Свое загадочное и мрачное название, "Три висельника", трактир получил почти десятью годами ранее, когда прежний его хозяин, мэтр Жерар Винье, и двое его сыновей отправились на каторгу за убийство сборщика налогов. Соседи, поохав и поахав, предсказали трактиру скорое разорение, а жене мэтра Жерара, Маго, плачевное существование и смерть в канаве, если та не послушается старших и не пойдет батрачкой или служанкой в дом побогаче. Маго сделала по-своему, и предсказания соседей в некоторой мере сбылись: жалкая смерть ей пока вроде не грозила, но жили они с пасынком, Пьером, почти что впроголодь и все время опасались, что в один из дней не останется кур на заднем дворе, вина в подвале, фасоли и муки в кладовке… что настанет тот день, когда случайных проезжих не будет слишком долго, а долгов наберется слишком много. Если бы у Маго была, как прежде у мэтра Жерара, еще одна пара здоровых рабочих рук, она занялась бы постепенно дичающим вторым виноградником и начала бы продавать вино на сторону, но соседи неизменно требовали слишком много и непременно вперед.

Появление Анрио было в таких обстоятельствах прямо-таки даром свыше, и она, заверив сборщика яиц, передавшего записку от Мари-Клод, что она будет рада и счастлива приютить у себя ее племянника, приготовилась уже считать дни до его появления, когда внезапно он возник у нее на пороге в следующий понедельник.

- Перво-наперво, - велела она, когда они стесненно поздоровались, поговорили о здоровье Мари-Клод и множества других родственников, осмотрели дом и она познакомила его с Пьером, показала ему его закуток и объяснила про собаку на дворе, - ты по-французски не бе, ни ме, а то я от тебя никакой работы не увижу, соседи заболтают. Во-вторых…

Маго досчитала так до трех, а потом и сама не заметила, как принялась болтать уже по-свойски, все-таки женщина она была хорошая и зла кузену не желала, а что про мужа своего и пасынков сразу не рассказала, так это потому что забыла - все же десять лет уже прошло, и ей в голову не пришло, что той истории кто-то еще может не знать.

Об этом она сейчас и думала, стоя в дверях кухни и глядя, как Анрио замешивает тесто - эту работу она перепоручила ему сразу, все же булочника сын. Смотрела на него и вспоминала, как средний пасынок ее, Жан-Жак, вот так же тесто месил. Не иначе как сердцем почуяла, а то с чего бы вдруг вспомнила?

- Слышь, - сказала она внезапно, - Анрио. Ты ж про мужа моего знаешь?

Отредактировано Провидение (2020-08-08 13:23:32)

Маго испустила такой глубокий вздох, что белобрысая прядь, выбившаяся из-под ее чепца, затрепетала в такт. "Помер, пять лет, как помер", - говорила она всем, кто спрашивал, вот и до Анрио добралась история, а только что толку - все одно соседи расскажут, как разберут, что не такой уж он чужак.

- Это, - тоскливо сказала она, - всем, кто спросит, ответишь. А на деле-то…

Нет, тяжело было Маго как на духу рассказывать, да еще такой хороший парень оказался - а ну как уйдет? Узнает, как дело было, и уйдет, потому как кому такая как она нужна, не вдова и не мужняя жена?

- Может, и помер, конечно, - рассудительно продолжила она, - только я об этом ничего не знаю, потому как ежели галерник помирает, так с галеры весточку не пошлют.

Главное было сказано, и Маго затаила дыхание.

Маго испустила вздох облегчения и вытерла взмокшие ладони об передник. Нет, понятно: было бы куда пойти, не отправился бы парень к дальней родственнице, да еще такой, что сама трактир на парижской дороге держит, но на душе у Маго полегчало так, будто ей сам Папа римский отпущение грехов дал. Это ж надо же как - всего пару дней прожил у нее кузен, а у нее уже сердце замирает, когда ей в голову приходит, что он уйти может. "А все потому, - подумала Маго так внятно, словно перед соседкой оправдывалась, - что душевный парень очень".

"Ага, - согласилась мысленная кумушка Анна, - и на вид приятный, соседушка".

Трактирщица нахмурилась и выставила вперед острый подбородок, намереваясь указать нахалке, что она, Маго, мужняя жена и никогда никакого повода ни в чем себя заподозрить не давала, когда вопрос Анрио отвлек ее.

- Десять лет дали, - нащупав ускользнувшую прядь, она поспешно заправила ее обратно под чепец. - Дурное то было дело, Анрио, ох, дурное. Но те десять лет… они ж зимой еще вышли. В декабре, я ж тогда ждать начала.

Не ждать она начала, конечно, а бояться - каждого стука в дверь, каждого крика со двора, стука копыт и скрипа тележных колес. Рождество миновало, боялась, и Трех Царей проводили, боялась, и Великий Пост наступил, тоже боялась… лишь к светлой Пасхе начало отпускать, поверила: не вернутся они.

Маго метнула на молодого человека быстрый взгляд и тут же его отвела. До чего же хороший парень был, прямо слов нет! Вот признали бы Жерара мертвым, так ведь нет, семь лет еще велели ждать! А то бы чего плохого, ей еще тридцати нет, а мужская рука дому нужна… Кабы не был Пьер ей пасынком, может, приветила бы его, он был не прочь, намекал даже, но на этакий грех Маго бы не пошла, это же почти что с родным сыном лечь!..

- Слышь, - сказала она, снова вытирая руки об передник, - рубашку вечером дай, заштопаю. На плече - ты что, сам штопал, что ли?

От смутных мыслей Мари в следующие два дня перешла к твердому осознанию, что Анри ей здорово по сердцу и что Господь его ей послал не случайно, давно ж пора о муже подумать, а то этак деток завести не удастся, и так уже перестарок почти! Переходя от раздумья к делу,  в пятницу после мессы Маго задержалась в церкви и, теребя передник, спросила у кюре, как же так, когда уже десять лет от Жерара вестей не было, чего ж тут еще ждать? Ошарашенный ее напором кюре пообещал подумать, и Маго, не ожидавшая, что он так легко уступит, со всех ног устремилась к трактиру, где оставила на хозяйстве Анрио.

Все, что она собиралась сказать кузену, вылетело у нее из головы, когда, войдя в ворота, она увидела посреди двора знакомую кряжистую фигуру, стоявшую в той же хорошо знакомой ей позе - обе руки на бедрах, подбородок выпячен, правая нога выставлена вперед - даже презрительная ухмылка, кривившая полные губы была все той же, так что она не сразу сообразила, что это не Жерар стоит, глядя на вышедшего на крыльцо Анрио.

- Жан-Жак! - ахнула Маго, чувствуя, как замирает все внутри, и торопясь отвести грозу. - Никак ты!

Жан-Жак развернулся, смерил ее таким презрительным взглядом, будто это она  стояла в лохмотьях, грязная и заросшая, и процедил сквозь зубы:

- Ишь ты! Жива еще, надо же. А это кто будет? Нешто Пьер?

- Анрио это, - прошептала Маго, изо всех сил стискивая край передника. - Кузен мой, помогает… третьего дня…

Закончить она не смогла, и Жан-Жак пренебрежительно сплюнул.

- Полюбовник никак? Ну ты… - слово, которым он обозвал ее затем, окрасило ее бледные щеки пятнистым румянцем, а Жан-Жак уже поворачивался к Анрио. - А ты выметайся, ты…

Маго задохнулась, услышав новый поток грязной ругани.

Маго взглянула на кузена с восхищением и благодарностью, но свойственный ей здравый смысл сразу напомнил о себе, и она, всплеснув руками, воскликнула:

- Бог ты мой, ты же голоден, верно! Голоден и устал! Пойдем, пойдем внутрь! И Пьер тебя так ждал! Анрио, что у нас есть?

Окровавленный нож в руке кузена сообщил ей, что Анрио уже зарезал и ощипал какую-то птицу - может, каплуна, а может, даже и гуся. В другое время она живо бы ему напомнила, что нечего с разделкой спешить: как кто придет, да потребует жаркого, так и успеется, а то вчера к ним кроме деревенских да пары случайных проезжих никто не заходил, и мало ли что позавчера было! Но сейчас Маго была счастлива, что птицу осталось только пожарить, а может, уже и похлебка варится свежая?

Жан-Жак, впрочем, не обратил на нее ни малейшего внимания:

- Что сделаю? - гнусаво повторил он, ухмыляясь во весь щербатый рот. - Да хоть к сеньору нашему пойду. Такое дело, скажу, вернулся хозяин домой, наследник, так сказать, так его отца покойного сука да хахаль ейный и на порог не пустили, ножом тычут. По закону все.  - Тон его неожиданно изменился, став из ядовитого почти заискивающим: - А что, она тебе наплела, что хозяйка тутошняя? Наврала, мил-друг, мой это трактир, а у ней только платье, что на ней, да что под ним.

Маго опустила голову. Наврала, выходит, и вправду наврала, а ну как выгонит ее Жан-Жак, ведь может же? Ежели Жерар умер…

Сразу две мысли разом пришли ей на ум, и она застыла, ошеломленная, смешно приоткрыв рот.

Ежели Жерар умер, так она вдова.

А откуда Жан-Жак то знает?

Третья мысль была черная-черная: а ведь ежели и Жан-Жак умрет, то все Пьеру достанется, а Пьер…

Об этом Маго себе думать запретила, грех такой, и поди знай, кому достанется - Пьер-то у Жерара тоже пасынком был, второй его жены сыном от первого брака.

Жерар ухмыльнулся и довольно похлопал себя ладонью по груди.

- Тащи похлебку, - велел он мачехе и повернулся к Анрио. - А ты иди пока, одежу мне какую поищи. Ишь, распустились тут без пригляду.

- Жан-Жак, - робко спросила Маго, - а ты точно знаешь, что отец… что умер он?

Жан-Жак оскалился.

- Молилась небось, сука, чтобы сдох он? Так я-те точно скажу, и он, и брательник мой, один я уцелел. А ну, иди сюда!

Маго робко подошла ближе, и Жан-Жак ухватил ее за подбородок, поворачивая ее лицо то вправо, то влево.

- Ишь, ничего еще! Давно у меня бабы не было!

Маго попыталась высвободиться, и он грубо ухватил ее за локоть.

- Да-да, убери руки, - поддержал Анрио один из вышедший на двор крестьян, тут же, впрочем, стушевавшийся, когда Жан-Жак, отпустив трактирщицу, обернулся к зрителям.

- А вы чего пялитесь? - рявкнул он. - Хозяин пришел, хозяев не видели? При-шел! И что я вижу? Бардак развела, не приличное место, а проходной двор!

Он снова развернулся к Анрио, упирая кулаки в бедра, набычился и смерил его яростным взглядом.

- А ты, парень, не распускай язык! Я не тряпка, как Маго, терпеть не стану, мигом выгоню! Таких работников как ты на два су что травы в лесу! Не вишь, - он всунул грязный палец в дырку на своей засаленной донельзя холщовой куртке, - дырка? И тут, - он шлепнул по почти отошедшей заплатке на локте и продолжил тыкать в прочие свидетельства своего плачевного состояния на штанах и даже на рубахе, - и тут, и тут! Тащи что надеть, ты! Ножом, вишь ты, размахивает!

- Анрио замечательный работник, - прошептала Маго, но ее пасынок ее словно не услышал.

Жан-Жак побагровел и, стискивая кулаки, шагнул к молодому человеку.

- Я здесь хозяин! - рявкнул он. - На моих глазах они подохли, оба! Оба подохли и в море их шваркнули! А ты, сволочь языкастая, привык, видно, службу свою под ейной юбкой справлять!

- Не было такого! - вскрикнула Маго, прижимая ладони к побагровевшим щекам. - Стыд-то какой, Жан-Жак! Я ж твоего отца жена, как у тебя язык-то повернулся!

Она обернулась к соседям, но те, как водится, молчали и не двигались с места - Маго была не здешней, из соседней деревни, и то из беднейшей семьи, младшая дочь, только вторую рубашку в приданое принесла и рада была, что взяли, хоть и третьей женой и мачехой к двум взрослым остолопам и одному десятилетке.

Маго даже отшатнулась.

- Да разве ж так можно? Что ты такое говоришь-то?

Пасынка из родного дома гнать - да кто ж она после этого будет? И что ей потом соседи скажут? Не скажут даже - отвернутся все! Кто она, нищая чужачка, и кто он! А если он и вправду к бальи пойдет? И ясно же, что тот скажет! Даже если бы это Пьер спорил, не в его пользу бы решили - вот он, родной сын, вот его слово, а был бы жив Жерар, давно бы заявился, а коли живой, то сам придет, а сын ему всяко трактир лучше сбережет, чем баба…

Маго мазнула взглядом по хищно-заинтересованным лицам соседей, не нашла в них и малой толики сочувствия и пообещала себе, что впредь, ежели будет на то Божья воля и не выгонит ее Жан-Жак из дому, ни единого глотка больше никому в долг не нальет.

Сам Жан-Жак про нее явно забыл:

- Ах ты ж сукин сын! Кто я тебе, судейский, что ли, доказывать? Сам докажи, что твой отец тебя зачал, а не прохожий какой! А я срок свой отбыл честь по чести, и мой это дом, потому как батя еще на второй год скончался! И Жан-Пьер помер - три года назад помер, один я остался, а тут, - голос его снова сделался нарочито плаксивым, но в глазах по-прежнему горел яростный огонь, и кулаки оставались сжаты, - из родного дома погнать решили!

К соседям и вышедшему тихонько на крыльцо Пьеру он стоял спиной, и те никак не могли заметить, насколько внимательно он глядит на нож в руке Анрио - как человек, готовящийся ударить.