За последние несколько лет войны, что протестанты с переменным успехом вели с католиками, маркиз Сент-Андре привык к Монтобану. К его укреплениям, к ополчению, к горожанам, которые, как он знал, любили его. Не то, чтобы это как-то облегчало необходимость посылать людей на смерть, скорее, добавляло уверенности в их преданности. Будь его воля, он бы предпочел и дальше оставаться верным этой крепости, но у герцога Рогана были другие планы.
Значит, Виварэ. Это были для дю Пюи почти что родные края, но если монсеньор герцог полагал, что это как-то облегчит его офицеру задачу, он ошибался. В Виварэ не только католики, - что очевидно, - но и многие гугеноты оставались лояльны королю. Например, отец самого маркиза. Так что наведаться в родной дом не получится, хозяин Монбрена, чего доброго, и на порог его не пустит, не брать же под стражу собственного родителя!  А в остальном – как бог даст.
К новому назначению прилагались новые почести, - к ним дю Пюи относился равнодушно, чем меньше армия, тем больше флагов и громче шум. И протестанты не оказались исключением, они так же подвержены тщеславию, как и люди в целом.
И новые солдаты, а вот с этим сложнее. Помимо наскоро собранного ополчения, маркиз наследовал роту легкой кавалерии господина де Ла Касани, который уже три месяца находился в плену у католиков. С одной стороны, щедрый подарок, с другой – содержать кавалеристов дю Пюи теперь должен был за свой счет. Что ж, такова война.
Отряд их двигался в Виварэ через горы, зимой да еше во время войны дорога была пустынной, ни купцов тебе, ни паломников. Но и о засадах можно было не беспокоиться. Как и о том, что слухи об их прибытии вынудят все католические крепости в долине надежно запереть ворота задолго до того, как в них постучат.

Пока у него еще было на это время, дю Пюи старался получше узнать своих новых офицеров, многие были молоды и все, - пока что по разговорам, - отважны. Меньше всего болтали о шевалье де Лиссаке. Тот служил у Субиза, на другом краю Франции, и покинул герцога уже после того, как разразилась катастрофа под Ла Рошелью. Известия о падении города уже добрались до Лангедока, повергнув местных протестантов в глубочайшее уныние и смятение. Судьба их важнейшей крепости на севере Франции оказалась столь ужасной, что многие города на юге невольно задумывались о том, что готовит им судьба и королевский гнев. Дезертиров становилось все больше, а воодушевить людей становилось все сложнее. Монсеньору Рогану срочно нужны победы, и вот они маршируют через горы. А самому Сент-Андре нужны те, с кем он этих побед добьется. И время уже горячо дышит им в затылок, их время пришло.

Маленькая протестантская армия стала на свой последний бивак перед вступлением в Виварэ, и дю Пюи распорядился позвать к нему лейтенанта де Лиссака.

Отредактировано Александр дю Пюи-Монбрен (2024-02-20 01:01:40)

- Проходите ближе, лейтенант, - кинул в ответ дю Пюи. – Грейтесь, если замерзли.
Несущийся по ущелью, словно речной поток, которому некуда свернуть, ветер был зол и холоден, но через горы не так много дорог, а тропы по понятным причинам армию не устраивали. Так что выбирать не приходилось. Мальчишка, что привел де Лиссака, заботливо задернул за лейтенантом оба полога походного тента, и внешний – из плотного козьего камлота, и внутренний, из расписанного холста. И, завернувшись в плащ, устроился у входа. Ну, не гнать же его на улицу в такую погоду, да и никаких страшных таен маркиз де Сент-Андре своему офицеру открывать не собирался.
Внутри палатки приятно дышала теплом закрытая жаровня, заполненная раскаленными в костре булыжниками. Вот чего-чего, а камней вокруг хватало на любой вкус. И горела одинокая свеча: зимой темнело рано, но жизнь не прекращается ровно на закате, а дела сами не делаются.
В неверном свете этой единственной свечки дю Пюи потратил какое-то недолгое время на то, чтобы получше рассмотреть шевалье де Лиссака, при этом не доводя своих созерцательных упражнений  до того момента, когда они могут показаться оскорбительными. Последнее, что он слышал об этом молодом человеке, что ему «дьявольски везет». Сказано это было с явной ноткой неудовольствия, но речь, как предположил маркиз, шла о везении, непосредственно с войной не связанном. А проигрываться (не проигрывать – хотя и это тоже) не любит никто.
- Мне нужен разведчик, лейтенант де Лиссак, - сразу объяснил причины своего интереса дю Пюи. - Храбрый, наблюдательный и сообразительный человек, который разведает дорогу на Женольяк и подступы к городу. Мы вступаем на земли, принадлежащие маркизу де Порту, одному из самых преданных сторонников короля, так что ожидать можем чего угодно, кроме теплого приема. Так вот, я хочу знать, с чем именно нам предстоит столкнуться. Мне сказали, что вы везучи, но везение – благосклонность высших сил, а я больше полагаюсь на то, что могут предложить мне сами люди. Как полагаете, справитесь?

Отредактировано Александр дю Пюи-Монбрен (2024-02-20 04:20:51)

Мобрен удивленно приподнял бровь. Случалось, конечно, чтобы его люди исполняли приказы с особым рвением. Но даже на их фоне воодушевление лейтенанта озадачивало. Так, что дю Пюи внезапно вспомнил себя, четырнадцатилетнего, слезно умоляющего отца не оставлять его при дворе, а позволить отправиться в армию. А потом свое потрясение, -  будто небо на землю рухнуло, - в тот момент, когда герцог Лесдигьер говорил отцу, что Александр – замечательный юноша, и он будет рад видеть его среди своих людей, но не сейчас, а года через два. «Дайте мальчику подрасти, маркиз де Мобрен». А мальчик тогда чуть с ума не сошел от горя, более того, у мальчика хватило наглости настаивать на том, что он готов стать хорошим солдатом немедленно. Каким-то чудом у него получилось убедить в этом герцога и остаться в полку в Пьемонте. И, не иначе как в память о тех днях, он до сих пор не отослал домой своего юного вестового, - кстати, надо заняться его шпагой, отцовская слишком длинна. И не одергивает лейтенанта де Лиссака, с его перьями и бурундуком. Хотя совершенно не обязательно посвящать своего маршала в такие удивительные подробности  разведывательной операции.
Тут дю Пюи, поверх плеча устроившегося напротив лейтенанта, глянул на мальчишку у входа. Тот аж шею вытянул от напряжения, прислушиваясь к разговору старших мужчин. Ну еще бы, авантюра во всей красе, когда еще послушаешь такое.
- Я мог бы сказать, шевалье де Лиссак, что мне все равно, как вы это сделаете, вполне достаточно самого вашего согласия, а дальше я смело полагаюсь на обещание дворянина. Но… продолжайте. У вас нашлись благодарные слушатели.
Маркиз подмигнул вестовому, даже в полумраке палатки было видно, как густо он после этого покраснел.
- И, для поддержания вашего удивительного воодушевления, у меня есть старый план Женольяка.
Порывшись среди бумаг на своем столе, дю Пюи протянул лейтенанту нужную.
- Вам не придется ничего рисовать самому, просто отметьте любые изменения в фортификации, что вы заметите. Я не верю, что де Порт даже не попытался укрепить город. Особое внимание обращайте на рвы или новые редуты, местность там гористая, так что даже малый отряд может доставить большие неприятности нам с вами. Но имейте в виду, если у вас найдут этот план, он, вероятно, будет стоить вам головы.

Отредактировано Александр дю Пюи-Монбрен (2024-02-20 05:58:26)

- Что ж, если вы готовы положиться на свою память, тем лучше, – кивнул дю Пюи, стараясь не улыбаться. У его нового лейтенанта недурно подвешен язык, и он, наверняка, превосходный фехтовальщик. Почему? Потому что с таким языком прожить без ссор и их последствий непросто.
Мальчишка-вестовой выглядел так, будто вот-вот лопнет.
- По реке можно проплыть на лодке, - не удержавшись, выдохнул он, и тут же втянул голову в плечи, устрашившись собственного нахальства.
- Конечно, - согласился маркиз, Господь послал ему доморощенный военный совет, не иначе. – Несколько храбрецов, например, ночью могут сделать это. А потом попытаться открыть городские ворота изнутри. А еще можно договориться с горожанами по-хорошему, если пообещать им не грабить город. Или положиться на помощь единоверцев, уверен, в Женольяке найдутся сочувствующие нам протестанты.
Дю Пюи задумчиво поглядел на карту. Этот город нравился ему куда больше, чем более крупный и оседлавший дорогу на Але Сен-Жан, первоочередного захвата которого ждал от него монсеньор Роган. Очень удобное расположение, в случае чего, оборонять будет легко. А взять силой, стало быть, наоборот. Ну а судьбу возможных переговоров решило бы знание о силах католиков в Виварэ, если у де Порта нет резервов и ополчения, Женольяк будет более сговорчив.
А еще стоило, хотя бы мысленно, готовиться к худшему, то есть к осаде по всем правилам, необходимости засыпать рвы, делать штурмовые лестницы и полагаться на пушки. Долго, дорого и с большими жертвами. А людей у него не так, чтоб много.
Все эти размышления уложились в короткое молчание, закончившееся довольно неожиданным вопросом.
- Может, вы заберете этого юного стратега с собой, лейтенант? Он изрядно поднадоел мне, а дети порой прекрасно отвлекают внимание от того, чем заняты взрослые.
- Я не ребенок, господин маршал, - почти беззвучно возразил мальчишка, снова краснея.
- А в игрушки, вижу, до сих пор играете. Что это у вас?
- Э… еж!
Так поделка, подаренная вестовому де Лиссаком, перекочевала в руки маркиза.
- Ежи приносят удачу, - деревянная фигурка опустилась на карту, отбрасывая на план городских укреплений причудливую тень. – Если уж говорить серьезно, под любую решетку водостока можно заложить пороховую мину. И, если повезет, полностью обрушить стену. Так что осмотрите и их тоже. Осторожно.

Отредактировано Александр дю Пюи-Монбрен (2024-02-20 22:47:37)

- Решено, - вынес свой приговор дю Пюи. – Эмиль, завтра вы поедете с лейтенантом де Люссаком. Боже вас упаси его ослушаться. Переночевать, так и быть, можете тут, но с рассветом чтоб вас тут не было.
Возможно, этого не стоило делать, и тем более маркизу не хотелось, чтобы его распоряжение выглядело наказанием. Но мальчишка явно вдохновился чужим поручением, пускай попробует себя в настоящем серьезном деле. Рано или поздно это должно было случиться, а бледный ангел смерти может взмахнуть крылом над каждым, будь то старик, воин или ребенок. Нельзя позволять этому ожиданию отравлять себе жизнь.
- Если вас это, и правда, не затруднит, шевалье, - уточнил дю Пюи, обращаясь к своему молодому офицеру. – Если завтра утром передумаете, просто отошлите его обратно. Ваша поделка будет дожидаться вас тут, Эмиль, - пообещал он насупившемуся вестовому. – Так что, будьте любезны, возвращайтесь за ней.

Свеча горела ровно, темные фигуры на расписных стенах палатки выстроились в боевом порядке, развернув знамена. Эту роспись подарили маркизу горожане в Монтобане после безуспешной осады города католиками. По словам художника, на ней изображено было, как великий Конде вступает в Орлеан в дни самой первой их войны. А нынешняя какая уже по счету? Восьмая?
- Я еще помню, лейтенант, что чувствуют безусые юноши, что рвутся на свою первую войну. А вот теперь знаю, что чувствуют взрослые, когда им это позволяют. Под Женольяком храни вас бог, потому что другой помощь взяться не откуда.

- Господь благословит, - из полумрака навстречу де Лиссаку выступил высокий монах лет шестидесяти, совершенно седой, но все еще крепкий. Черный плащ поверх белой льняной рясы выдавал в нем доминиканца, и в общем в этом не было ничего удивительного. Первый свой монастырь Святой Доминик основал именно в Лангедоке, в Тулузе: он был как-то по особому предан французскому югу, вернее, своему заветному желанию избавить этот самый юг от ереси.
– Я, сын мой, не рукоположен, - пояснил монах. - Просто иногда прибираюсь тут. Много лихих людей развелось, Господа не чтят, часовню так и норовят изгадить. Но вы, сударь, вижу, не из таких.
Хотя что он мог видеть? Уж явно не карандаш, зажатый в ладони гостя.
- Зажечь вам лампаду? Тут даже летом темно, а уж зимой и подавно.

Часовня была старая, время уже взялось за сложенный из серого камня фундамент, подтачивая его с той, позволительной лишь вечности, обстоятельностью, что не оставляет творениям рук человеческих никаких надежд противостоять законам природы. Алтаря внутри не было, лишь большое, почерневшее от времени распятие и несколько изображений святых, поблекших до неузнаваемости, но в массивных резных окладах. Распятый Спаситель попирал пробитыми пугающих размеров гвоздем ступнями другой крест, полустершийся уже, но все еще просматривающийся на каменной кладке. Катарский. Так что возможно часовня раньше была и не часовней вовсе. Только очень давно.
Под покосившимися сводами ее гулко ворковали голуби, крышу венчала крохотная колоколенка с крестом, веревка от колокола, для удобства перебранная узлами, свисала через дыру в этой самой крыше почти до самого пола.

Следом за де Лиссаком в часовню заглянул Эмиль, довольно убедительно перекрестился на распятие.
- У вас тоже какое-то дело к Богу, юноша? – спросил монах.
- Моего господина лошадь сбросила, -  соврал по-договоренному юный гугенот. – Вот, разыскиваем теперь.
Доминиканец как-то совсем по-птичьи наклонил голову, прислушиваясь к словам мальчишки, вернее, к его говору. Свой говор, южный. И у старшего тоже. Выходит, он и есть тот самый неудачливый господин.
- Лошади я не видел, сожалею. Но помолиться не помешает, Господь всеблаг. А, если пожертвуете на божье дело, я могу помолиться за вас.
Эмиль недовольно шмыгнул носом, - вдруг католическая молитва им не поможет, а наоборот. Но решать не ему.

- А вы, сын мой, не из местных? – спросил доминиканец. Священнику было бы легче отличить своих от пришлых: когда видишь изо дня в день на всех своих службах одни и те же лица, чужаки сразу бросаются в глаза. Но он-то священником не был. – Эко вас угораздило.
Монах сочувственно покачал головой.
- Кабы лошадь ваша вас недалеко от дома сбросила, может, сама бы на конюшню вернулась. Божьи твари не лишены соображения. А теперь и правда искать придется. И лучше б вам поскорее управиться, по ночам волки в горах озоруют, зима. Откуда путь держите? И куда?
Странно выходило, вроде вопрос ему задал заезжий дворянин, только вместо ответов хранитель часовни сам был не прочь этого дворянина порасспрашивать, кто он да откуда.
- Во-о-олки, - тревожно протянул Эмиль. – Бедный Нимрод! Что же делать, отче?! Его же спасать надо!
- Волки ночью, - успокоил юношу монах. Но пылкая непосредственность Эмиля и правда принесла те плоды, на которые рассчитывал дю Пюи.  – Как минуете часовню, дорога выведет прямиком на старый мост через Гардонетту, - принялся объяснять доминиканец. - С дороги там не спуститься, склон такой, что ноги переломать впору, да и заросло все. По левой стороне холм, на него тоже лошадь добровольно не вскарабкается. Так что езжайте прямо к Женольяку, перед крепостным рвом поля тянутся, может, там ваш Нимрод остановится стерней полакомиться.

Отредактировано Александр дю Пюи-Монбрен (2024-02-21 21:10:42)

Эмиль удивленно вскинул голову, трудно было не расслышать, как разительно переменился тон лейтенанта де Лиссака, больше в нем не слышалось ни учтивости, ни почтительности к тонзуре. Да и сам доминиканец невольно отступил на шаг назад. Будто упирающийся в его грудь палец мог разить не хуже шпаги. Так ведь и до шпаги может дело дойти, этот приезжий…
Уже неважно было, что он о себе говорил. Первое подозрение у часового, -  какая причудливая игра слов «часовня-часовой», -  мелькнуло сразу же после недовольства шевалье де Крюссоля по поводу «покупных молитв». Добрые католики безропотно платили и за мессы, и за отпущения грехов, и за молитвы, а этот не захотел. И если бы не мальчишка, он бы сразу понял, но мальчишка сбил его с толку…

- Оставьте этот тон, сын мой, вы в божьем храме,  - хрипло и возмущенно воскликнул доминиканец. Наверное, слишком возмущенно для того, кто дал обеты смирения.
И сделал еще один короткий шажок назад и в сторону.

До веревки не дотянуться… догадался? И с чего бы обычному человеку, пусть даже проклятому еретику, сходу догадываться о том, зачем в этой часовне колокол. Колокола, они ведь везде, в каждой церкви, в каждом монастыре. Может, случайно преграждает ему путь? Нужно рискнуть, один удар – и из Женольяка пришлют помощь.
И даже она не успеет, вознамерься гугенот убить его.

- Я не понимаю, о чем вы, но не берите грех на душу. Если решили оскорбить меня – я вас прощаю, а если ограбить - берите, что хотите, и уходите! Это оживленная дорога.
И сам запоздало удивился тому, что сегодня с самого утра он никого на ней не видел.

Отредактировано Александр дю Пюи-Монбрен (2024-02-21 23:56:09)

Монах решительно не понимал, что происходит, что за странная блажь посетила заезжего дворянина. Зато часовой понимал все прекрасно. Убивать его не хотят, но в колокол ударить не дадут. Что за опасность в таком случае грозит городу? Мужчина у двери уже обнажил шпагу, тот, что давал ему слово дворянина, пока еще нет. Мальчишка… Мальчишка был сейчас некстати. Всем. А может, наоборот?
- Кажется, я солгал вам, юноша, - вздохнул доминиканец. – Волки нападают не только ночью.
Эмиль недоумевал, что такое странное лейтенант де Лиссак вознамерился сделать с монахом, зачем им его связывать. Но совершенно упустил из виду, что монах при случае может сделать с ним самим. Не удивительно, обычно братия на мирян не кидалась, как-то такое было… не принято. Поэтому когда мужчина в рясе с совершенно не ожидаемой от него ловкостью бросился на него, для мальчишки это стало полной неожиданностью. Жизнь его, к счастью, была часовому без надобности. Только клинок. Но от сокрушительного удара в челюсть, которым лже-доминиканец попотчевал лже-родственика невесты из ле Пюи, у Эмиля в глазах словно солнце раскололось, хоть дело было в полумраке часовни. Он, охнув, осел на пол, а шпага, которую маршал де Сент-Андре полагал слишком длинной для своего юного вестового, пришлась «монаху» как раз по руке.
- Щедрое предложение – выплюнул он в сторону де Лиссака. – Но откажусь пожалуй.

Отредактировано Александр дю Пюи-Монбрен (2024-02-22 03:47:01)