был дворянин.