Из эпизода
Время уклоняться от объятий. 13 ноября 1628 года
- Подпись автора
Никто.
И звать меня никак.
Французский роман плаща и шпаги |
В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.
Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой. |
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды: |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1628 год): Мантуанское наследство » Живая собака лучше мертвого льва. 13 ноября 1628 года, ближе к вечеру
Из эпизода
Время уклоняться от объятий. 13 ноября 1628 года
Никто.
И звать меня никак.
Барнье развернулся и уставился на него взглядом удивленным, благодарным и озадаченным одновременно.
- Никогда о таком не думал... Мне бы даже в голову не пришло, - признался он. И тут же задумался.
Иметь дело с умирающей.
Это всегда вызов.
Сначала - сделать все, чтобы спасти. Женщину. Это опыт. Бесценный опыт. Но люди умирают на столе, от этого никуда не деться, и если не получится... Да, тогда останется тело.
А если удастся?..
Ничего страшного, даже если станет болтать. Хорошее решение.
А Доминик, помнится, мечтал о деньгах. Много-много денег у него по-прежнему нет, но преуспевающий врач нищим не бывает.
- Такое решение... - он снова задумался. - Это даже изящно. Если мне удастся сохранить ей жизнь, она ведь не расскажет ничего... Плохого.
Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
Шере невольно улыбнулся в ответ на похвалу. Конечно, ему и в голову не пришло. Чтоб такое пришло в голову, надо знать священника, который согласился бы дать отпущение грехов женщине, изгнавшей плод. Который впустил бы ее в дом и согласился бы позвать к ней врача. И который потом не стал бы ни о чем спрашивать - те, кто готов помогать, всегда лезут не в свое дело потом. А святых вообще не бывает.
- Плохого - не расскажет, - кивнул он, стараясь, чтобы это не прозвучало снисходительно. - Но сюда не водите никого. Наводку даст, может выйти... скверно. То есть может рассказать где-нибудь, что дом богатый и как в него попасть, найдется еще какой-нибудь... захочет влезть... не нужно вам такого. Это главное. Потом - не зарывайтесь. То есть...
Он прикусил губу, подыскивая слова. Люди всегда хотят больше, всегда. Он не понимает сейчас, а ведь его не раз позовут и не два, если он хоть кого-то спасет. "Если бы я увидел это тогда в первый раз..." Не остановится вовремя - и...
Барнье вопросительно глянул на секретаря. Что бы это могло значить - "не зарывайтесь"? Он мог найти десяток трактовок. Но какая была верной?
Шере снова отвел глаза. Барнье был старше, ему не понравится, если его будут учить жить слишком очевидно. И может, все дело обойдется одним трупом – а потом отец Гийоме просто забудет.
– Вас зовут, – начал объяснять он, – вы приходите, увозите куда-то эту… все понятно, все понимают – нельзя таким женщинам у кюре в доме оставаться. И с вами тоже все понятно: дело такое, совесть у человека, кюре вы там что-то дадите на заупокойные мессы… Никто не удивится. Теперь – куда вы ее повезете? Нет, мне не говорите. Куда-то – приличный квартал, не очень, везде люди живут, смотрят, сплетничают. Если вас там не знают – то есть комнатку вы там сняли, а потом бросите – вообще не о чем тревожиться. Но вы так не сделаете, ведь правда?
Он бросил быстрый взгляд на внимательно слушающего хирурга и продолжил так же тихо.
– Вы позаботитесь. Значит, надо приходского священника звать. Нужна история какая-то – кто вы, кто она, что да почему. Может, родственница она ваша пропавшая, а вы затем там и поселились, чтобы ее разыскать. Но жить вы там не будете, значит… ищете ее около Парижа. Если вылечите, никто и не заметит – шлюху вы приводили, обычное дело. И она ни с кем болтать не будет. А вот если не вылечите…
- Историю придумаю, - кивнул Барнье. - Это я могу. А тело... Его похоронить надо будет... Хоронить пропавшую родственницу - не то же самое, что прятать труп где придется, да?
Шере непочтительно фыркнул, невольно вспомнив рассказ про двух монахов.
– Вы придумаете. Лучше, как я сказал – убежала из дома, следы ведут в Париж. Что с ней потом случилось, понятно. Даже честно сказать можно, от чего померла. Священнику, никому больше – такими историями не делятся. То есть позовете священника, так и объясните: вот, померла. Заплатите ему, чтобы похоронили по-христиански. Может, за оградой, но – по-настоящему. И тут придется кого-то нанять, чтобы труп обмыли и обрядили.
Он сделал новую паузу, проверяя, понимает ли Барнье, что ему сказали. Так будет лучше всего – сразу дать понять, что больше одного раза не получится.
В соавторстве
Никто.
И звать меня никак.
- Обмыть и обрядить... - хирург задумался. - Там же видно будет... Даже если очень аккуратно. А если самому обмыть и обрядить? А потом уже людей нанимать?
На кладбище тело тоже нужно было кому-то отвезти, да и могилу выкопать - та еще работа.
– Самому? Мужчине? – Шере посмотрел на хирурга так, словно тот предлагал ему закусить свежей человеческой почкой. – Нет, вы уедете оттуда, конечно, но… Насколько будет видно? И что будет видно? Может быть, как будто это после… ну… Как будто это из-за знахарки?
- Будет видно, - Барнье, здраво поразмыслив, решил не углубляться в подробности. - Она бы не дошла от знахарки, если бы та... Делала так. Я зашью, конечно, но тогда будет шов. А знахарки не шьют. Если обмывать, очень заметно.
В соавторстве
Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
Не шьют.
Шере снова уткнулся лицом в колени, пережидая нахлынувшую дурноту и пытаясь найти какой-то другой выход. Вся эта затея отдавала безумием, но ведь он же останется в стороне – никто его с этой авантюрой не свяжет. Но почему-то он верил теперь, что хирург действительно попытается сначала спасти ту, к кому его позовет отец Гийоме, и уже ради этого стоило… Потому что это могла быть не шлюха, а… кто угодно.
Позвать старух? Сложно, и шов… они могут нащупать.
– Сами, – решил он наконец. – А священнику сказать можно, что это вам хозяйка квартирная помогла, но… он поймет, если дать понять, что она не знала, как отвертеться. Недостойная смерть очень, и для чужого человека… Он ее расспрашивать не станет, а она… да что бы она не сказала… и вряд ли они это обсуждать будут. Пойдет?
Никто.
И звать меня никак.
- Да, - горячо согласился хирург, глядя на Доминика почти влюбленными глазами. - Это должно сработать. Господи, как же это ловко придумано!..
Он снова прошелся по комнате, но уже не мучаясь от неловкости, а горя идеей - такой, как выяснилось, осуществимой! Пришлось напоминать самому себе об осторожности.
Барнье еще с университетских времен знал: чем больше людей вовлечено в затею, тем выше риск. И если сам он прекрасно знал, на что шел, и считал цену приемлемой, то рисковать жизнью и благополучием того же Доминика...
- Вы меня только познакомьте со священником, - врач остановился возле кресла Шере и серьезно глянул на своего гостя. - Может, просто расскажите, куда и к кому идти, чтобы никто не связал вас со всем этим... Как будто вы и не знали даже.
Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
Тут и раздумывать было не надо, и Шере сразу покачал головой.
– Так не выйдет. С ним нужно… он вас просто не будет слушать. То есть будет, но толку от этого никакого не будет. Когда вы его увидите, вы поймете. Он такой… Он очень странный.
И пьет как губка, мог бы добавить Шере. И мессу служит где ни попадя. И чудо, что свое имя еще помнит. Но на Новом рынке он был настоящим, и он согласится.
- Это опасно, - немедленно заявил Барнье. - Тем более, если он странный. Мало ли, что и кому он разболтает...
Врач глянул на ту же гравюру, которой немногим ранее любовался Шере.
- Есть у меня домик в другом квартале. Там тоже есть приходской священник, и с такой историей может и получиться...
Шере снова чуть не задел кружку и от греха подальше поставил ее на краешек неожиданно огромного даже для такой большой комнаты стола. И смех и грех. Кто кого будет учить, что опасно?
– Во-первых, – Шере наставил на врача указательный палец, – он не согласится – как будто вы эту братию не знаете. Во-вторых – ну, положим, святой человек у вас там священник, готов помочь. Кто об этом узнает? Сам он гулящим девкам рассказывать не пойдет – кто тогда? Вы сами? Служанка ваша? А в-третьих…
Он помолчал, выбирая. Столько всего можно было добавить – но ведь обидится же.
– Положим, заявится к вам… какая-нибудь. Может же так быть, что вам удастся… вы сможете ее спасти? А потом? Повесят же ее. Ваш же священник и донесет.
Врач понурился, признавая правоту Доминика.
- Но и вам мелькать во всем этом... Из-за моей затеи... - он развел руками. - Вы уверены, что этот ваш странный священник ничего лишнего не разболтает?
Впору было закатить глаза, но Шере был скорее тронут. Барнье, похоже, и в самом деле беспокоило его участие.
– Что разболтает? Что вы хороший человек? Что пытались кому-то помочь? Нет, я не знаю, может, какая-нибудь сволочь в сутане и возмутится, что вы таким грешницам помогать готовы, но ведь это же само по себе не преступление? А что не донесли – может, и собирались, а она раньше сбежала, не дура. И потом…
Шере снова примолк, неотрывно глядя на кольцо, которое начал незаметно для самого себя поворачивать на пальце. Не вылечит он никого, конечно. Но если нарисует… Если ему объяснить, что за это могут заплатить…
– Если разболтает кому-нибудь, то в этом квартале вас никому не сдадут. – Он не стал уточнять, что скорее зарежут сами. – А вот в вашем… Вам понадобится другая история тогда.
В соавторстве
Никто.
И звать меня никак.
Хирург тревожно смотрел на Доминика. Но потом решил, что он прав. В конце концов, познакомить одного, пусть и странноватого, врача со священником (и тоже странным, надо же) - ничего такого в этом нет, не преступление.
И если вдруг - не дай Бог, конечно, но если! - можно будет сказать, что Шере был просто обманут. А лучше вообще его не упоминать.
- В моем квартале вам вряд ли потребуется даже появляться священнику на глаза. Меня бы это устроило. Но он совсем не святой, - врач усмехнулся, что-то припомнив. - Совсем нет.
Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
Шере с откровенным недоумением уставился на хирурга. Что он такого сказал, чтобы тот решил знакомить его со священником? Зачем? Святым или совсем не святым – зачем?
– Я в вашем квартале даже появляться не собираюсь, – заверил он Барнье на всякий случай. – В том, где этот ваш домик. Но раз вас там знают и все такое, то байка с пропавшей родственницей не подходит. Нужна другая.
Он задумался, снова уставившись на кольцо. Может, послать все это к черту? Ведь не кончится это добром, не кончится.
Никто.
И звать меня никак.
Хирург кивнул. И сел прямо на пол рядом с креслом Шере, чтобы не смотреть на него сверху вниз. Так лучше думалось.
- Кухарку нанял? Служанку? И так неудачно... - история выглядела так себе, но иногда чем проще - тем лучше.
– Да нет. Это как раз неважно – расскажете про обет. Но чтобы обмыть и обрядить… тут нужна другая история.
Шере снова стало неуютно. Сидеть в кресле, когда собеседник сидит на полу… когда он старше и особенно когда он ничего не понимает…
– Месье Барнье, – нерешительно сказал он, – я боюсь… для вас это очень плохо кончится. Вы не подходите для таких дел.
- Я знаю, - врач подтянул колени к груди и опустил голову на руки. - Но все-таки не так, как вы думаете.
Он посидел так секунду или две, а потом уставился на секретаря яркими синими глазами, в которых мелькнул какой-то намек на веселье.
- Я быстро учусь. Проверьте!
В соавторстве
Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
– Придумайте, кто будет обмывать тело, – тут же ответил Шере, но ответная улыбка на его лице быстро погасла. – Как, по-вашему, это можно проверить? Это не игра. Я попробую придумать что-нибудь другое.
Барнье смотрел на него, закусив губу, и глаза его все ярче искрились от смеха.
- А вот придумал, - наконец произнес он сдавленным голосом. - Будет... Бабка... Хорошая бабка, все запомнят. И фигуру, и нос крючком, и прочие... Детали...
Он содрогнулся от смеха.
- Арно меня проклянет...
Шере замер, уставившись на врача широко раскрытыми глазами, из которых исчез всякий намек на веселость.
– Вы с ума сошли, – прошипел он. – Какой еще Арно? Забудьте. Забудьте все.
Он спустил ноги с кресла, торопливо нашаривая свои башмаки.
- Стойте, - спохватился хирург, разом утрачивая веселье. - Простите. Это мой ученик. Хирург. Он точно не скажет лишнего, никому. Он ведь тоже... Он работает в этом домике и... Его можно одеть под старуху-нищенку, которая за плату возьмется обмывать кого угодно. Придет старуха, уйдет старуха - кто будет знать?
Шере только головой покачал. Если этому Арно будет угрожать то же наказание… Да, он не захочет болтать. Но сможет ли не проболтаться? Да и вообще…
– Как вы себе это представляете? – почти зло спросил он. – Где он будет в старуху переодеваться? Так, чтобы туда эту старуху-нищенку потом впустили, не сюда же он пойдет женские тряпки снимать? Сколько ему лет? Если он ваш ученик, вряд ли он вас старше – откуда он морщины возьмет?
- Это как раз очень просто, - врач легко поднялся на ноги и направился к шкафу. - Я все-таки учился в Монпелье. Есть у меня кое-что... Настойка - раз, - он показал бутылочку. - Протрите лицо и руки, они станут темнее. Словно человек живет на улице или проводит там много времени. Или возраст. Но это пройдет только за сутки. Зато с помощью костного клея такие морщины можно изобразить... Хотите - на шестьдесят, хотите - на девяносто. Или ожог нарисовать на пол-лица. Или шрамы сделать. Немножко пудры разных оттенков, чуть подкрасить... И снимается легко. С воском тоже можно много чего сделать, если кое с чем правильно смешать... Да ведь и не нужно так стараться, кто рассматривает старух?
Теперь в глазах Шере проявился явный интерес, который он тут же попытался скрыть – это было очень похоже на жульничества, которым Двор чудес был обязан своим названием.
– А место?
Нельзя было, наверное, спрашивать, выходило так, будто он уже согласился, когда на самом деле охвативший его ужас никуда не делся. Нет, придумано было чисто, привязать его к этой истории никто не сможет, только сам Барнье и то… Должно очень сильно не повезти, чтобы кто-то стал докапываться до истины. Но ведь поймают его… Все равно что веревку человеку подарить, чтобы он на ней повесился.
В соавторстве
Никто.
И звать меня никак.
Врач задумался. Ответ у него был, но оценит ли Доминик? Первым, что пришло в голову, был кладбищенский склеп. Там темно, но если хорошо завесить какой-нибудь угол, можно даже свечу зажечь - и спокойно наложить грим. Но это снова отдавало авантюризмом.
Хирурга это не смущало, но он уже мог предположить, что Шере не понравится. Поэтому Барнье остановился на втором варианте:
- Есть пара переулков и глухих углов, где никто не бывает. Я знаю, туда по ночам приходят спать какие-то нищие, но днем там никого нет.
Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
Шере молчал. Что он мог сказать? Что ему страшно? И однако ему случалось уже иметь дело с теми, кому он не доверял ни на грош. Что можно будет поставить ему в вину? Что он познакомил Барнье с отцом Гийоме? Так он и сам мог ничего не знать.
И все равно ему было не по себе.
Его слово против слова врача, а пытать секретаря кардинала по одному лишь подозрению… не станут.
Он придумал план, который оказался неожиданно безопасным – но для осторожного человека, а Барнье…
Шере глянул в окно и заметил, что дождь прекратился. Может, это был знак свыше – искупить чем-то грех, который он взял на душу, помогая Мари.
На старух особо не смотрят, тут он прав. И ведь не безумец же он, понимает, что платить придется ему!
– Один-единственный раз, – неохотно проговорил Шере наконец. – Запомните? Один раз. Вы не годитесь для таких дел, сударь.
Он сунул ноги в насквозь промокшие башмаки и встал, допивая почти остывший отвар.
Эпизод завершен
-> В гости к убийце. Ночь с 26 на 27 ноября 1628 года
Никто.
И звать меня никак.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1628 год): Мантуанское наследство » Живая собака лучше мертвого льва. 13 ноября 1628 года, ближе к вечеру