Шере учтиво поклонился в ответ и бережно опустил заплечный мешок на пол рядом с канделябром. Из восьми его свечей монах запалил только одну, но недаром же он брал с собой фонарь и к нему запас сальных свечей – без света они не останутся.

– Благодарю вас, святой отец, конечно, святой отец. – О письме он решил не упоминать, останется и останется. – А света мне не нужно много, было бы небо ясное, и звезд бы хватило.

Дождавшись, пока грохот захлопнувшейся двери не возвестил об уходе привратника, Шере огляделся уже более внимательно. Церковь была небольшой, но о том, чтобы простукать весь пол, можно было даже не думать.

– Ну что? – спросил он, роясь в мешке. – Пойдем геотермальные течения искать?

Сначала Шере собирался пролезать в аббатство, взломав замок на калитке, и подготовил потайной фонарь. Времени делать что-то серьезное не было, и он ограничился тем, что прикрыл три из четырех стеклянных оконец плотной бумагой. В новом его плане в таких сложностях нужды больше не было – разве что не будет теперь светить в глаза.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

- Если честно, не знаю, - засмеялся Шере, зажигая фонарь – осторожно, чтобы не запалить бумагу. – То есть что такое геотермальный, не знаю, но что-то горячее. А про огненных  змей я лично никогда раньше не слышал, но знаешь, как бывает – придумаешь что-нибудь, а оно вдруг окажется правдой – правда, обычно что-нибудь более… обыденное.

Он взял заплечный мешок и первым направился в сторону назначенного мальчику придела.

- Нет, не надо, чтобы правда! - засмеялся Александр, обгоняя брата. - Хотя... я бы посмотрел на такую штуку. А ты?

- Если только с очень безопасного расстояния, - отозвался Шере. - Если она здесь сейчас такая вылезет, весь город, почитай, дотла сгорит, а винить будут нас, так что лучше не надо.

Он поднял фонарь повыше, внимательно изучая статую святого Франциска, установленную под окном часовни. К ногам святого жался олененок, явно насмерть перепуганный. Мастерство скульптора было тому виной, или игра света, но святой смотрел вниз так мрачно, что страх олененка вполне мог передаться и молящимся.

Перекрестившись на всякий случай, Шере внимательно изучил основание статуи и на всякий случай еще и подергал маленькую статуэтку, но та и не шелохнулась.

- Так. Если здесь есть тайный ход, он должен как-то открываться, поэтому начнем с того, что попробуем поискать рычаг. Все, что выглядит так, как будто оно может двигаться. Фигурки... - он повторил попытку с бельчонком, высовывавшимся из-под мантии святого, с тем же результатом. - Подсвечники, завитки какие-нибудь…

Как Шере ни сомневался в успехе, по его голосу этого никак нельзя было сказать. Поставив фонарь повыше, он повернул его так, чтобы как можно лучше осветить статую, потому что стены, совершенно голые, большого простора для деятельности не давали.

- Господи, не свались!

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Со статуей, подсвечниками, оконной рамой и подоконником, также обильно украшенном каменными завитками, они провозились добрых полчаса. Точнее, занимался этим Александр, а Шере старательно рисовал на полу пентаграмму, в центре которой положил распятие – на всякий случай, чтобы не заподозрили в колдовстве. А затем, поразмыслив, он добавил у каждого луча имя какого-нибудь святого и проверил, чтобы распятие не оказалось по отношению к ним вверх тормашками. Стыдно признаться, но был момент, когда он изучал попавшую ему в руки тетрадку с колдовскими ритуалами. На то, чтобы зарезать черного кота, его не хватило, на то, чтобы вызвать черта – тоже, но ни один из более простых ритуалов не сработал, а дураком он себя чувствовал еще долго.

Теперь – вот уж действительно, не бывает бесполезных умений – пригодилось: вернувшийся привратник застал его как раз за окроплением рисунка святой водой, которая огненным змеям, если они существовали, должна была очень не понравиться по целому ряду причин. Монаху она тоже не понравилась, и ушел он очень быстро – хотя, может, ему действительно срочно понадобилось проверить запоры в конюшне.

И вот тут Шере понял, что сделал глупость.

- Надо было палку взять, - вздохнул он. – А еще лучше две. А так придется ползать.

Он огляделся, подыскивая, что бы можно было использовать для простукивания пола, и подумал, что и это дело с удовольствием оставит мальчику. Может, надо было взять еще книжку?

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Шере замялся, с сомнением глядя на надписи. Что стереть их будет богохульством, он не думал, но вот то, что он их сделал…

- Мы их оставим, пусть монахи разбираются, - отозвался он и, поколебавшись, носком башмака начал стирать с пола пентаграмму. Привратник и вправду ушел слишком быстро, а рисунок, в конце концов, предназначался только для него. Может, надо было нарисовать что-то другое? Круг, например - вот только чего магического может быть в круге? Святой Доминик, святой Франциск, Иосиф, Мария и Иисус. – Я очень надеюсь, что они нам действительно помогут.

Мел стирался плохо, но не цветочками же маскировать рисунок! Временно отказавшись от своего намерения, Шере забрал у мальчика подсвечник и перешел в дальний правый угол придела.

- Делаем так. – Он постучал подсвечником по полу. Звук вышел глухой. – Здесь ничего нет. Здесь тоже.

Третья плита отозвалась уже иначе, и Шере, снова забрав фонарь, принялся изучать ее неровную поверхность, на которой угадывались скорее чем читались полустертые слова. «Жеан де Ла…» От фамилии ничего не осталось, но и так было понятно, что под этой плитой кого-то похоронили – как, может быть, и под каждой второй из следующих.

- Это могила, - сообщил он так, словно действительно мог определить разницу по звуку. – Продолжим.

Он протянул мальчику подсвечник и, хмурясь, вернулся к своей пентаграмме. Как бы, черт побери, сделать ее еще безобидней?

Отредактировано Dominique (2016-07-07 01:25:58)

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

По другую сторону от статуи стоял второй подсвечник, но Шере не испытывал ни малейшего желания помочь сыну в его трудах, тем более, что поведение привратника беспокоило его все больше и больше. Вот ведь дернул же черт! Красновато-коричневые линии на полу приобретали в его глазах все большее сходство с кровью, и Шере попробовал стереть часть рисунка рукой, но только зря испачкал ладони, оставив на полу сильно расплывшийся, но вполне еще различимый контур. Можно было, конечно, снять куртку и стирать ею, но красновато-коричневые пятна на одежде могут оказаться не лучше пентаграмм, а если еще и часть имен сотрется...

Еще немного подумав, он вытащил из футляра карту Парижа, сверился с ней и принялся растушевывать пентаграмму в одних местах, кое-как стирать в других и дорисовывать в третьих. Не цветочки, конечно...

К тому моменту, когда мелки кончились, а рисунок на полу начал напоминать потрескавшуюся тарелку, Александр, похоже, успел обстукать пол-придела. Судя по тому, что он бормотал себе под нос, это занятие успело ему изрядно надоесть.

- Отдохни пока, - предложил Шере, вытряхивая из мешка увесистый сверток, оказавшийся не новым, но теплым шерстяным плащом. В плащ были бережно завернуты двое песочных часов и небольшой тючок, в который кухарка завязала ему хлеба, сыра и два пирога. Поставив часы по разные стороны рисунка, Шере уселся в необследованном еще углу и принялся развязывать тючок.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Шере невольно улыбнулся.

- Нет, конечно. Часы для привратника. Чтобы он подумал, что они для змей. Я же говорил, что у нас есть инструменты? Ну вот...

Он разломал горбушку пополам, протянул Александру большую половину и принялся резать сыр.

Мальчик рассмеялся.
- Для привратника? Как он попадется в ловушку! Он что здесь должен сделать? Застыть? Растаять? А-а, сгореть синим пламенем.
Он взял горбушку, откусил и вздохнул с набитым ртом.
- Жалко, вход мы не нашли...

- Мне тоже жаль, - совершенно искренне отозвался Шере, - но ведь мы же еще не закончили.

На успех он даже не надеялся, но мальчику обязательно надо будет всем рассказать, как они старались, а правду он пока говорит не задумываясь. А значит, придется обстукивать весь пол… если, конечно, он не заснет. Тогда это придется делать кому-то другому, и Шере хорошо знал, кому. Конечно, за то же время несложно будет придумать, как сказать правду - на свой лад - ничего не сделав…

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Шере взглянул на сына, не скрывая одобрения. Для того, чтобы задать такой вопрос, нужно было уже знать половину ответа – а второй половине хотя бы догадываться. И, спорить можно было, этот ответ мальчику не нравился.

– Тот, кому ты об этом расскажешь, – мягко проговорил Шере, – сможет затем угрожать тебе разоблачением. Если расскажешь достаточно много или если он будет достаточно неглуп, то и мне тоже. Ты же не скрываешь, что у тебя есть брат и кто он такой.

Он протянул Александру кусок сыра и задумчиво добавил:

– Как ты думаешь, твой друг, как его, и вправду сумел перелезть через стену?

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Шере протянул Александру еще кусок сыра и отрезал следующий для себя.

- Чем меньше о тебе знают, тем меньше против тебя могут использовать, - серьезно сказал он. – Врать, конечно, не стоит - когда много врешь, очень легко запутаться. Но на самом деле, всегда можно говорить правду так, что тебе не поверят. Например, если ты станешь рассказывать, что тебя провели в аббатство огненные змеи, это будет чистой правдой. - Шере понимающе сощурился и продолжил еще тише и еще серьезнее: – Но ведь это не то, чего ты хочешь, не так ли? Ты хочешь, чтобы твои приятели оценили шутку по достоинству, а вместе с ней и тебя, и за это, к сожалению, надо платить. Да, они станут ценить тебя выше. Но возможно, поэтому не сделают ошибку, которая иначе дала бы тебе преимущество. Тебе не на кого рассчитывать на самом деле, кроме самого себя, ты понимаешь? Что ты выиграешь, посвятив всех в подробности того, как мы сюда попали? Несколько минут восхищения и, пари держу, чью-то зависть. Твой Сен-Жиль, заметь, если он солгал, тоже, наверное, рассуждал так же. Как ты думаешь?

На самом деле он не слишком беспокоился – для того, чтобы создать ему неприятности, кому-то потребовалось бы сперва свести привратника с Александром в его обычном облике и тем самым увериться в том, что они действительно встречались. А затем каким-то образом показать монаху его самого, что было ничуть не проще – в Лувр пускали многих, а в канцелярию Пале-Кардиналь попадали лишь избранные. Но это была недурная возможность преподать Александру наглядный урок – не дворцовых интриг, в этом Шере понимал немного – но обращения с людьми, которые не слишком отличаются во дворцах и лачугах.

Он выдержал кратчайшую из пауз, прежде чем спросить:

- Тебе нужно какое-то доказательство того, что мы здесь были – если, конечно, мы ничего не найдем?

Отредактировано Dominique (2016-07-12 00:30:23)

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Шере чуть не выронил снова крошечный кусочек мелка, который только что подобрал с пола. Почему? Почему вдруг этот вопрос? Неужели он что-то заподозрил? С чего бы вдруг, почему сейчас? Что было сказано и что – услышано?

– Да, – сдавленно проговорил он. – Да, как же иначе?

«Наша мать». Сделал ли он ошибку тогда, назвавшись мальчику единоутробным братом, а не единокровным? Одна мысль о том, чтобы стать родственником Жану-Сезару вызывала у него тогда тошноту, но не сделал ли он оттого глупость? Когда-нибудь – дай Боже не сейчас! – Александр станет сводить вместе то, что ему известно, и что он тогда подумает? Кем он станет считать свою мать, родившую двух детей от разных отцов – обоих вне брака? Вышедшую замуж за второго из своих любовников и пропавшую неизвестно куда? Надо было лгать и говорить, что она умерла, но он не смог – и побоялся сглазить. Нет, не было тогда выбора – Жан-Сезар был только на девять лет старше, но Александр ведь никогда его не увидит… или попытается все же? В конце концов, он знает и имя своего отца, и его нынешнее звание и, кто знает, кто знает? Надо было назваться дядей… Но этот спор Шере вел сам с собой уже не первый раз и ни разу пока не сумел убедить самого себе в том, что был прав или неправ.

– Она не могла ничего дать тебе – только навредить.

В церковной книге, в которую Шере добавил нужные несколько строк, было проставлено имя – Катрин Бертье. Он услышал о ней от кормилицы, у которой Александр провел первые пять месяцев своей жизни – о ней говорили в округе. Как же, дочка мельника, понесла неизвестно от кого, сбежала невесть куда, вернулась с сыном без имени, затем пропала снова… Шере слушал с жадным вниманием – она была такая же, эта Катрин. Потом он напрочь о ней забыл, а потом – вспомнил. В Перше о ней никто ничего не мог знать, но какая разница? В Перше ее звали иначе, он решил, но жениху и священнику она назвала свое настоящее имя, так ее и записали. Если кто-то станет искать, то может быть, и найдет в той же церковной книге запись о Катрин Бертье, которая родила сына Александра и скрыла имя отца. А что священник тамошний недавно скончался и что свидетелей больше не найти, так люди смертны, а некоторые из них уезжают. Бывает.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Шере мгновенно оказался рядом с сыном. Какие бы сомнения ни тревожили его дух, заставляя с беспокойством следить за каждым движением Александра, сейчас они были позабыты. Неведомая исчезнувшая мать была для мальчика в той или иной степени плодом его воображения – в отличие от брата, которого он, кажется, еще любил.

- Где, покажи? Ах, это! - ножом Шере подцепил край плиты, и тот слегка приподнялся. - Держи его, помоги мне.

Александр быстро зацепил пальцами камень, силясь его поднять. С него слетела вся сонливость, и глаза возбужденно заблестели.
- Думаешь, это оно?!

Плита, размером в два, самое большее - три фута, никак не могла прикрывать тайный ход, но если под ней окажется рычаг...

- Нет, но...

Общими усилиями они поставили камень ан ребро, и Шере поднес фонарь к открывшейся под ним неглубокой яме. Земля казалась вскопанной совсем недавно.

- Могила?! - глаза Александра, кажется, стали еще больше.

- Разве что любимой собачки господина аббата, - с сомнением в голосе отозвался Шере, отгребая в сторону горсть земли, и почти сразу в ужасе отшатнулся. - Или его внебрачного ребенка.

Показавшаяся внезапно кость действительно была совсем маленькой.

Отредактировано Dominique (2016-07-15 23:53:44)

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.