0. ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

Не секрет, что в реалиях средневековья и эпохи Возрождения, в отсутствие адекватной анестезии, гемостаза и антисептики, а также по большинству безграмотной медицины, можно было умереть практически от любой, даже самой пустячной раны. Особенно если некий высоколобый ученый муж по всем заветам Сорбонны принимался лечить ее кровопусканиями, желчными мазями и прочими прелестями, которые были в большом ходу, да еще в условиях полнейшей антисанитарии и при убеждении, что свежий воздух губителен для больных.

Складывалось бы впечатление, что до 19 века люди жили до первой царапины и дисциплинированно укладывались в гроб, случись им порезаться при бритье. Однако существует множество доказательств обратного. И не только документальных (как известно, бумага терпит все, а привирать и приукрашивать люди любили во все времена), но и вполне физических свидетельств. А именно – останки людей, живших еще многие годы после самых разных ранений и даже операций. Про них во множестве можно прочесть и посмотреть на просторах интернета или взглянуть своими глазами во многих музеях медицины и антропологии. В том же широко известном собрании Костинице (Кутна Гора, Чехия) представлены черепа и кости, хранящие прижизненные повреждения самого разного вида, с признаками начального заживления, полноценными костными мозолями и прочими деталями.

Факт остается фактом: Франциск II умер от воспаления уха, Карл VIII – саданувшись лбом об дверной косяк, Фредерик, принц Уэльский – от попадания обычного крикетного мяча куда-то в область торса, и в то же самое время некий чешский имярек, чей череп украшает часовню Костинице, жил еще лет двадцать, после того как ему снесло четверть свода черепа ударом не то топора, не то алебарды, судя по состоянию краев дыры, другой имярек, оттуда же, судя по виду его ребер, тоже прожил немало, после того как получил дыру в груди размером с детский кулак, а уж о том, сколько народу умудрились благополучно пережить разного рода ампутации в условиях полнейшей антисанитарии и отсутствия обезболивания, я вообще молчу.

Возникает вопрос – как? Как в одну и ту же историческую эпоху, человек мог выжить при ампутации ноги и умереть от вросшего ногтя? Как можно выжить, получив сквозную рану в грудь, и умереть, порезавшись при бритье?

Вот так. Можно.

Наш организм устроен невероятно сложным и очень остроумным образом, так что любой пустяк может спровоцировать страшные последствия, и наоборот – даже самые страшные повреждения могут обойтись совершенно смехотворными последствиями. Слишком много всяких факторов и моментов, разная комбинация которых может дать совершенно разные результаты.

В реалиях средневековья и эпохи Возрождения, жребий любого раненого или больного определялся лишь одним критерием – везением. Повезет ли получить рану в такое место, где не окажется жизненно важных структур, повреждение которых способно убить в ближайшие минуты/часы. Повезет ли заполучить врача, который будет опираться не на дубовые устои Сорбонны с их инквизиторскими методами и полнейшей безграмотностью в отношении анатомии и физиологии, а на труды Везалия, опыт ученых Востока и веками накапливаемый багаж знаний травников и умельцев из народа. Повезет ли быть достаточно здоровым изначально, чтобы пережить не только рану, но и лечение, которое само по себе было травматично и опасно. Повезет ли избежать тысячи возможных последствий, которые могут наступить, а могут и не наступить. Короче говоря – вопрос чистого везения.

И то, что в дальнейшем я буду говорить о характеристиках ран, имеет очень большую погрешность именно в вопросе везения. Поэтому даже к самим словам "излечимо, не фатально, легко, и т. п.", необходимо присовокуплять мысленное "если повезет". В роли везения для персонажа выступает, соответственно, автор, который и должен обеспечить (и не полениться прописать) необходимые счастливые обстоятельства. Не следует, также, забывать о совершенно нерушимых постулатах, с которыми уже никакое везение не справится, и придется повиноваться неизбежным законам физиологии.

II ОБЩЕЕ.

Главные проблемы любых, даже самых пустячных ран, составляют три их неизбежных спутника, три чудовища хирургии, имя которым Боль, Кровотечение и Инфекция. Чудовища эти подстерегают абсолютно каждого раненого. Накидываются на жертву в самый момент получения раны и сопровождают до финального момента выздоровления. Иногда умеют прикидываться ветошью, вроде бы их тут и не стояло, пережидать и накидываться снова. Могут подступить не сразу, а вцепиться в жертву, когда она уже думает, что все страшное позади. Короче, очень изобретательны.

1. БОЛЬ.

Физиология боли зависит от ранящего оружия, места нанесения раны, порога терпимости человека и эмоционального состояния на момент получения раны. Чем более "взвинчен" человек в момент получения раны – страхом ли, гневом ли, или чем-то еще – тем менее остро ощущается боль непосредственно в момент ранения. Адреналин является превосходным анестетиком, однако имеет весьма кратковременное действие. Поэтому, когда спадает эмоциональный накал, боль возвращается немедленно.

Боль каждый человек испытывает и описывает индивидуально. Порог терпимости также у всех разный, кто-то потеряет сознание, порезавшись во время готовки, а кто-то и выдирание зубов без анестезии может вытерпеть. Более того, болевой порог – величина непостоянная даже у одного и того же человека и сильно зависит от целого букета факторов (сопутствующие обстоятельства, эмоциональное состояние, мотивация, физический статус на текущий момент). К примеру, одна и та же женщина способна выдержать интенсивнейшую боль при родах, безо всякого обезболивания, и она же – считать нестерпимой боль при обработке обыкновенной ссадины. Поэтому не следует отождествлять уровень болевого порога с душевной стойкостью и записывать персонажа в терминаторы, не желая показаться сопляком. Ярлыки – зло, и ярлык "крутые парни легко переносят боль" – зло вдвойне.

Более того, существует понятие, тем более не зависящее от душевных сил человека и определяемое чистой физиологией, а именно – шок. Для простоты понимания часто употребляется выражение "болевой шок", хотя эта формулировка неточна – помимо боли в этом оркестре играет много равнозначных скрипок (кровотечение, нарушение функций организма, выделение большого количества медиаторов, влияющих на работу сердца и т. п.), и правильнее называть такой шок травматическим. Так вот, хоть умереть от самой по себе боли физически невозможно (достигая запредельных высот, она просто отключает сознание), то вот умереть от шока легче легкого. Не буду грузить деталями вроде стадий и степеней, скажу совсем грубо – шок проявляется нарастающим угнетением нервной и кровеносной систем. А именно – стремительно падает давление, взлетает и теряет наполнение пульс, мозг получает меньше кислорода, соответственно, сознание становится все более приглушенным, и, будь персонаж хоть Кротон Милонский или индийский йог, самопроизвольно излечиться "просто отлежавшись" у него нет абсолютно никаких шансов.

Выдрать пациента из шокового состояния средствами, доступными в 17 веке, это поистине личный подвиг врача и божье чудо в одном флаконе. Поэтому, описывая ранение, стоит задуматься, а сумеет ли персонаж пережить не только ранение, но и лечение. И какой незабываемый опыт он при этом получит. Ну и, разумеется, как уже говорил, стоит заранее продумать для него подходящего лекаря, потому что какой-нибудь среднестатистический мимокрокодил-монах такого подвига не потянет.

Еще не следует забывать о том, что боль существует не только в месте раны. Она обладает свойством "растекаться", иррадиировать в смежные области, по ходу мышц и нервов, и обратно – аукаться в ране даже при движении, казалось бы, несвязанных групп. К примеру, при переломе ребра – при вдохе боль прошивает грудную клетку полукольцом от позвоночника до грудины, а на самой "глубине" выдоха, аукается острой колющей болью четко в месте перелома. Еще пример – при ране в плечо боль в ней отдается даже при попытке сжать кисть в кулак, и т. п..

Боль, также, имеет тенденцию растекаться "вглубь" и усиливаться на второй день после ранения/травмы куда сильнее, чем в первый (исключением являются уже фиксированные переломы).

Борьба с болью была делом непростым.

Бытует мнение, что до изобретения хлороформа пациентов при обработке ран, и особенно при ампутациях, анестезировали при помощи удара по голове (видел даже милую карикатуру на эту тему) или убойных доз алкоголя. Конечно, были деятели, прибегавшие к обеим методикам, рекомендация напоить пациента встречалась и в литературе, но от такого "обезболивания" куда больше вреда, чем пользы. Хотя бы потому, что трудно так рассчитать удар, чтобы не угробить пациента окончательно. Алкоголь же обладает свойством расширять сосуды, чем многократно усиливает кровотечение. Да полностью отключить у человека способность воспринимать боль так, чтобы он не почувствовал, как ему конечность отпиливают (к примеру), алкоголь способен, лишь если напоить пациента до полного бесчувствия, а во всех остальных случаях – разве что слегка заглушить боль, что полноценной анестезией никак не является.

Поэтому главным подспорьем средневекового лекаря при обработке ран были все-таки кляп и пристяжные ремни.

В процессе дальнейшего лечения арсенал обезболивающих средств был все же пошире. Не знаю, многие ли лекари в те годы в Европе могли позволить себе редкую и дорогую опиумную настойку, подозреваю, что очень немногие. Было, правда, множество альтернатив – многосоставные самопальные анестетики на основе маковых коробочек, белладонны, болиголова, а то и аконита, с которыми экспериментировали аптекари. Справедливости ради надо сказать, что некоторые такие настойки действительно способны оказать обезболивающее действие, но при этом являются лотереей из разряда "угадай дозу", где с вероятностью процентов в 80 вместе с обезболиванием (а то и вместо него) получится тяжелое отравление.

Поэтому в общеупотребительном ходу больше были простые средства. Лед, холодная вода, тяжелые и плотные мешочки с песком не отключали сознание и, разумеется, не обезболивали полностью, но помогали снять основную остроту. Немалую помощь оказывали также различные успокаивающие микстуры на травках и, как ни странно, молитва. И дело даже не в эффекте плацебо и психотерапии, которые тоже имели место быть, но и в том, что эндорфины, выделяющиеся при молитвах у людей истинно верующих, по механизму своего биохимического действия схожи с опиатами и действительно могут быть мощными анестетиками. Остается только пожалеть, что людей, способных наслаждаться беседой с Богом, забывая о себе, во все времена было немного.

3. ИНФЕКЦИЯ.

Самое коварное из всех трех чудовищ, способное причинить много хлопот даже сейчас, а уж в рассматриваемые времена тем более. Если два предыдущих набрасываются на жертву в открытую, то это проползает незаметно, надежно укрепляет позиции и лишь потом заявляет о себе. Причем сплошь и рядом делает это даже тогда, когда уже кажется, что все плохое позади. И во времена отсутствия антибиотиков такое вот заявление было куда как серьезно. Можно легко представить себе любого раненого, которому лекарь объявляет, что ему повезло, клинок (или пуля) чудом не задел ничего жизненно важного, кровь остановлена и теперь надо только лечиться, молиться и все будет хорошо, как вдруг через пару дней рано радовавшегося беднягу начинает поджаривать в лихорадке, рана воспаляется, гниет, и умирает он долго и мучительно, от сепсиса, отключившихся почек и спекшихся мозгов, RIP, дорогой товарищ эры антисанитарии.

А ведь антисанитария была и вправду чудовищной. И речь не об эстетической стороне дела, а о сугубо медицинской. Ведь даже до самой мысли о том, что лекарю следует вымыть руки, перед тем как обрабатывать рану, человечество дозреет лишь через два века. И за эту революционную идею, как и за идею оперировать в специальной чистой одежде, оба автора этих идей загремят по шизиловкам, все в том же 19 веке. Поэтому ни единой "чистой" в современном понимании раны не существовало. В дополнение к тому зоопарку микроорганизмов, который попадал в любую рану на оружии, на клочках одежды, волосах и с прикосновением рук, инфекцию при любой перевязке заносили и руки врача, его инструменты и перевязочный материал, которые, разумеется, на ум никому не приходило предварительно прокипятить. И даже восточная традиция прокаливать инструменты в огне перед работой – не получила широкого распространения, потому что от такого обращения многие инструменты быстро портятся, а заказывать новые слишком затратно и по карману не всем.

Впрочем, обеззараживать раны пытались и тогда, даже не зная о природе инфекции как таковой, просто с целью "очистить", и даже часто – с успехом, раз довольно сносный процент раненых все-таки умудрялся выживать. Очищали по-разному, в зависимости от уровня умений, познаний, фантазии или зловредности врача. Кто-то использовал воду (обычную, кипяченую или святую), кто-то – мочу (человеческую или коровью/свиную), а кто-то – кипяченый (а то и кипящий) уксус и/или крепкий алкоголь (дезинфекция обеспечена, зато дополнительный болевой шок и дополнительное повреждение тканей). Зачастую от такого "очищения" рана, как и в случае прижигания каленым железом, превращалась, по сути, в ожог, только не термический, а химический. С теми же последствиями – трудным и долгим этапом отторжения некротических масс и долгим и трудным заживлением.

Раневое отделяемое, некротические массы и корки – превосходная пища для бактерий всех сортов. Попав в рану, да еще под плотной повязкой без доступа воздуха, могли развиться и самые опасные виды бактерий, включая анаэробные, приводившие к гангрене. Инфекция также могла попасть в рану и "задремать" в ней, а потом, уже после выздоровления, внезапно проснуться и дать о себе знать, сформировав на месте бывшей раны гнойный абсцесс или вызвав заболевание.

Как же, в таких условиях, все-таки отмечены в литературе немало случаев, когда раны заживали без неприятных сюрпризов в виде воспаления, нагноения и прочих милых последствий?

Ответов вижу два. Первый – все то же везение и действительно знающий лекарь. Второй – весьма вероятное предположение о том, что иммунитет людей, живших в эпоху тотальной антисанитарии, был несоизмеримо более мощным, нежели у наших современников, и многие современные патогены тогда воспринимались как безобидные сапрофиты.

Однако не следует забывать, что подавляющее большинство ран все-таки заживали с осложнениями и именно из-за инфекции, и то, что сегодня заживает за неделю или дней десять, могло уложить человека в постель на многие месяцы, а то и в гроб, на гораздо дольший срок. Поэтому сроки излечения от любых ран, которые я иногда буду приводить, следует воспринимать с поправкой "идеальные", то есть – избежавшие гнойных осложнений.

Проявлений у инфекции два – местное (воспаление) и общее (лихорадка).

Вообще, следует уточнить. Признаки местного воспаления (покраснение краев, их припухание и потепление, боль и нарушение функции вокруг раны) и небольшая лихорадка встречаются всегда, и при совершенно чистых ранах в том числе. Это обычная реакция организма на свое повреждение, поскольку живая ткань – все-таки живая, и рана – это не дырка в бумаге или деревяшке, а нарушение целостности живого организма, который немедленно выдает соответствующую реакцию. Стягивает к месту повреждения кучу ресурсов в попытке самоочищения раны и приводит все силы в состояние повышенной готовности. Поэтому вот этот "венчик" красноты по краям и небольшое повышение температуры тела встречаются всегда, особенно в первые сутки-двое после ранения. Чем объемнее ранение, тем шире и глубже вокруг него "красная зона".

Однако! При правильном лечении и чистой ране эта зона воспаления постепенно сужается, теряет интенсивность и, наконец, проходит, и лихорадка, соответственно, даже слабая, тоже сходит на нет.

Зато при инфицировании оба эти признака взлетают до небес.

Зона местного воспаления становится интенсивнее по всем параметрам, опухает, краснеет сильнее, меняя цвет вплоть до пурпурного, горячеет, появляется характерный запах, во много раз увеличивается выделение сукровицы, а вскоре появляется и гной. При массивном инфицировании и плохом лечении нагноение может перейти в гниение, со всеми соответствующими признаками и последствиями.

Лихорадка же не только не ослабевает, но и нарастает, до катастрофических пределов, причем все попытки сбить жар безуспешны, пока не ликвидирован очаг инфекции. А поскольку понятия "инфекции" не существовало, то лихорадку во многих случаях считали самостоятельной проблемой и пытались лечить ее изолированно, считая ее более страшным противником, чем гниющая рана, тогда как инфекция продолжала делать свое дело, с соответствующим печальным исходом.

Как видите – вариаций очень много, и это притом, что изложение, несмотря на многабукаф, упрощено до такой степени, что большинство нюансов просто выброшены. Оттого и огромная вариативность возможных исходов. Кто-то раздавил палец и умер при ампутации, кто-то истек кровью от раны в плечо, кто-то выздоравливал после раны в шею, но умер от сепсиса, получив инфекцию, а кому-то снесло пол-черепа, но сильно повезло с организмом, условиями и лекарем, и он выжил. Кто-то провел несколько месяцев в постели в страшных мучениях из-за тоненького пореза при бритье, а кто-то, напротив, получил сквозное ранение в грудь и уже через недели две пусть и с одышкой, но уже разъезжал по своим делам. Везение. Везение и хороший лекарь.

Отредактировано Перо (2022-06-30 01:47:32)

IIIБ. ЛЕЧЕНИЕ.

О средневековых методах лечения можно петь баллады не хуже тех, что пел когда-то бард Марвин на скале над озером Этайн. Настолько разнообразного сочетания самых диких и убойных методов с на удивление разумными и действенными, не знала, наверное, ни одна эпоха.

В частности, многие читали в художественной литературе о большом пристрастии тогдашних лекарей к лечению толчеными драгоценностями, ("Хорошее лекарство! Сразу же прорезает кишки"(с)Эврар. Проклятые Короли), к кровопусканиям и рвотным по поводу и без, к мазям на основе желчи, серы и соды (жжется – значит лечит), ртути, моче младенцев и прочим милым причудам.

Ничто из этого, увы, не выдумка. Причиной такому служили основополагающая тогда гуморальная концепция "равновесия четырех жидкостей" в организме и твердое убеждение, что все проблемы организма можно поправить, "уравновесив баланс" пресловутых жидкостей. Излагать сейчас суть этой концепции в деталях не вижу необходимости, желающие, думаю, легко найдут ее суть в инете. Это направление, помноженное на запрет изучать анатомию, и соответственно, практическое незнание физиологии делало из врачей-академиков, выпускников Сорбонны, утонченных убийц, практиковавших медленные, жестокие, и неотвратимые способы убийства.

Однако человечество все-таки выжило, несмотря на искренние усилия этих господ. И в этом заслуга врачей по призванию, которым недостаточно было убеждения "так написано маститым ученым, значит, так правильно" и которые предпочитали ориентироваться на практику и искренне хотели сделать "так, чтобы помогло", а не "так, как положено". И из века в век, опытным путем, практически наощупь, опираясь на еретические записи столь же еретических анатомов и физиологов, записи ученых с Востока, где медицина развивалась более качественно, на ботанику, физику и минералогию, сами выходя на ересь и рискуя не только репутацией, но и головой, постепенно создавали медицину.

Так что уже тогда существовали лекари, применявшие, по примеру арабских лекарей, хлебную плесень для лечения инфицированных ран (ту самую плесень, из которой Флеминг только в двадцатом веке выделил пенициллин и официально открыл эру антибиотиков), опарышей для очищения ран некротических масс (метод считается почти катастрофическим, но негласно применяется даже сейчас, когда не помогают даже самые современные средства), по науке деревенских травников – порошки из коры малины и хвойных деревьев в качестве противовоспалительных и жаропонижающих средств, ромашковые настои как противовоспалительное, облепиховое масло как ранозаживляющее, красное вино и полусырую печень в качестве крововосполняющего, специальные блюда для стимуляции тех или иных сил организма и сотни прочих различных трав, кореньев и плодов и их комбинаций, из которых составляли лекарства. Правда, извечное стремление истинных ученых к совершенству побуждало их экспериментировать, изобретая и вовсе невероятные способы лечения, начиная со смеси яичного белка с розовым маслом от Амбруаза Паре и заканчивая труполечением, популяризованным в Европе Ги де Ла Фонтэном.

Прелесть игры в том, что автор сам может решать, какой лекарь достался его персонажу. Но, если персонаж должен выжить и лекарь, соответственно, из второй категории, прошу всегда помнить о том, что даже игровой лекарь – не волшебник и автору желательно бы полистать хотя бы "справочник лекарственных растений", чтобы отыгрыш лечения его персонажа не вызывал желания закатить глаза к потолку или хорошенько побиться лбом об клавиатуру. Это совсем нетрудно, зато читатели скажут вам спасибо.

Отредактировано Перо (2022-07-03 01:49:57)

IV Особенности и прогноз ран в зависимости от локализации.

IV.1. ГОЛОВА.

Наиболее противоречивая область, повреждения которой колеблются от безусловно смертельных до совершенно смехотворных.

Проникающие огнестрельные ранения головы – безусловно смертельны в 90++% случаев. Однако, задокументировано немало случаев выживания. Наиболее яркими примерами такой казуистики являются Кутузов, Вильгельм Оранский, Робеспьер, Адриан Картон де Виар, Сабуро Сакай, Симо Хяюхя, Эрнст Юнгер и прочие. Причиной этого феномена является то, что за физическую жизнь организма отвечают не все структуры мозга, а лишь некоторые из них, самые глубокие (продолговатый мозг, гипоталамус и др.). Смерть при большинстве проникающих ранений черепа возникает не из-за физического повреждения мозгового вещества, а из-за мгновенного и обширного кровоизлияния, которое, в свою очередь, разными механизмами способно "выключить" центры, отвечающие за дыхание и кровообращение. Поэтому если человеку просто фантастически повезет и пуля, которую он поймал головой, пройдет, не повредив не только жизненно важных центров, но еще и не заденет ни единого сосуда или синуса среднего калибра на всем своем пути, если его еще, до кучи, пощадит неизбежная инфекция и ее последствия, то шансы выжить у него очень немаленькие. Жаль лишь того, что везение такого рода справедливо можно отнести к области сверхчудес. Хотя казуистика, повторяю, случается.

Так что если персонажу хочется получить пулю в голову и выжить, то, теоретически, это осуществимо. Однако, чтобы оправдать и обосновать такое чудо, в отыгрыше следует учесть немало деталей. В частности, – пуля не должна повредить височные области, срединную часть мозга, затылок и области за ушами. Наиболее вероятные места для попадания с последующим выживанием – верхняя четверть лобной, затылочной и теменных областей. Более того, пуля должна быть на излете, с максимально дальнего расстояния, потому что огнестрел 17 века при попадании в голову вблизи, куда вероятнее разнес бы ее как тыкву.

Проникающие раны, нанесенные холодным оружием (рубленые от топора, алебарды или двуручника, колющие от оружия с большой проникающей способностью (копья, стрелы)) сильно зависят от объема и места поражения. При очень глубоких или же нанесенных в область жизненно важных центров – все та же смерть на месте. Чем глубже, тем опаснее. Если рана имеет в глубину менее 5-6 см, возможность выкрутиться довольно велика, поскольку есть существенный шанс вместо внутреннего кровоизлияния в мозг отделаться только наружным. В этом случае, главная опасность, которая его подстерегает – это инфекция, последствием которой явится воспаление мозговых оболочек и, возможно, последствия в виде абсцессов в черепе. Судя по количеству черепов с колоссальными прижизненными повреждениями костей и полноценными костными мозолями по краям дефектов, выживание от таких травм даже в средневековье случалось нередко и казуистикой не является. А самыми красочными документально засвидетельствованными примерами, доступными всем и каждому, могут послужить истории Грегора Бачи, которому копье вошло в глазницу и вышло через шею, и Финеаса Гейджа, которому железнодорожный лом пробил голову от скулы до темени. Зоны "безопасного" повреждения для персонажа – те же, верхняя четверть или даже треть черепа, по всей окружности (второго такого чуда, как в случае Бачи, которому лишь чудом не разорвало сонную артерию, лучше не повторять).

Несколько слов о проникающих ранениях черепа при помощи колющего одноручного оружия. Пробить череп взрослого человека ножом или стилетом можно лишь в трех местах – задневнутренняя стенка глазницы, височная ямка и ухо (в случае если клинок достаточно узкий). В любых других областях для такого нужна колоссальная сила удара, строго перпендикулярное направление удара и абсолютная неподвижность "мишени". Из-за изогнутой формы костей малейшее движение головы жертвы приведет к тому, что острие попросту скользнет по кости, разорвет кожу и мышцы, но внутрь черепа не проникнет.

В рамках игры, если персонажу нужно получить проникающее ранение головы, следует учесть не только крайнюю тяжесть первого послераневого периода, но и неизбежную инфекцию оболочек, долгое (от двух и более месяцев) лечение "воспаления мозга", дефекты некоторых мозговых функций, сообразно месту повреждения, и последствия в виде головных болей и, возможно, развившейся эпилепсии. А также неизбежное бритье головы и последующая проплешина на месте рубца.

Непроникающие раны от тяжелого удара по своду черепа вызывают такие последствия, как сотрясение, ушиб мозга и кровоизлияние. Сотрясение мозга – состояние, легко излечимое даже в семнадцатом веке. Ушиб и кровоизлияние же, которые в те времена еще не умели дифференцировать, представляют собой, по сути, ту же клиническую картину, как и хорошо известная в те времена апоплексия (геморрагический инсульт) и лечились так же, как апоплексия, с таким же переменным успехом, и последствия имели различные. В зависимости от степени, размера и места кровоизлияния возможны вариации от смерти на месте до полного излечения или излечение с остаточными неврологическими дефектами.

Такой же тяжелый удар в область лицевого черепа неврологические проблемы может не вызвать, зато даже малейшая трещина любой из воздухоносных костей вызовет пугающего вида отек лица, особенно области вокруг глаз, с жуткого вида кровоподтеками. Особых проблем, кроме косметических, сроком от недели до трех, не вызовет.

Непроникающие ранения головы колюще-режущим, режуще-рубящим и даже огнестрельным оружием – это совершенно другое дело. Когда не задет свод черепа и повреждения касаются лишь мягких тканей головы, выглядят такие раны всегда очень жутко, в основном из-за массивного кровотечения (вспомните, как кровит даже маленькая ранка при рассечении брови). Впечатление это усиливается во много раз, если направление раны приходится перпендикулярно направлению мышечных волокон. Края раны в этом случае далеко расходятся друг от друга, рана "зияет", на дне ее отчетливо может просматриваться кость черепа, и все это вместе производит шокирующее впечатление. Мысль при этом всегда у стороннего наблюдателя одна: человек – не жилец. Однако на деле все обстоит с точностью до наоборот.

Любые непроникающие повреждения на голове и на лице, включая даже почти полный отрыв скальпа – довольно редко нагнаиваются и, несмотря на свой пугающий вид, заживают с поистине сказочной быстротой, именно благодаря интенсивному кровообращению в этой области. Помните д'Артаньяново "если раны в голову не убивают на месте, то заживают через неделю"? Так вот, это чистая правда, сроки заживления от недели до двух.

IV. 3. ГРУДНАЯ КЛЕТКА.

Прежде всего хочется развеять два главных мифа, которым подвержено большинство людей, далеких от медицины. Первый миф: "сердце находится слева". Миф. Сердце расположено в средостении, то есть посередине грудной клетки, и повернуто влево лишь своей верхушкой. В той точке, где обычно хватаются за сердце особы сильно чувствительные и где располагается первая точка выслушивания, на самом деле находится самый кончик его верхушки. По передней проекции тела сердце по максимуму защищено массивом грудины, и напрямую оно открыто для поражения лишь в небольшой треугольной области, основание которой располагается вдоль левого края грудины от третьего до шестого межреберья и вершина приходится на точку в двух-трех сантиметрах кнутри от левой срединноключичной линии.

Миф второй – ранения легких крайне болезненные. Миф. В легких нет нервных окончаний, и сама ткань легких неспособна ощущать боль. Крайне болезненна плевра – оболочка, выстилающая изнутри грудную клетку и диафрагму, а также внешнюю поверхность легких. То есть боль при ранениях грудной клетки не локализованная. Да, жгучая, режущая, но строго поверхностная, растекающаяся по внутренней стороне ребер, но никак не "глубоко внутри", как это часто описывают ролевики. В глубине грудной клетки при поражении легких может ощущаться что угодно: тяжесть, удушье, клокотание, но только не боль.

Также необходимо упомянуть особенность физиологии. Легкие не "дышат" сами по себе. Это мягкая губчатая ткань, неспособная двигаться по собственной инициативе. Внутренняя поверхность грудной клетки, обращенная внутрь поверхность диафрагмы и наружные поверхности легких, как уже говорил, выстланы оболочкой, которая называется плеврой. Узкая щель между внутренней поверхностью грудной клетки и легкими, со всех сторон выстланная плеврой, называется плевральной полостью. В нормальных условиях в ней нет воздуха, и, соответственно, имеется отрицательное давление. Благодаря этому, при вдохе, когда расширяется грудная клетка – отрицательное давление плевральной полости как бы "присасывает" легкие к расширяющимся стенкам, заставляет их расправляться, и, тем самым, вбирать воздух.

При любом проникающем ранении грудной клетки (а также при некоторых болезнях, о которых сейчас речи нет) происходит явление, называемое пневмоторакс. Крайне острое состояние, при котором происходит разгерметизация плевральной полости и в нее проникает воздух. Степень выраженности и опасности пневмоторакса прямо соответствует калибру раны. При рубящем ударе топора и при колющей ране от стилета – в рану втянется, соответственно, разное количества воздуха. Чем больше его втянулось – тем хуже общее состояние больного. Мало того, что плевра остро-болезненно реагирует на попадание воздуха, но еще тут вмешивается обыкновенная физика. Поскольку легкие не дышат сами по себе и им необходимо "присасывающее" действие грудной клетки, чтобы расшириться и впустить в себя воздух, разгерметизация плевральной полости, выравнивая давление в ней с давлением наружного воздуха, снижает это самое "присасывающее" действие. Чем больше воздуха втянется через рану, тем сильнее "спадается" легкое в объеме и перестает участвовать в акте дыхания. И лишь некоторое время спустя, уже в процессе лечения и выздоровления, когда воздух из плевральной полости постепенно рассасывается, легкое расправляется снова.

Поэтому результаты ранений грудной клетки чрезвычайно разнообразны.

Обширная рана (резаная, рубленая), которая впустит в плевральную полость сразу большой объем воздуха, вызовет мгновенный коллапс. Не считая боли, легкое мгновенно "сдуется", выключится из акта дыхания, мозг при первом же вдохе получит кислорода вдвое меньше привычного, и, как следствие, человек, как минимум, не устоит на ногах, а может, и сознание потерять сразу же, тут уж зависит от способности каждого конкретного мозга к компенсации неожиданной гипоксии.

Узкая рана (колотая или огнестрельная с дальнего расстояния) может оставить человеку способность функционировать еще какое-то время, (в случае колотой раны, возможно, даже довольно долгое), прежде чем дадут о себе знать все остальные спутники такого ранения (кровопотеря, кровохарканье и чувство удушья от затекания крови в бронхи и т. п.), поскольку будет втягивать наружный воздух в плевральную полость постепенно. Правда плевральной боли при каждом вдохе и нарастающей одышки это, конечно, не отменяет.

Однако колотые раны могут иметь очень коварный нрав. Бывают случаи, когда из-за маленького раневого отверстия, при вдохе, на растяге ребер, наружный воздух-таки втягивается в плевральную полость, а на выдохе – не выходит "наружу", поскольку узкий путь может быть прегражден или упругостью стягивающейся кожи, или лоскутом оторванной фасции и вообще много чем. Получается явление, именуемое "клапанным пневмотораксом". При нем все то, что мгновенно происходит при массивных ранах (спадение легкого с полным его выключением из дыхания и соответствующие последствия) происходит постепенно, но неминуемо, нарастая с каждым вдохом. Но коварство в том, что нарастание пневмоторакса не останавливается в тот момент, когда давление в плевральной полости выравнивается с наружным. Поскольку дыхательные движения грудной клетки работают как насос, то воздух продолжает втягиваться и дальше, а наружу не выходит. В результате все возрастающий объем воздуха в плевральной полости начинает начнет давить на спавшееся легкое, поддавливает его к корню, и в конце концов приводит приведет к смещению средостения, вместе с сердцем в противоположную от ранения сторону, что, в отсутствие адекватной помощи, вызовет шок и смерть, даже при прочих, казалось бы, благоприятных признаках. Вот почему, до изобретения плевральных дренажей, при колотых ранах имел место частый парадокс, когда сквозное ранение оказывалось благоприятнее слепого – потому что при нем не возникает "клапанного" эффекта – второе отверстие играет роль "пожарного выхода" и "сбрасывает" лишний воздух. (Случаи, когда и входное, и выходное раневые отверстия имеют клапанный эффект, даже сейчас редко попадают к медикам живыми).

Именно поэтому имеет место закономерность – резкое ухудшение самочувствия после извлечения клинка. Пока тот остается в ране – доступ воздуха в плевральную полость ограничен, и развитие пневмоторакса сильно замедленно. Первой же помощью является немедленно "загерметизировать" рану, любым подручным средством – чем раньше и полнее это сделано, тем больше шансов на быстрый и лучший исход.

Про органы грудной клетки и их ранения можно говорить бесконечно, а я и так уже неприлично много наговорил. Постараюсь выразить схематично.

Ранения сердца. В семнадцатом веке – ранение хоть одной стенки сердца на всю ее толщину с проникновением внутрь органа безусловно смертельно. Причем до сердца можно "доколоться" практически из любой точки входа клинка, если оружие достаточной длины. Хоть из правой подмышки, хоть из живота, если клинок направлен под нужным углом и вошел на достаточную глубину. Смерть при повреждениях сердца в 17 веке – либо мгновенная, либо в течение нескольких секунд. Единственное относительное исключение, позволяющее умереть не сразу это колотая рана, при которой повреждается лишь одна стенка сердца, и с непременным условием – когда оружие остается в ране. В таком случае у раненого может оказаться в запасе от нескольких минут до часа, при условии полной общей неподвижности. Известен случай, когда человек почти полтора часа провел с воткнутым в сердце напильником, в полном сознании и адекватном восприятии, прежде чем был доставлен к врачу. Дело в том, что клинок, остающийся в ране, играет роль "затычки", и надежность ее находится в обратной зависимости от заточки клинка, то есть, чем менее заточено лезвие, тем надежнее "затычка". Однако подобная отсрочка не играет никакой роли – при малейшей попытке сдвинуть или извлечь оружие смерть наступает практически немедленно, и никакой лекарь 17 века ничего не изменит – до операционных, наркоза, ИВЛ и методики ушивания миокарда остается еще три сотни лет. Оставить клинок в ране надолго, в попытке обхитрить природу тоже не вариант – сердце нельзя заставить "подождать", его стенки постоянно двигаются, давление крови в полостях очень высоко, поэтому, хоть и понемногу, а кровь по краям от затычки все-таки будет просачиваться, и раненый умрет в любом случае.

Непроникающие ранения сердца (когда что-либо повреждает мышечную стенку не на всю толщину, а лишь частично) все же оставляют возможность выжить, однако и тут есть свои нюансы. При ранении колющим или режущим оружием такие повреждения имеют вид "надсечки" на мышечной стенке, и возможность и сроки выживания зависят от ее длины, глубины и расположения. Если она ничтожно мала, неглубока и находится близ верхушки, то все может и обойтись неплохо. В ином же случае пациент обречен, через какое-то (возможно, даже долгое) время, либо из-за тампонады сердца (сдавлением кровью, мало-помалу накопившейся в полости перикарда), либо из-за его разрыва (постоянно сокращающаяся с большим давлением мышечная стенка, испытывает особенную нагрузку в месте нарушения своей целостности).

Непроникающее ранение инородным телом – это особый момент, на котором тоже позволю себе задержаться. Встречалось немало случаев, когда инородная «затычка», если она имеет малые размеры, застревает в стенке сердца, не пробив ее, и вживается в нее на многие годы. Шрапнель, пули, осколки от снарядов и даже один случай с мебельным болтом. Допустить такое в реалиях 17 века мне крайне сложно, учитывая особенности огнестрельного оружия тех времен (калибр, большая разрывающая способность вследствие неправильной формы и аэродинамики). Однако, помня про случай с мебельным болтом, могу теоретически допустить возможность какого-то одного (не будем нарушать статистику) такого же случая выживания и в игре, если кому-нибудь уж очень захочется получить пулю в сердце и выжить. Но при этом прошу учесть, как крайне необходимый, фактор расстояния – пуля должны быть небольшого калибра, должна находиться на предельном излете – и до кучи крайне благоприятное стечение всех прочих обстоятельств (немедленное попадание к нормальному врачу, богатырское изначальное здоровье, чистая одежда и минимальное стороннее загрязнение раны).

Ранения перикарда. Перикард – сердечная "сумка", облекающая сердце со всех сторон и отделенная от, собственно, сердечной мышцы узенькой полостью. При повреждении сердца, перикард, как его оболочка, разумеется, повреждается тоже, и в случае ранения сердца, повреждение его "оболочки" не имеет клинического значения. Отдельного рассмотрения заслуживают лишь те случаи, когда раневой канал проходит по касательной, буквально в сантиметре от сердца, не задевая его, зато повреждая перикард. В этом случае наблюдается интереснейшее явление. Поскольку сердце не задето, то при прочих благоприятных условиях, о которых говорил в общей части, пациент имеет все шансы нормально выздороветь. Однако! Перикард, несмотря на весь свой внешне нордический вид, очень чувствителен, и на свое повреждение почти неминуемо ответит воспалением. Возможно – бурным и агрессивным, которое либо убьет пациента, либо поддастся излечению – это как повезет. А возможно (и это и есть то интересное) – воспаление случается ме-е-едленное и вялотекущее. Настолько медленное, что пациент успевает не только встать на ноги после ранения, но и прожить еще достаточное время внешне вполне здоровым человеком, возможно даже не ощущая никакого дискомфорта, тогда как вяло-воспаленная "сумка" его сердца будет потихоньку выделять воспалительный выпот (экссудат) – жидкость, содержащую большое количество фибрина. Фибрин этот оседает в полости перикарда, поскольку больше ему деваться некуда, накапливается там и образует спайки, припаивая стенку сердца к его "сумке" и затрудняя ему свободу движения. Чем больше таких спаек и чем они толще – тем труднее сердцу сокращаться. Вследствие чего у таких выздоровевших и, казалось бы, уже вполне здоровых людей постепенно появляются признаки сердечной недостаточности. Со временем же спайки эти формируются в плотную ткань, по структуре напоминающую рубец, которая становится все шире и плотнее, охватывает все большую площадь и, мало-помалу, заковывает сердце в совершенно реальный кальцинированный плотный панцирь, который мешает сердцу сокращаться и, рано или поздно, задавливает его окончательно. Два таких случая впервые были описаны еще в XII веке Абу Мерван Ибн Зохром, известным в Европе как Авензор. Сейчас такое состояние именуется констриктивный перикардит, или же "панцирное сердце", и лечится исключительно хирургическим путем. В 17 же веке, в отсутствие грудной хирургии, даже теоретически "на максималках" не получится прожить дольше 5-10 лет, а наиболее вероятно – не больше двух-трех лет, в условиях прогрессирующей сердечной недостаточности.

Ранения легких. Точнее, оговорюсь сразу – одного (!) легкого. При ранениях сразу обоих – выживание в 17 веке практически невозможно, все из-за того же пневмоторакса, который сразу или постепенно выключит из акта дыхания оба легких, и без плеврального дренажа у пациента не получится дожить до того момента, когда легкие вновь расправятся.

Тяжесть ранения легких определяется местом ранения и видом оружия. По степени тяжести от легкого к тяжелым можно расставить как колотые – колото-резаные – огнестрельные – рубленые. Рапира, стилет или даже меч, имеют много шансов наткнуться на ребро и соскользнуть, тогда как пуля и топор запросто разобьют кость и окажутся в легком, и не только вместе с осколками кости, но и со всяким мусором, вроде клочков грязной одежды. Кроме того, если колотая рана легкого – это, фактически, просто прокол, то огнестрельная – это еще и неизбежная "зона сотрясения и размозжения" нежной легочной ткани по всему ходу раневого канала, зоны, которую силами 17 века нельзя вычистить и обработать внутри грудной клетки, и неизбежное инфицирование с последующим отторжением некротической ткани. Рубленая же, вместе со всем перечисленным, вызывает не только разрыв легочной ткани в месте приложения клинка, но и массивное кровоизлияние по всем смежным областям и имеет исчезающе малые шансы на благополучный исход. Поэтому сроки заживления ран легкого варьируют от двух недель при колотой ране до нескольких месяцев при огнестрельной.

Наиболее благоприятные места для ранения легких у персонажа – это их периферия и верхушки. (В верхненаружных областях грудной клетки есть риск повредить подключичные артерию и/или вену, причем риск выше при рубленой или огнестрельной ране)

Наиболее неблагоприятная – область у корней (опасность затекания крови в крупный бронх и, как следствие, массивной аспирационной пневмонии), то есть с третьего по пятое межреберье с обеих сторон от грудины на расстоянии примерно трех сантиметров от ее края. В этой области, как ни крути, любое оружие имеет высокий шанс зацепить или сердце, или корень легкого, а при глубоком проникновении – еще и аорту или полую вену.

Описывая ранение легких, прошу не забывать про лопатки. Они закрывают изрядную часть ребер со спины, и если клинок пройдет достаточно глубоко так, что наткнется изнутри на поверхность лопатки, то ко всем прелестям ранения легкого (одышка, кашель, кровохарканье и прочее) неминуемо добавится еще и острая боль в лопатке, и надолго ограничится деятельность руки с соответствующей стороны.

Обращаю внимание игроков на то, что ранения легких, при условии правильного лечения и при удачном прохождении раневого канала – заживают очень неплохо, однако любое из них надолго дает о себе знать неполноценностью дыхания и всем, что с этим связано (кашлем, одышкой, снижением выносливости и т. п.). Слепое ранение часто может вызвать гнойные послераневые осложнения, вроде абсцесса легкого или эмпиемы плевры, а сквозное – вдвое повышает шанс послераневых осложнений вроде острого или хронического плеврита, причем эти последствия могут дать о себе знать и спустя значительное время.

IV. 5. ОРГАНЫ ТАЗА И ГЕНИТАЛИИ.

Поскольку ситуации бывают разные, следует описать и их. Колото-резаные или рубленые раны тазовых органы возможны лишь при ударе спереди, поскольку с боков и сзади органы достаточно надежно защищены крыльями подвздошных костей и крестцом. Ближайшими к передней стенке и, соответственно, самым уязвимыми из них является у мужчин мочевой пузырь, у женщин – мочевой пузырь и матка, особенно при ударе, направленном в низ живота по направлению сверху вниз. Ранения обоих этих органов, если стенка повреждена насквозь, к смерти на месте не приведут, но окажутся неизлечимы, поскольку ушивать их в реалиях 17 века невозможно, а самопроизвольно они не срастутся, даже в условиях полной неподвижности и при давящей повязке. В пузыре этому будут мешать раздражающие свойства мочи, а в матке – особенности строения ее разнонаправленных мышечных слоев. Что касается придатков, повредить их колющим ударом получится разве что при очень большой неудаче, из разряда «нарочно не прицелишься». Нижние отделы кишечника в этой области находятся довольно глубоко, почти вплотную прилегая к задней поверхности полости, и могут быть повреждены лишь при ранении соответствующей глубины. Результаты повреждения – такие же, как и при повреждении любой другой части кишечника – каловый перитонит и все, к нему прилагающееся.

Отдельная история – это прямая кишка, повредить которую довольно трудно, зато спектр повреждений двоякий. Если кишка повреждена неглубоко и снизу, то есть ограничивается только сфинктером, то человек, в лучшем случае, может отделаться непроизвольным и перманентным каловыделением на всю оставшуюся жизнь. Если же она повреждена со стороны передней брюшной стенки, пулей или глубоко проникнувшим мало-мальски широким клинком, то, с учетом огромного сплетения геморроидальных вен, кровотечение будет некупируемым и приведет к смерти максимум за несколько часов.

Также в области малого таза при очень глубоких ранениях вдоль костей имеется риск повреждения подвздошной артерии и вены, которое приведет к неостановимому кровотечению и быстрой гибели.

Однако, поскольку в полости таза органы не напиханы так густо, как в верхней и средней трети живота и довольно большое пространство в боковых частях занято клетчаткой, вполне возможны повреждения "в молоко", когда клинок или даже пуля не повредят ни одного из органов, Такие случаи вполне поддаются излечению.

Следует заметить, что повреждения органов малого таза гораздо чаще встречаются сочетанные, то есть вкупе с повреждением самих тазовых костей – при разного рода травмах или рубленых ранах. Это выливается в очень тяжелое и трудоемкое лечение, имеющее шанс на успех в реалиях 17 века лишь при очень большом везении.

Повреждение наружных гениталий относится к разряду безусловно тяжелых, вследствие почти неизбежной инвалидизации, однако риск для жизни представляет лишь вследствие возможного шока при ампутации.

IV. 7. КОНЕЧНОСТИ.

В разговоре о конечностях, хвала всем богам, ни о каких полостях речи не идет. Практически все раны на них могли бы ограничиться только общими проблемами – боль, кровотечение, инфекция – и, при условии успешной борьбы со всеми тремя, считаться легкими. Однако и у них есть свои подводные камни, которых, при ранении персонажа рекомендую избегать. А именно.

Сосуды. Теоретически, человек способен истечь кровью даже из-за оторванного пальца, если дело происходит летом и никаких мер по остановке кровотечения не предпринять. Но по большей части справиться с кровотечением на конечностях нетрудно, если не церемониться в выборе средств. Однако, есть несколько мест, повреждение которых практически смертельно без немедленной, сиюсекундной и квалифицированной помощи, и повлечет за собой смерть в течение пары минут. А именно – под наружной третью ключицы, подмышкой, в паху и в верхней трети внутренней поверхности бедра.

Крупные сухожилия. Нижнюю внутреннюю поверхность бицепса, над задней поверхностью локтя, под коленом и ахилловы сухожилия – желательно не травмировать вовсе. Сухожильный шов – штука капризная, и, хотя на Востоке он с успехом практиковался со времен Ибн Сины, в Европе приживался с большим трудом, и если мелкие сухожилия еще как-то могли попытаться сшить, то с такими крупными тяжами в 17 веке попросту не связывались. Исход такого ранения: а) оставить "все как есть" в расчете что как-нибудь срастется. (Да, рана заживет, а сухожилие – нет, и конечность, соответственно, "провиснет" и потеряет функциональность). б) Попросту отнять конечность по месту раны и не париться.

Мелкие сухожилия – как уже сказал, могли бы попытаться сшить. Но от сухожильного шва в исполнении не слишком умелых лекарей, большинство из которых не слышали об особенностях его методики, да еще и с учетом шовного материала тех лет – хороших результатов ожидать не приходится. Поэтому в самом лучшем случае будет грубый рубец и ограничение подвижности в большей или меньшей степени. В худшем – расхождение шва, нагноение сухожильного ложа и, как следствие, последующая ампутация или о-о-о-очень долгое лечение с инвалидизацией конечности в итоге. Исходя из вышесказанного – советую избегать глубоких ранений кисти и предплечья, особенно в его нижней трети. В этих зонах любая, хоть сколько-нибудь глубокая рана хоть что-нибудь, да прорежет и приведет к проблемам с подвижностью и точностью движений пальцев.

Суставы – зона очень капризная. Во-первых, вокруг каждого более или менее крупного сустава имеется неплохая сосудистая сеть, кровь притекает с разных сторон, и остановить такое кровотечение труднее, чем когда ранена просто мышечная ткань. Во-вторых, при ранении сустава надо очень постараться, чтобы не задеть сухожилия ближайших мышц, а при их повреждении последствия уже описал. В-третьих, синовиальная выстилка суставов очень чувствительна к любой инфекции. Поэтому раны с большим локальным повреждением по суставу – огнестрельные или рубленые – были почти однозначным показанием на ампутацию. В противном случае – лечение оказывалось долгим, трудным, часто заканчивалось гангреной, и даже при самом невероятном везении оставались неизбежные последствия в виде серьезных ограничений подвижности, вплоть до инвалидизации. Соответственно – чем крупнее сустав, тем труднее лечение и тем серьезнее проблемы. Если неизбежно нужно ранить персонажу какой-либо сустав, но при этом оставить его не инвалидом, рекомендую для этих целей неглубокую резаную рану, которая зрительно вызовет опасение о повреждении сустава, на деле же не прорежет суставную капсулу.

Кости – тема благодатная, благо лечить переломы умели чуть ли не с каменного века, и закрытый перелом почти ни при каких обстоятельствах к смерти персонажа не приведет (если, конечно, речь не идет о шейных позвонках). Однако повреждать их стоит осмотрительно. При переломе со смещением идеально вправить смещенные костные отломки без рентгена – это о-очень большое везение. Так что перелом ноги со смещением означал почти гарантированную хромоту из-за укорочения сломанной конечности. Открытые переломы – та же песня, но задом наперед: вправить их было легче, зато имелся колоссальный риск глубокого инфицирования и, соответственно, всяких милых последствий вроде гангрены или остеомиелита и куда более серьезной инвалидизации.

Отдельной графой идут оскольчатые переломы от тупых, рубленых или огнестрельных ран. (В литературе такие повреждения называют "раздробленными"). Такую конечность проще отнять, чем пытаться восстановить, что и делали в подавляющем большинстве случаев. Бывали, конечно и исключения, и даже своими глазами видел одну бедренную кость XV века с костной мозолью размером в два кулака, так что могу лишь представить – какого масштаба был тот перелом. Однако попытка сохранить конечность после оскольчатого повреждения крупной кости будет стоить персонажу нескольких месяцев лечения и неизбежного ограничения функций. Раздробленные переломы таза рискуют повредить осколками многочисленные сосудистые сплетения – как органов малого таза, так и тех, что идут по поверхности кости – и даже сейчас относятся к самым труднозаживляемым переломам, с высокой вероятностью шока.

Сроки заживления закрытых переломов без смещения – стандартны и за века не изменились: в идеале примерно недели две на плоские кости (ребра, крылья тазовых костей, трещины черепа и лопаток) и от 28 дней до полутора-двух месяцев на трубчатые кости. Чем старше пациент – тем медленнее заживление. При наличии усложняющих факторов (смещение, открытый перелом, присоединение инфекции, неквалифицированное лечение, несоблюдение условий лечения и т. п.) сроки, соответственно, удлиняются, причем хоть до бесконечности. Зависит, опять же, от везения.

Способы лечения переломов тоже особого изменения не претерпели – иммобилизация (создание неподвижности), при помощи лубков, причем лубки эти изготовлялись из чего угодно, от глины до крутого соленого теста. Пытаться ли обезболивать или вправлять перелом – это уже на совесть врача и кошелек пациента. Отнесется ли лекарь к перелому со вниманием или персонажу достанется "замотай и молись" – решать автору.

И еще одно, что просто не могу не упомянуть. Друзья мои, милые, я вас просто умоляю, никогда, слышите, ни-ког-да не используйте "сломанная рука болталась как плеть". Не знаю, кто запустил это клише первым, но это вид ереси, который жестко ломает глаза всякий раз, как попадается в любом тексте.

Перелом – штука болезненная. Даже если на адреналине момент перелома можно и не ощутить, но бежать куда-то со сломанной рукой, которая болтается как плеть, невозможно чисто физически. Даже если мозг не осознает боль, то тело прекрасно понимает, что с ним случилось, и человек инстинктивно прижимает сломанную руку к себе, чтобы ограничить ее подвижность, и не позволить костным отломкам скрежетать концами друг о друга. Написать, что "сломанная конечность болтается" означает налепить себе на лоб один из двух стикеров, либо "я никогда ничего себе не ломал", либо "люблю клише".

И в ту же копилку, любителям описывать "раздался хруст кости". При обычном, закрытом переломе услышать его со стороны сможет разве что летучая мышь. Или рысь. Или кто там считается эталоном хорошего слуха, но только не человек. Человеку, при хоть каком-то постороннем шумном фоне, услышать тихий хруст чего-либо, укрытого под мышечными пластами, мягко говоря, затруднительно. Сам пострадавший да, может его ощутить, но не ушами, а внутренним ощущением скрежета, надлома, смещения, а вот услышать со стороны можно лишь при мощной травме поверхностных костей (например, при разбивании черепа), да и то, при условии, что вокруг будет достаточно тихо.

Нервы. Все мы знаем, что нервные клетки не восстанавливаются. На самом деле они-то, конечно, восстанавливаются, но так медленно и неохотно, что в реалиях 17 века можно смело про это забыть. Колющим орудием повредить ствол крупного нерва крайне затруднительно (попробуйте проткнуть шпагой электрический кабель. Выскользнет наверняка), а вот режуще-рубящим вполне. Результаты закономерные – нарушение подвижности и чувствительности всех мышц в иннервируемой им области, а после – медленные признаки мышечной дистрофии, начиная с места повреждения и ниже, то есть конечность будто "усыхает" в объеме.

Отредактировано Перо (2022-07-12 02:36:18)

VI. ЭПИЛОГ. НАШ ДЮМА.

И напоследок. Дюма, завзятый дуэлянт, имел, скорее всего, немало возможностей воочию понаблюдать за последствиями ранений, но при этом был человеком романтичным и имел склонность идеализировать (или демонизировать) героев. Ранения, которые его персонажи получают и от которых излечиваются – иногда трагичны до смешного, а иногда, наоборот, удивляют своей точностью. Рассмотрим некоторые, из трех его книг.

Смешные.

Знаменитое "плечо Атоса".
Арамис утверждает, что "пронзив плечо, лезвие проникло в грудь". Не очень представляю, как это возможно, с точки зрения анатомии. Так (1)? Но ведь тогда получилось бы две раны – одна сквозная в плечо и одна на ребрах. Или вот так (2)? Но простите, тогда какого роста был нападавший, чтобы суметь загнать длинное лезвие шпаги под таким замысловатым углом спокойно идущему по улице человеку? Да и зачем так изгаляться? И куда, в таком случае, подевался плечевой сустав? Он должен был или остановить клинок, или оказаться пропоротым насквозь, лишив нашего Атоса возможности вообще как-либо владеть правой рукой на несколько месяцев, если не навсегда.

Бедро бетюнского палача.
Огнестрельная рана, "пробив шейку бедренной кости, пуля попала в живот". Простите, но как? Шейка бедренной кости расположена вот под таким углом. Пробить ее можно либо под углом сверху вниз (1), либо по прямой спереди назад (2), но ни та ни другая траектория в живот никоим образом не приведет. Единственно возможный путь для пули – попасть в живот через шейку бедренной кости, это сбоку, снизу вверх, разбив по пути и бугристость, и шейку, и головку бедренной кости, и вертлужную впадину тазовой (3). Но в таком случае испанец, ранивший палача, должен был стрелять, лежа или сидя на земле у него под ногами, а никак не сидя верхом с опушки леса.

Раны Бюсси.
Не смею даже пытаться подвергнуть их детальному обсуждению, потому что склонный возводить своих любимцев в ранг полубогов Дюма представил его сверхчеловеком, способным драться и убивать с двумя пулями и кинжальной раной в груди и отрубленной кистью руки, не считая кучи других ран. Так не будем же удивляться тому, что он, после первого нападения, проведя ночь у Дианы в бреду и при смерти, уже через день бодро бегает по Парижу как ни в чем ни бывало. Хотя тут напрашивается два в одном – либо все это были не раны, а пустячные порезы, раз он так быстро оклемался, и наш герой злостно симулировал жар и агонию, чтобы вызвать сочувствие в прекрасной Диане, либо Бюсси состоит по части регенерации в близком родстве с планариями и морскими звездами.

Раны де Варда у Кале.
Ну, господа, это ни в какие ворота. Четыре "страшных" удара, последний из которых пригвоздил человека к земле, еще могли, при очень большом везении обойтись человеку в несколько месяцев лечения. Но учитывая, что его оставили далеко в стороне от и без того пустынной дороги, далеко за городом, на ночь глядя, в компании накрепко связанного слуги, который даже на помощь позвать не мог? Нет уж, простите, господин Дюма, ваш де Вард либо покойник, либо он был тайный племянник Дракулы, люди в таких ситуациях от кровопотери мрут быстрее, чем от самих ран.

Рана миледи.
Без сомнения сокрушительное зрелище приготовила миледи Фельтону. Однако, простите, меня мучает вопрос. Полосы корсета, насколько читал, расположены не под человеческой кожей, а между слоями ткани. Нож, натолкнувшись на такую полосу, должен был скользнуть, частично разорвать верхний край материи и так и остаться в корсете, меж верхним слоем ткани и той самой пластинкой, в которую он воткнулся. Как он оттуда попал в ее тело? И, кстати "наискось между кожей и ребрами" это уже не наискось, а параллельно коже. И каким бы недалеким не изображал Дюма лорда Винтера, довольно трудно не сообразить о направлении клинка по положению его рукояти и о глубине раны по виду клинка. Удивляет, как это он позволил Фельтону самодеятельничать, вместо того, чтобы самому внимательно все рассмотреть.

Реалистичные.

Наследство Кревкерской дороги.
Вот интересно, что почему-то у читателей не возникает вопроса, как это так, что Портос, получив рану в грудь в три дюйма глубиной, и Арамис, отделавшийся всего-навсего ранением в плечо, умудрились выздороветь одновременно? А ведь это как раз реалистично. Колотая рана Портоса, очевидно, пришлась в "безопасную зону" легкого, кровать и лекарь были предоставлены почти тут же, и все обошлось минимальным набором проблем, в немалой степени благодаря портосову богатырскому здоровью. Тогда как после огнестрельной раны – неизбежна инфекция, долгая лихорадка, воспаление и прочие радости, от которых Арамис бледнел от боли даже спустя двенадцать суток. Единственное, в чем Дюма погрешил против истины – это в том, что рану в грудь ни в коем случае невозможно выдать за вывих колена, попросту из-за нарушения дыхания. Ну или можем предположить, что Портос мастерски скрывал одышку.

Ранение Монсоро
О нем уже говорил – реакция Реми на то, какое чудо – самопроизвольное тромбообразование, и его страхи за тромб – прекрасны и реалистичны. Реалистично даже упоминание о пенистой крови и кровохарканье у Монсоро. Один лишь минус – все та же одышка, которой Монсоро, заимевший такую рану, на удивление, не страдает даже после ранения. Более того, может даже кричать, зовя к себе Диану. Сила любви?

Ранение Реми.
В конце "графини де Монсоро" Реми получил две пули, одну незнамо куда, вторую в лоб и, по словам какого-то из анжуйцев, не просто мертв, а "уже окоченел". Однако в "Сорок пять" Реми возникает снова, хоть и обезображенный каким-то жутко выглядящим шрамом. Откуда шрам – предположить не возьмусь, входная огнестрельная оставляет шрам вполне цивильного вида, однако могу допустить, что от пистолетной пули он мог и выжить. Особенно если пуля в лоб вошла не перпендикулярно, а под неким углом.

Ранение Бэкингема.
Идеально. Классическая картина ранения селезенки и медленной нежной смерти от внутреннего кровотечения, во время которой он еще и поспать и проснуться умудрился.

Finis.

Отредактировано Перо (2022-07-16 17:17:31)