Барнье терпеть не мог ночных визитов. Это всегда значило, что через несколько минут на столе появится истекающее кровью тело. Хорошо, если ругающееся на все лады. Хуже - если бледное и молчащее.
Но в этот раз топота и возгласов не было слышно. Все началось с негромкого стука в дверь и появления сонного Эжена с известием, что пришел Шере.
Шере?!..
В такое время?..

Одного открытого глаза хватило, чтобы найти штаны и зажечь свечу, второй открылся после порции ледяной воды из таза для умывания. А потом за дверью послышались знакомые шаги.
К Барнье никогда, никогда не приходили ночью, если не случилось чего-нибудь, особенно мерзкого. Любовные дела не в счет.

Подпись автора

Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.

- Я почему-то так и подумал, - вздохнул пикардиец, натягивая куртку. - Расскажите, что случилось.

Собирался он привычно быстро. Одевшись, уложил в сумку несколько пузатых кожаных чехлов, один из которых тихо брякнул металлом, сверху бросил связку жгутов. Шере пришел не к травнику, не к аптекарю, но к хирургу, значит - инструменты потребуются наверняка.
Кинжал на пояс.

- Пистолет нужен? - спросил он, проверяя еще раз сумку. После войны этот вопрос казался естественным как дыхание. Правда, там он не спрашивал. Просто носил с собой.

Подпись автора

Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.

- Все так говорят, - Барнье отложил разряженный пистолет. В доме были и готовые к бою, но не в этой комнате. - Три дня? Где вы раньше были?

Убедившись, что сборы закончены, хирург увлек Доминика к выходу. Не видя раны, ничего нельзя было сказать о возможности сохранить ногу. Цирюльник мог оказаться прав, а мог выбрать простой способ сохранить раненому жизнь, не умея иначе. Со вторым вариантом Барнье сталкивался чаще.

- Сколько ему лет? Бредит? Там есть, кому его подержать? Привязать?

Подпись автора

Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.

- Там есть, где воду вскипятить? Много? - Барнье подумал и поправился: - Пару ведер. Будет в самый раз.

Проси больше, получишь хоть сколько-нибудь - этот принцип никогда его не подводил.

- И свет. Свечи? Лампа? Лучше две. Но хоть одну.

Шере рассмеялся бы, если бы не тревожился так – и не столько за Лампурда сейчас, сколько за них двоих. В каждой тени могла поджидать угроза, и если он не успеет… Чуть слышно щелкнула освобожденная пружина, и рукоять кинжала соскользнула ему в руку. Не то чтобы он думал, что сможет им воспользоваться, но так было немного спокойнее.

– Нет. Ни света, ни воды. Но… – Он мгновенье подумал. Барнье достаточно уже рассказал про свою работу, чтобы Шере начал делать выводы. – Там поблизости есть трактир. Дыра та еще, но можно попробовать… Я попробую договориться.

В комнате Лампурда был камин, но дров в нем не водилось как бы не с прошлого царствования. И посуды своей у него тоже не было. И кровати – или стола, в зависимости от того, чем считать положенную на козлы доску.

Барнье не замедлил шага, но только головой покачал.

- Считайте, что свет и вода для вашего друга решают все. Если цирюльник не ошибся, ему потребуется вода. Если ошибся - еще больше воды. Но чистой. Ее нужно прокипятить. И свет. Резать вслепую я не стану, это убийство. В худшем случае придется ждать рассвета.

Пикардиец понимал, что такое опасность, но вот бояться умел очень плохо. Если что-то нехорошее уже случилось, бояться поздно, если не случилось - зачем?.. Правда, были и вещи, которые пугали его до смешного, и каждый раз, находя такую, Барнье удивлялся самому себе.

- Это крепление щелкнуло? - наконец шепотом поинтересовался он, вспомнив, как неожиданно появился нож тогда, в прихожей, когда Шере и Эжен выясняли отношения.

Подпись автора

Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.

Барнье улыбнулся в темноте.

- Большая часть всех, кто хватается за оружие, считают, что достаточно иметь нож - а дальше само пойдет. А потом я их штопаю. А хотите, научу? У нас в Амьене поножовщину давно возвели в ранг искусства, волей-неволей пришлось учиться.

Тихий шорох мог подсказать Доминику, что уличная темнота наконец заставила его спутника взять кинжал в руку.

– Хочу, но…

Шере остановился, напряженно прислушиваясь – сам не зная, почему, однако своему страху он верил. Вокруг было тихо, все спали, и, подождав для верности еще несколько мгновений, он двинулся дальше.

– Только это бесполезно, – продолжил он. Говорить так, не видя лица собеседника и зная, что он не может разглядеть твое… – Я все равно не смогу… в человека.

В последний момент он спохватился и не закончил. Я пробовал, я знаю.

- Это хорошо, - интонации хирурга подсказывали, что он опять улыбается. Идти с ножом в руках по темнейшей улице и улыбаться словам спутника - это он мог...

- Значит, я смогу не мучиться угрызениями совести, что по моей вине уйдет на небеса пара-тройка невинных душ. Но если хотите, научу. Знание карман не тянет.

Подпись автора

Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.

Он споткнулся, конечно, но не упал - и слава богу, потому что тогда хирург потребовался бы уже ему. Лететь с лестницы с кинжалом в руке... Обошлось, и Барнье торопливо убрал нож.
"Ну и дыра", - только и подумал он, следуя за своим провожатым.

Сразу за порогом - это должен был быть порог, скрипнула дверь - в нос ударила такая смесь запахов, что хирург невольно отшатнулся. Первое, что здесь нужно было сделать - проветрить. Даже на войне он не работал в таких условиях!
Тусклые отсветы от плошки, где в масле плавал фитиль, едва позволяли рассмотреть комнату. Но не заметить раненого было невозможно.

- Оставьте дверь, здесь нужно проветрить, или сдохну я, - искренне сообщил Барнье, направляясь к спартанской лежанке. И уточнил уже у того, кто на ней лежал:
- Я врач, отбиваться будете? Или сразу перейдем к делу?

Подпись автора

Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.

- Торгуетесь? - усмехнулся врач. - Отличный признак. Мой ход. Я смотрю на вашу рану, рассказываю вам, что и как можно сделать, а вы - соглашаетесь или нет. Идет?

Барнье посмотрел на стену в ожидании ответа и слегка присвистнул.

- Черт возьми. Первая заповедь военного хирурга - перед осмотром отбери у раненого оружие. В вашем случае я бы кровать передвинул!

Шутил он или нет, можно было только предполагать, потому что врач опустил на пол свою объемную сумку и присел рядом с ней, наощупь зарывшись в недра.

Подпись автора

Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.

- И никакого вина, - крикнул сверху Барнье, бесцеремонно противореча словам хозяина дома. - Иначе его никто не спасет, слышите?

Вернувшись к раненому, он все-таки переложил кинжал подальше, аргументируя это негромким: "Извините, сударь, очень жить хочется". А потом переставил поближе плошку и сунулся к намотанным на рану тряпкам.

- Знаете, чем военный врач отличается от почтенных мэтров лекарского дела? - привычно болтал Барнье, снимая первые туры повязки с помощью короткого кривого ножа, который нашелся в сумке. - Он готов тащиться черт-те куда, причем не для того, чтобы сделать больному хорошо, а чтобы вернуть его в строй, хочет больной или нет...

Рана была горячей даже сквозь тряпки. "Твою мать!", - подумал пикардиец. Этого как раз следовало ожидать. Повязка даже не присохла толком, тонкая корка отделилась с характерным звуком, едва слышимым, но безошибочно опознаваемым.
Щуп можно было даже не протирать. Рана была грязной.
Света не хватало.

- Так, - Барнье бросил использованный щуп на заранее подстеленную тряпицу. - Выбор у вас невелик. В ближайшие три-четыре дня вы делаете все, что я скажу, и - возможно! - ногу удастся сохранить. Вместе с жизнью. Но если что-то пойдет не так, через четыре дня отрезать ее будет поздно. Выбирать будете? Или просто продолжим?

Подпись автора

Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.

- Свет! - обрадовался хирург. - Вода будет?

Дальнейшее адресовалось уже не Доминику.

- Сударь, я вас привяжу, не обессудьте. Вот это вот, - он указал пальцем на рану, - придется раскрыть. И промыть. Завтра к вечеру я приду еще. И если меня не грохнут по дороге, промоем снова. То есть к моему приходу мне снова потребуется вода, - он покосился на секретаря.

– Я пойду с вами. Если до темноты идти, то со мной вас точно не тронут.

Шере непременно выразил бы врачу свое восхищение, если бы не опасался задеть Лампурда. Но опасение, которое вряд ли кто-либо прочитал бы на его лице до того, как он зажег принесенную лампу, сменилось надеждой. Кивнул в ответ на вопрос Барнье он тоже в темноте, и поэтому теперь счел за лучшее уточнить.

– Вода будет, но боюсь, не ведрами. И сейчас она еще горячая, это не страшно?

– В аду, насколько я помню, даже у Данте не варят, – Лампурд попытался сесть, но быстро отказался от этой мысли. – В воде уж точно.

– У кого? – Шере остановился совсем рядом.

– Потом расскажу. Если доживу.

С лестницы донеслись тяжелые шаги.

- Остынет, - успокоил обоих хирург, рассматривая загадочно возникший в руке кинжал. Мда, окружающая обстановка настраивала отнюдь не на мирный лад. Проще было думать, что это принесли воду.

- Шере, сразу видно, что вы не были в армии. Знаете присказку: "проси больше, получишь, сколько надо?" - Барнье развернулся к двери. - У Данте, о пациент мой, есть какое-то жуткое ледяное озеро. Думаю, там так же тепло, как здесь. Но сейчас нам это на руку. Есть идиоты, которые к ранам, подобным вашей, прикладывают грелки. Я бы им "Канон врачебной науки" к голове приложил, но внезапно и с размаху...

Подпись автора

Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.