Дон Диего, прыгавший на одной ноге, тоже пытаясь избавиться от штанов, хихикнул и едва не сел на песок, очевидно, представив важных мадридских сеньоров, через слово поминающих совиных тетушек. И лицо дона Адриана осветила теплая и чуть озорная улыбка:

- Совиным отцом и его теткой меня пугала матушкина горничная, когда я плакал, - он успел раздеться раньше приятелей и теперь, стоя в одной рубахе, выжимал мокрую одежду: - Мол, совиный отец услышит, решит, что со мной дурно обращаются - и унесет меня в свое гнездо.

- Он же обычно ворует хорошеньких девиц, - дон Диего поперхнулся смехом. - Или мне изменяет память?

- Я и был хорош... - начал было дон Адриан, но Диего замахал руками, пробулькав что-то нечленораздельное, и баск снова улыбнулся: - Ладно, ладно, девиц он тоже ворует. Но чаще подбирает на улицах бедных ребятишек - нищих, малолетних шлюх, учеников, которых мастера бьют смертным боем. Сажает их себе на спину и уносит в свое гнездо, где их больше никто не будет обижать.

— Эти истории рассказывали в племени моей матери, — взгляд баска вдруг затуманился. — Мне всегда хотелось в них верить. И однажды, когда отец сильно поколотил меня за... за один проступок, я даже рассыпал на полу своей спальни совиные перья и открыл ставни — будто улетел, а сам спрятался в чулане и ждал, что будет. А потом, — Адриан снова повеселел, — потом я там заснул, а меня всю ночь искали со слугами и альгвасилами по всему городу.

— У вас был уже запас совиных перьев, — отметил каталонец — с серьезностью, вовсе в нем непривычной. Поднявшись, он наклонился к костру, выбрал порцию мяса и протянул дону Адриану, удерживая горячую шпажку полой рубашки. — А сегодня к вам прилетела корова. Или, по крайней мере, ее часть.

— Перья хранила мать, на счастье, — дон Адриан с благодарным кивком принял угощение.

А дон Диего, заикнувшийся, что летающие коровы, притом жареные, ему куда больше по душе, чем всякие совиные отцы, тетки и прочие родичи, внезапно понял, что дон Луис, сидевший у костра, так и не разделся.

— Бога ради, кузен, не сидите в мокром! — ахнул он.

Луис ответил ему испепеляющим взглядом, и Диего совершенно растерялся, вспоминая, каким стеснительным стал его родственник, когда речь заходила о наготе.

— Гюль меня самого зажарит на медленном огне, — он сокрушенно покачал головой.

Алехандро, рассыпаясь в преувеличенных извинениях, вручил другую шпажку дону Диего и направил третью на дона Луиса с таким видом, словно собирался атаковать.

— А вам не дам, — ехидно пообещал он. — Кто сидит в штанах, тот что, слишком хорош для коровьей задницы? В позицию, сеньор! Или — из штанов! А кто такой Гюль?

Дон Луис рассмеялся, но снимать штаны не спешил. И дон Адриан шагнул к нему, держа шпажку в одной руке.

— Мы его сейчас быстро разденем! В четыре... нет, в три руки, — он помахал куском говядины на шпажке. — А Гюль — премилая девочка. Только за своего сеньора готова любого порвать в клочья. Ну, раз-два взялись? Дон Диего, дон Алехандро?

— Сдаюсь! — выдохнул смеющийся дон Луис, прежде  чем кто-нибудь успел к нему прикоснуться. — Отвернитесь, сеньоры!

- За упокой души прекрасной доньи Коровы, - дон Адриан поднял бутылку, и дон Луис, державший в одной руке мокрые штаны, отсалютовал ему шпажкой. И если дона Диего несколько разочаровал финал истории, то он предпочел не подавать виду.

- Пригоревшая говядина совсем неплоха, - сказал он с набитым ртом, - подхватил с земли свои штаны и пришел в ужас оттого, что на них налип песок.

- Потом отряхнете, когда высохнут, - посоветовал дон Адриан и отправился помогать дону Алехандро. Ну, или лезть ему под руку - это как посмотреть.

- Диего у нас самый нарядный, Луис - самый благородный, я... - он вернул каталонцу одну шпажку, и его улыбка снова стала озорной: - Ну, допустим, самый красивый, хотя это неправда. Но вы? Ни за что не поверю, что вы - дурак. Или стойте, - он постучал концом шпажки себе по лбу и засмеялся: - Это я дурень, а вы - красавец. Так будет лучше!

— Нет. — Улыбаясь, каталонец поднес ко рту возвращенную ему шпажку — то ли чтобы просто коснуться зубами закопченного металла, то ли и вправду найдя на ней еще кусочек мяса. — Может, самый умный — но точно дурак. Вы помогаете?

Все так же улыбаясь, он повернул шпажку так, чтобы дону Адриану было удобно надевать на нее куски мяса.

Адриан вытащил из корзины кусок говядины и задумчиво повертел его в пальцах, прежде чем насадить на шпажку.

- Один мой знакомый француз рассказывал, что у него на родине "дураками" называют тех, кто не отдает предпочтения ни одному из полов, а любит равно женщин и мужчин... - баск отвернулся, потянувшись за новым куском мяса.

Адриан, сидевший на корточках, подался было вперед, вздохнул полной грудью, но тут же отстранился и, в свою очередь, оглянулся на друзей.

Ни Диего, ни Луис, кажется, ничего не заметили. Еще мгновение они с доном Алехандро держались за этот несчастный кусок мяса, как два идиота, а потом Адриан разжал пальцы и смог, наконец, перевести дыхание:

- А в Севилье "дураками" называют мальчишек, которые пляшут фолию. Вы видели когда-нибудь, как пляшут фолию, дон Алехандро?

— Никогда, — каталонец также отстранился. Но если теперь он опять улыбался, то кусок мяса на шпажку он надел не с первого раза. — Но до Жирного вторника еще жить и жить.

Он тоже снова покосился на двух друзей, и его улыбка стала чуть виноватой. Но руку он протянул снова.

- Значит, будем жить... - медленно ответил баск, протягивая Алехандро пустую ладонь, словно забыв о мясе. - Я не обещал вам поединка, помните? И  купания в речке тоже не обещал, но устроил и то и другое. И теперь хотел бы извиниться, - он сглотнул, и кадык у него нервно заходил: - Я обещаю вам танец в Жирный вторник. Фолию. Удовлетворит вас такое извинение, дон Алехандро?