Париж, раннее утро
- Подпись автора
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Французский роман плаща и шпаги |
В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.
Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой. |
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды: |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1628 год): Мантуанское наследство » Не ходи в наш садик, очаровашечка! 19 ноября 1628 года
Париж, раннее утро
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
- За что же нас арестовывать? - Арамис изобразил гримаску оскорблённой в лучших чувствах добродетели. - Вы застали нас на месте, где обычно дерутся? Но разве мы дрались? Нет, мы оказывали помощь пострадавшим товарищам. Если милосердие теперь карается по закону...
Мушкетёр выразительно закатил глаза вверх. Он надеялся выгадать хотя бы какое-то время на перепалку с сержантом - не то для того, чтобы гвардеец успел вернуть себе и ему оружие, не то затем, чтобы постараться решить дело миром.
- Вы возражаете против милосердия, проявленного к несчастным?
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
- Я согласен со своим другом, - лучезарно улыбнулся д'Авейрон, стараясь не выдавать внутреннего напряжения, но уже просчитывая возможности беспрепятственно дотянуться до шпаги. - Если вы обратите внимания, мой товарищ служит в роте господина де Тревиля, я же имею честь носить плащ роты капитана де Кавуа. Мушкетёр и гвардеец мирно завтракают в Божий день. Какая дуэль, что вы? Или вы желаете нас арестовать за то, что мы пропустили мессу? Трудно поспорить, в этом есть некоторый грех, но вряд ли городская стража накладывает за это епитимью.
За это время Арман умудрился чуть сдвинуться, так что гарда его шпаги - а он выложил за неё в Тулузе целое состояние! - поблескивавшая из-под небрежно брошенного плаща, почти касалась его бедра.
- Господа, оставьте эти глупости и лучше помолитесь вместе с нами за исцеление наших друзей, - добавил южанин, непринуждённо всплеснув рукой, после чего та опустилась аккурат на знакомый металл.
Перед лицом такой казуистики, да еще с двух сторон, сержант заметно растерялся и невольно оглянулся с немым вопросом на одного из своих подчиненных – того, кого полагал наиболее разумным из них и даже, благодаря его военному опыту, в какой-то мере себе ровней. Тот, уловив движение гвардейца, стремительно обнажил тесак, и сержант мгновенно последовал его примеру, хотя и не очень еще понимал, почему – с его места разглядеть маневр противника мешала столешница.
- У нас, ваши милости, приказ арестовать вас, - с достоинством заявил он и сделал своим людям знак, в ответ на который те с некоторой опаской начали приближаться к обедающим, выставив перед собой самое разнообразное оружие – от хищно посверкивающей шпаги до обыкновенного мясницкого ножа. – Вы, ваши милости, вы лучше добром пойдите, и господину лейтенанту объясните. И про молитвы тоже.
- Особенно про молитвы, - пробормотал владелец шпаги, деливший свое внимание примерно поровну меж двумя дуэлянтами и судейским с разбойничьей физиономией, который при появлении городской стражи подобрался, а теперь то и дело поглядывал в сторону выхода, как если бы оценивал, каковы его шансы до этого самого выхода добраться.
- Про молитвы, милейший, я буду беседовать с парижским архиепископом, когда придёт мой час вернуться к служению матери нашей истинной Церкви, - улыбка Арамиса источала чистейший мёд, лицо было сама кротость, сама приязнь. - Боюсь, что господин лейтенант не оценит тонкостей подобного разговора.
Не меняя выражения лица, молодой человек самым нежным голосом уточнил:
- Кстати, какой такой лейтенант посмел отдать приказ арестовать ни в чём не повинных людей? Я подчиняюсь только своему капитану. Полагаю, что мой друг придерживается такого же правила. Мы не дрались и не нарушали никакие порядки. Стало быть, у вас должен быть приказ об аресте, подписанный не меньше как королём или его высокопреосвященством. Покажите его, и мы с удовольствием подчинимся.
Количество мёда в голосе Арамиса достигло предела, когда мушкетёр закончил:
- Если же такого приказа нет, то мы с прискорбием будем вынуждены отказать вам...
Он был по-прежнему безоружен и мог пустить в ход только посуду со стола. Чёрт побери, позавтракать спокойно не дают...
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
К концу защитительной речи Арамиса физиономия сержанта настолько налилась кровью, что при его весе впору было опасаться апоплексического удара.
- А вот … вам, а не приказ! - заорал он. - Хватайте их, ребята!
Стражники чуть замешкались, но, когда сержант, потрясая тесаком, ринулся в атаку, поспешили за ним.
- Что за манеры, господа! - успев подхватить оружие, своё и сотрапезника, южанин ловким движением перевернул скамью, затрудняя проход стражников, и перебросил мушкетёру клинок. - Шестеро на одного? Омерзительно.
Тесаком испугать уроженца Лангедока, чьё детство прошло в деревенских драках, было непросто, и вскоре сержант оказался на полу с приставленным к горлу остриём шпаги.
- Неужели вы, помимо воспитания, лишены и человеколюбия? - обратился он к стражникам, тем, что накинулись на Арамиса, и тем, что выжидали подходящего момента, дабы вступить в потасовку. - Ваш командир вот-вот предстанет перед Создателем, а вы занимаетесь глупостями и мешаете добропорядочным людям. Ещё одно движение - и моя рука может дрогнуть, учтите.
Арамис считал, что тратить время и силы на глупую стычку с простолюдинами не следовало, и потому постарался воспользоваться преимуществом своей позиции: одному из стражников, как и собирался, плеснул в лицо вином, увернулся от удара второго, а, получив оружие, при первом же выпаде оцарапал тому плечо - не сильно, но кровь на рукаве выступила сразу. Остальные вступать в драку не спешили, да и простора для действий у них не оставалось: гвардеец очень удачно опрокинул скамью, тяжёлое добротное дерево свалило с ног незадачливого вояку, уже получившего в качестве завтрака душ из вина и оплеуху стаканом. Тот барахтался на полу и изощрённо чертыхался.
- Ну, - сказал мушкетёр насмешливо, - кто следующий? Кто не дорожит своей жизнью и жизнью вашего командира?
Он видел, что сделал д'Авейрон, и всецело одобрял его действия.
Отредактировано Арамис (2016-10-29 09:52:30)
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Из четырех остававшихся на ногах стражников лишь один – тот, кому случилось понюхать пороха на настоящей войне – сохранил присутствие духа и, незамедлительно перебросив тесак в левую руку, правой извлек тяжелый метательный нож. Если бы не его товарищ, сунувшийся между ним и гвардейцем, этот последний, возможно, не успел бы помочь своему приятелю и уж точно не угрожал бы сейчас сержанту – но, с другой стороны, оставалось неизвестным, кто получил бы тогда стакан вина в физиономию. Впрочем, Корделье, как и подобает солдату, не тратил время на бесполезные сожаления и рявкнул: «Назад!» голосом, который заставил его товарищей повиноваться, еще прежде чем сержант во всю глотку завопил: «Стойте же!» Возможно, этим приказом он рассчитывал добиться того же результата, но на деле вышло наоборот – стражники, отступившие было прочь, вновь приняли воинственные позы, которые с некоторой натяжкой можно было назвать угрожающими.
– Пистолет, осел! – прошипел Корделье, и стоявший рядом с ним стражник поспешно вновь поднял свое грозное оружие, порох в котором, если оно вообще было заряжено, наверняка отсырел. Противник, однако, знать этого не мог, и Корделье решительно возвысил голос: – Сдавайтесь, господа!
Даже сержант, чья жизнь сейчас висела, казалось, на волоске, так удивился подобной наглости, что чуть-чуть повернул голову.
Арман чувствовал, как от ярости у него начинают дрожать губы. Дурной знак, ибо за этим начинал отказывать разум, оставляя происходящее на откуп пробуждавшейся спеси. Шестеро вооружённых простолюдинов диктуют волю им с мушкетёром, с которым они только что мирно предавались размышлениям за утренней трапезой, - что могло быть унизительнее. А унижения настоящий дворянин не потерпел бы ни от кого.
- Ни с места! - повторил своё предупреждение гвардеец, плотнее прижимая клинок к побагровевшей шее сержанта. - Опустите оружие! Или вы не успеете ответить за своё самоуправство.
Сержант, по шее которого потекла тонкая струйка крови, взвыл так, словно ему уже что-нибудь отрезали.
- Назад! – взмолился он.
Стражники, отнюдь не выглядевшие довольными, послушно отступили, ничуть не скрывая облегчения. Последним опустил тесак Корделье, и по его лицу никак нельзя было понять, какие чувства он испытывает. Но встал бывший наемник так, чтобы при необходимости легко вновь вступить в драку. Залитый вином противник Арамиса между тем приподнялся на локтях и торопливо отполз назад.
- Уберите шпагу, ваша милость, - пробормотал сержант, запоздало осознавший, как видно, какой пример подает своим подчиненным, но в героя от этого не превратившийся. – Приказ у нас – арестовать, приказ!
- Чей приказ? - в голосе Арамиса не осталось ни капли мёда. - Кто отдал этот приказ, скотина, отвечай немедленно!
Мушкетёр видел, что стражники вступят в бой при первой же возможности, и предоставил д'Авейрону контролировать степень покладистости пленника, сам же продолжал правой рукой держать шпагу, изготовившись к атаке, а в левую взял бутылку. Лишь на одно мгновение он позволил себе перевести взгляд на сержанта.
Жаль вино - хорошее.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
- Лейтенант, господин лейтенант приказали, - от воинственности сержанта не осталось и следа, и во взгляде, которым он следил за смертоносным клинком гвардейца, не читалось ничего, кроме страха. – А у него бумажка была. Кабы даже не от самого его величества. А вот нашей вины в том никакой нет. Корделье, ты же слышал!
- Слышал, - буркнул бывший наемник. – Был приказ. Явиться и арестовать.
Судя по его виду, сам он с удовольствием предпринял бы попытку этот приказ выполнить, но хорошо осознавал, что никто из его товарищей его в этом не поддержит.
Чтобы его величество самолично распорядился арестовать простых мушкетёров собственной гвардии и роты, охранявшей его первого министра? В это верилось с трудом. Однако в наличии законного приказа сомневаться не следовало. Выдумать его явившаяся в трактир клика не была способна, разве что сам апостол Павел явился этим болванам и вложил в их уста красноречие и умение к месту и не к месту применять разного рода риторические уловки.
- Исполнить приказ вы можете, только если мы попадёмся вам на пути, - произнёс Арман, скосившись на сержанта. - А если вы нас не видели, тогда с вас и взятки гладки. Не так ли, друзья мои?
Неожиданная снисходительность со стороны гвардейца заметно ошарашила сержанта и вызвала презрительную гримасу на физиономии наемника, однако второй промолчал, а первый, опасаясь кивнуть, утвердительно втянул голову в плечи.
- Не видели, - убежденно произнес он и даже глаза закрыл, как будто это могло помочь. – Никто ничего не видел. Не видел же?
Нестройный хор голосов охотно подтвердил свершившееся Божье чудо, поразившее слепотой сразу шестерых стражников. Хотя почти все они прозвучали как-то неуверенно, как если бы каждый размышлял, кто первый сообщит лейтенанту об истинном положении дел. Формально пятеро из них могли ни о чем не беспокоиться, получив приказ не нападать. Но начальство отнюдь не всегда следует букве закона или даже его духу.
- Сударь? – сержант осторожно, одним пальцем, попытался отодвинуть замеревшее у его горла острие.
Та же ярость, что туманила голову его сотрапезнику, мешала думать и мушкетеру, и пренебрежительная ухмылка одного из стражников едва не швырнула его в атаку. Только осознание, что он должен что-то гвардейцу, который был настроен, как ни смешно, миролюбивее несостоявшегося аббата, заставило его сдержаться. Считать до десяти он не стал, потому что к счастью, новая мысль осенила его.
- Погодите одну минуту, - быстро сказал Арамис. Если существовал приказ на арест, значит, о дуэли было известно заранее, а это уже казалось необъяснимым. Клавилю за эту дуэль платили, и донести он не мог. В то, что это мог сделать дю Барли, Арамис тоже никак не мог поверить. Возможно, господа гвардейцы? - Может быть, вы, милейший, еще и знали, кого арестовывать? Уж не назвали ли нас поименно?
Произнося эти слова, он невольно покосился на д'Авейрона: понимает ли тот, к какому выводу пришел его нечаянный соратник?
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
- Никаких имен, - запротестовал сержант, пытаясь смотреть одновременно и на двух дворян и на своих соратников — не выкинут ли чего? - Говорили: мушкетеры будут и гвардейцы, а кто — не сказали, я и не спрашивал, да и не спрашиваю. Вот ей же ей, господа, ничего не спрашиваю!
- Кабы мы знали, сколько ваших милостей будет, - хмуро сообщил наемник, - мы бы не вшестером пришли.
- Да, вот-вот, именно так, - поддержал сержант.
Арман быстро переглянулся с мушкетёром. Не стоило изучать богословие, чтобы понять, что речь шла о предательстве. Чуть ранее, за трапезой, они с Арамисом пришли к выводу, что не всё в дуэли было ясно и понятно, и сейчас получали подтверждение своим смутным подозрениям.
- Ещё раз повторюсь, господа, для всех нас будет лучше, если мы сделаем вид, что никогда друг друга не встречали, - не сводя взгляда со стражников, он нагнулся и потянул за шиворот их поверженного товарища, заставляя его подняться. Клинок теперь был направлен на стоявших в стороне. - Друг мой, забирайте наши вещи, а этот добрый человек поможет нам выйти отсюда, пока слуги его королевского величества прикончат наш завтрак. Угощайтесь, господа, сидите спокойно и не волнуйтесь ни о чём.
Роль, выпавшая Арамису, было на удивление мирной, и будущий аббат вынужден был строго напомнить самому себе, что Господу неугодно кровопролитие, его истинная стезя не лежит в военной плоскости, служение возвышает дух, а расплачиваться придется городской страже. Смирив тем самым свою чересчур страстную душу, он привел в движение послушное тело, и несколько минут спустя мушкетер, гвардеец и стражник, оставив гостеприимный трактир, стремительно шагали по направлению к Сене.
– Когда, любезный, – спросил Арамис, продолжая обдумывать то, что узнал, – ваш лейтенант получил этот приказ? Уж больно рано вы появились!
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Сержант, словно влекомый роком, не делал больше ни малейшей попытки к сопротивлению, но вопрос, заданный ему мушкетером, обдумал со всем тщанием.
– Да с вечера еще, наверное, – озадаченно сообщил он наконец, тоже начиная понимать, куда ведут его ответы. Знать наверняка он, конечно, не знал, а потом спохватился вдруг, что командовал вчера вечером капрал – однако рассказывать об этом было уже поздно. – А может, и ночью кто-то принес, откуда же мне знать? Отпустили бы вы меня, господа хорошие, а то ведь ребята там… мало ли…
Зная своих людей, он забеспокоился, что те и вправду вздумают подкрепиться – и тогда неприятности будут у всех.
Арман обернулся. Стражники послушались их приказа и остались в трактире, время, чтобы скрыться, было выиграно.
- Ступайте, милейший, - гвардеец ослабил хватку, - и не вздумайте последовать за нами. Вы нас так и не встретили, мы вас тем паче.
Когда сержант поспешил к своим подчинённым, д'Авейрон накинул на плечи плащ, захваченный мушкетёром, и вложил в ножны шпагу.
- Мне думается, друг мой, нам следует проведать наших товарищей и обо всём их хорошенько расспросить.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1628 год): Мантуанское наследство » Не ходи в наш садик, очаровашечка! 19 ноября 1628 года