Квартал, в котором жил Поль, был, как он сам честно признался невесте, отнюдь не из зажиточных, и если Новый рынок, с его дешевизной, был совсем рядом, то точно так же рядом был и Двор Чудес. Выходить на улицу после захода солнца здесь ни в коем случае не следовало. Впрочем, как уточнил Поль, то же было верно и почти во всех иных кварталах Парижа.

Они шли домой с утренней мессы, вокруг бурлила суетливая уличная жизнь, а Поль, держа Мадлен под локоть, рассказывал ей об особенностях столичного бытия, то и дело прерываясь, чтобы раскланяться со знакомыми или притянуть ее к себе, когда слишком близко к ним оказывалась грохочущая телега с сеном, тележка молочника, огромный короб разносчика свежей выпечки или возможный уличный воришка.

— Эта мадам Пуссен, — объяснял он, когда, представив свою невесту краснощекой галантерейщице, стоявшей в дверях своей лавки, он выслушал обрушившийся на них поток восторгов и поздравлений, поблагодарил, пообещал непременно позвать ее на свадьбу и повел Мадлен дальше, — если дать ей волю, она так и будет болтать, пока покупатель не отвлечет. Но она незлая, и она о нас всем расскажет.

Поводов для сплетен было достаточно: оглашения, которыми обещал заняться кюре, долгий путь, проделанный невестой, трогательная история о давней любви… Поль не пожалел красок, расписывая зеленщице безоговорочное одобрение отца Сен-Томе, портнихе козни ревнивой соперницы, а трактирщику предстоящий пир. О том, что в Париж его невесту привез какой-то головорез, не было сказано ни слова — впрочем, Поль и ей самой почти ничего об этом не сказал: только отозвался нелестно о людях, которые называют себя благородными, а сами только рады обобрать оказавшуюся в безвыходном положении женщину.

— Потом-то, конечно, — предостерег он, разломив пополам купленный у помощника пекаря свежий пирожок с капустой, — они задумаются о твоих родителях. Но первое впечатление — самое главное. Только послушай, как я проповедую! Ах, добрый день, господин комиссар. Я сегодня счастливейший человек на свете — ко мне наконец-то приехала моя невеста.

Комиссар наклонил голову, окидывая Мадлен откровенно оценивающим взглядом, и прошел мимо.

— Продажный негодяй, — Поль понизил голос. Погода была замечательная, светило солнце, и настроение у него было, несмотря на эту встречу, лучше некуда. — Пришел ко мне в гости, когда я только-только сюда переехал, и пообещал помочь, если вдруг мне понадобится наводить справки, а авансом попросил меня составить договор, и не для себя даже. Говорят, ему многие здесь платят за покровительство. Как тебе их пирожки? Луиза у них никогда не покупает, ходит к гугенотам.

Беседа о сравнительных достоинствах местных пекарен осталась незаконченной — не успели они подойти к дому, как навстречу выскочила Луиза.

— Тебя клиентка дожидается, мэтр, — она возбужденно потирала руки и даже слегка приплясывала. — Настоящая, лопни мои глаза! И с деньгами!

— Сколько раз, — спросил Поль, — я предупреждал тебя, что в доме все слышно?

— А что я такого сказала? Серьезная женщина. Не был бы ты уже почти женат, я бы сказала: и хорошенькая, — она подмигнула Мадлен, покачала головой и приложила палец к губам, а потом добавила уже шепотом: — Замужем, с мужем вроде хорошо, в портшезе ее принесли, даже без служанки. Семейное дело, помяни мое слово.

— Но с мужем все хорошо? — таким же шепотом поддразнил Поль.

— А то! — толстуха вдруг усмехнулась. — По жене, знаешь, видно. И даже лучше чем по мужу, у меня глаз наметанный. В гостиной сидит, я ей вина с бисквитами подала.

Насчет красоты Луиза клиентке польстила, но прочее описанию соответствовало: и прекрасно сидевшее платье из добротной ткани, и изящные кожаные башмачки, не испачканные парижской грязью, и цепочка с золотым распятием, для верности то ли пришитым, то ли приколотым к вырезу корсажа.

Поль, не выпуская руки Мадлен, поклонился клиентке.

— Доброго дня вам, сударыня. Я, как вы догадались, тот, кого вы ждете, а это мадам Буше.

Повесив шляпу после поклона на вбитый в стену в двери крюк, Поль сбросил плащ и, спохватившись в последний момент, отдал его Луизе.

— Моя невеста только вчера приехала, — объяснил он с обезоруживающей улыбкой, — и новости еще не успели разнестись. Дорогая, если позволишь…

Он вопросительно глянул на Мадлен. О чрезмерно хорошей слышимости в пределах и за пределами их квартиры он предупредил ее еще накануне, только что напомнил снова, и оттого, очевидным намеком прося ее оставить его наедине с клиенткой, на деле он безмолвно оставлял ей выбор: пожелай она уйти в их спальню, отделенную от кабинета лишь ширмой, он остался бы с мадам Армюр в гостиной, а если бы она выбрала гостиную, он увел бы клиентку в кабинет. И если сейчас отдельный кабинет был, строго говоря, бесполезен, его наличие заявляло всякому, кто дал бы себе труд об этом задуматься, что молодой мэтр Буше своевременно принимает меры, чтобы, беседуя с одним клиентом, оставить другому возможность сидеть, дожидаясь своей очереди. И пусть своеобразная акустика квартиры была нешуточным препятствием для осуществления этого плана, до сих пор немногочисленные клиенты мэтра Буше ни разу друг с другом не сталкивались, а само это неудобство с лихвой искупалось советами Луизы, без зазрения совести подслушивавшей его консультации.

Как обычно, та решила все за него:

— Идите в кабинет лучше, мэтр, там потеплее будет, — заявила она и с неожиданной деликатностью потянула Мадлен за рукав. — А ваше рукоделие, мадам, я вам сюда принесу.

Широкая ухмылка, которой она сопроводила это обещание, ясно показывала, что от своих привычек она отступаться не намерена.

— Прошу вас, — Поль распахнул перед мадам Армюр дверь кабинета и повторил это еще раз, отодвигая для нее "хороший" табурет. — Чем я могу быть вам полезен? Не знаю, сказали ли вам, что у меня есть такое правило: я готов держать ваши визиты в тайне, но предпочел бы обговорить с вами заранее, чем объяснить их, если почему-либо эта тайна окажется раскрыта. Составление завещания звучит пугающе, но на деле позволяет любое число визитов.

Он привычно проскользнул на свое место позади стола и, притянув к себе четвертушку бумаги, снял крышечку с чернильницы.

Поль, не запачкавшись, переложил крышечку чернильницы из одной руки в другую. Разумеется, о том, что молодая клиентка хочет сохранить свой визит в тайне, он не знал. Но она, во-первых, явилась одна, даже без служанки, во-вторых, не назвалась, а в-третьих, чего такого могло быть важного у молодой жены, что она не поручила бы мужу? Визиты к нотариусу — не развлечение.

Объяснять, однако, сколь несложными путями он пришел к своему выводу, Поль не стал:

— У меня свои методы, сударыня, — туманно ответил он. — Оформление завещания — это одно из немногих дел, которые легко объяснят ваши визиты и вместе с тем не требуют немедленного решения. Но об этом мы сможем поговорить потом. Если вы еще не представились моей служанке, то можете смело рассказать мне все — даже если вы уйдете, не заручившись моими услугами, я все равно не смогу вас найти.

Здесь он лукавил, ибо с некоторым самомнением считал, что, захоти он ее отыскать, он справился бы с этим даже без имени.

— Замечательно! — похвалил Поль. Дамам мэтр Комартен советовал сочувствовать, а мужчинами восхищаться, предпочтительно за ум, но Поль предпочитал следовать последней рекомендации в обоих случаях. Сочувствие, в его опыте, лишь порождало многословность, а ему нужны были факты. — В этом случае вы можете сомневаться при каждом визите и менять мнение при следующем: кому и сколько.

Подобные колебания мэтр Комартен охотно поощрял, поскольку они преображались в дополнительные гонорары за каждое посещение. Но Поль, к неудовольствию своего патрона, неизменно ставил свой интерес выше прибыли, и порученные его усердию дамы, лишенные ставшего им необходимым сочувствия, все стремились вернуться к старшему компаньону. Упрекать его им было не в чем, однако свои излияния все они заканчивали почти одинаково: "Он не понимает!", и мэтр Комартен грустно вздыхал после провала очередной попытки: "Друг мой, вы их не слушаете!"

В этот раз Поль вовремя вспомнил, на что жаловался опытный нотариус, и завершил так:

— А теперь, прошу вас, расскажите, что вас тревожит.

Если глаза ее собеседника вспыхнули на миг живым интересом, то в следующий же миг он отвел взгляд и аккуратно вернул крышечку от чернильницы на место, заменив ее пресс-папье.

— Я понимаю вашу тревогу, — кивнул он, все еще держа в голове наставления мэтра Комартена, но уже поддавшись обуевавшему его жгучему любопытству. — Это очень беспокойное… то есть беспокоящее положение дел… очень деликатное. Когда такого рода подозрения падают на ближайших членов семьи… но не ваших родственников, сохрани Боже?

"Все очень просто, — сказал бы Поль, если бы его спросили… нет, если бы спросила Мадлен, а не, скажем, его встревоженная клиентка. — Если бы это была не стоящая внимания прислуга, она пошла бы прямиком к мужу. Значит, либо его родственники, либо ее, либо кто-то из очень доверенных слуг, нянюшка, качавшая ее колыбель, или ветхий старик-лакей, помнящий еще его прадеда. Поэтому "члены семьи". И если бы она могла свалить вину на прислугу даже в теории, она пошла бы к мужу".

— Очень хорошо, — кивнул Поль и, спохватываясь, тут же пояснил: — Не то хорошо, конечно, что происходит, но то, что это не ваши родственники. За своих душа болит много сильнее, колебания длятся куда больше, и вы могли бы прийти уже слишком поздно, когда все улики были бы уже уничтожены или просто пропали бы. Но я вас понимаю: сложное, весьма сложное положение.

На самом деле, доволен он был тем, что вовремя вспомнил уроки мэтра Комартена, а думал еще и о том, что родственников мужа его встревоженная собеседница будет выгораживать меньше, а значит, есть недурной шанс, что ему расскажут не только правду, но и всю правду. Опыт работы как у мэтра Комартена, так и самостоятельно, научил молодого законника, что люди врут как дышат, и притом очень часто тогда, когда им это только вредит, да еще и из самых лучших побуждений.

— Но давайте начнем с самого начала, — предложил он, решив, что посочувствовал уже достаточно, — кто живет в доме… это же в доме у вас случилась пропажа? И что именно пропало?

— Колье с пятью жемчужинами, — повторил Поль. Лежавшее в ларце и пропавшее оттуда… как быстро молодая женщина заметила пропажу? И на что рассчитывал вор? На то, что она не заметит или на то, что не поднимет шум? И ларец наверняка хранился не на виду… скорее всего, в супружеской спальне, однако подозревала она не своего мужа… что, в общем, совершенно естественно.

Он потянулся за четвертушкой бумаги, на оборотной стороне которой высчитывал утром вместе с Мадлен, сколько должны стоить ее пироги, чтобы окупить два часа пользования меньшей печью в пекарне на углу, и провел поперек него аккуратную черту.

— Начнем по порядку, — предложил он. — Где хранится ларец? Заперт ли он обычно на ключ, и у кого есть к нему доступ? Когда вы в последний раз в него заглядывали? Это во-первых. Во-вторых, — он поставил чернильную точку под чертой, — кто живет в доме, включая слуг? Кто приходит регулярно? Скажем… раз в неделю?

Наставлений мэтра Комартена и собственного опыта Поля хватило, чтобы при слове "неделя" он не только не упрекнул свою неискушенную клиентку в непростительной медлительности, но даже не переменился в лице, какое бы возмущение ни вызвала в нем подобная задержка. Несколько  вопросов, заданных с той же учтивостью и с тем же очевидным сочувствием, добавили важных подробностей: секретер запирался, ключей к нему было два, и второй хранился у ее так не вовремя уехавшего мужа в том же кабинете, что защищал супружескую спальню от вторжения посторонних. Где именно, мадам Армюр не знала, но деверей своих она подозревала именно по этой причине — в отсутствие хозяина дома они пользовались его кабинетом как своим и не могли не знать, где следует искать. Отчего-то ответы на эти вопросы пробудили в Поле легкое ощущение недоговоренности, как если бы у его клиентки были и другие причины не доверять "дорогим братьям", но пока что он позволил ей себя отвлечь от неловких тем, подробно расспросив ее о домашней прислуге, давней и совершенно привязанной к семье. Единственным, кто мог бы вызвать подозрения, был нанятый в феврале конюшонок, но тому хода в господские покои не было, и, поскольку за день до отъезда мэтр Армюр решил взять мальчишку с собой, момент для кражи был бы чрезвычайно неподходящий.

На этом месте Поль и решил перейти к одному из более деликатным моментов этого расследования:

— Соблазн может толкнуть человека на самые глупые и непредсказуемые поступки, — вздохнул он. — И ваш конюшонок мог бы, польстившись на богатую добычу, взять ее с собой. Но эту возможность мы пока не будем рассматривать. Важнее другое: у кого в доме могла возникнуть нужда в деньгах? Начнем с простого, дабы оно могло послужить нам эталоном: хорошо ли идут дела у вашего супруга?

На самом деле, Поль совершенно не исключал из числа подозреваемых мужа своей клиентки, но даже намекать ей на это было бы не только дурным тоном, но и верным средством вынудить ее испуганно замолчать.

Каракули, которыми Поль украсил лежавшую перед ним четвертушку бумаги, смог бы разобрать только он сам. Свою ошибку молодой человек осознал, как только его клиентка надменно вздернула свой аккуратный подбородок, но, следуя еще одному правилу мэтра Комартена, перебивать не стал.

— Заверяю вас, сударыня, — с искренним сожалением проговорил он, — что у меня и в мыслях не было не доверять вашему суждению. Женское сердце видит яснее, чем любой ум, но, как вы понимаете, настанет миг, когда ваш супруг спросит вас, как вы пришли к вашим выводам, и тогда способность подтвердить чувство разумом будет неоценима. Вы совершенно правы: скорее всего, самую очевидную нужду в деньгах испытывают именно ваши деверья, но, ради примера, таковая может возникнуть и у самого обеспеченного человека, буде у того возникнет возможность быстро и очень выгодно расширить дело. Но отложим пока менее вероятные возможности. Знаете ли вы доподлинно, что у одного из ваших деверей есть… — он помедлил, подыскивая слова, а затем вдруг решил говорить прямо: — женщина, которой он делает подарки, или порочная склонность к спиртному или любовь к игре? Расскажите мне о них еще немного: сколько им лет, почему они живут у вас… они не из Парижа?..

Родителей мужа его клиентка не упомянула, стало быть, те были либо мертвы, либо жили в другом городе. А значит, первый шаг был очевиден — следовало обойти всех ростовщиков поблизости и поспрашивать их о золотом колье с пятью жемчужинами. Аккуратно поспрашивать: никто из них не стал бы признаваться в скупке краденого, а значит, стоит возникнуть подозрению, что он разыскивает чью-то собственность, и о колье можно будет забыть.