Что бы Теодор ни думал о послании мадам де Бутвиль, о слуге, который его передал, и о ней самой, задерживаться, выслушав ее просьбу, он не стал. Прогулка под дождем, однако, не привела его в хорошее расположение духа, и лакей, осведомившийся в прихожей: «К мадам де Лавальян, сударь?», получил в ответ ледяной взгляд.

– Дон Теодоро, – возникший словно из-под земли домоправитель знаком отпустил слугу и протянул руку гостю. Не для рукопожатия, но чтобы самолично забрать его промокший плащ. – Если позволите.

– Благодарю вас, дон Хосе. Не затрудняйтесь, я найду дорогу.

Входить в спальню любой другой дамы, лишь слегка стукнув костяшками пальцев по филенке, он бы не стал. Но это была мадам де Бутвиль, и он только чуть придержал дверь, открывая ее, пока молодая графиня не откликнулась.

Увидел ли что-то Теодор в пенном кружеве сброшенных вниз юбок, осталось на его совести.

– Какие ножки, мадам! Что это за олуха вы ко мне послали и зачем? Что-то случилось?

Взгляд, которым сопровождались эти последние слова, был уже чуть настороженным, и прозвучали они без тени ехидства. Что не помешало бретеру, наклоняясь за оброненным мотком ниток, неторопливо разгладить свободной рукой не до конца расправившуюся ткань.

Отредактировано Теодор де Ронэ (2016-07-22 17:33:41)

Теодор с сомнением посмотрел на нитки, заметно отличающиеся по цвету от юбки, и бросил моток на колени мадам де Бутвиль.

– Как это мило. Что вам такого наговорила мадам д'Андиже?

Когда, возвращаясь в выделенную мадам де Лавальян комнату с томиком Брантома в одной руке и вычищенным камзолом – в другой, Теодор столкнулся с мадам д'Андиже, он едва ее заметил. Потом догадался, что его разговор с месье д'Андиже затянулся, вероятно, не случайно. Потом выбросил это из головы. А теперь засомневался снова, но с редким благоразумием не стал предупреждать мадам де Бутвиль, что так или иначе месье де Клейрак в стороне от ее забот не останется.

Теодор не сдвинулся с места. Только приопустил веки, глядя на молодую женщину чуть снисходительно и, что греха таить, оценивающе. С самой первой их встречи, в доме Давенпорта, он не вполне принимал ее всерьез. И, возможно, делал ошибку. Мадам де Бутвиль была, если смотреть на нее с кровати, чертовски хороша собой.

– Пересаживайтесь сюда. И узнаете.

Читать в людских душах Теодор не умел и не надеялся когда-либо научиться. Но признаки нечистой совести распознавал – изредка. А женщина, скрывающая тайну, привлекательна вдвойне.

- Мне и тут хорошо, - огрызнулась Эмили и тяжело вздохнула. Она позвала его не для того, чтобы дразнить, как бы это ни было забавно...  Вздохнув еще раз, она безнадежно поинтересовалась: - Вы не будете благородным рыцарем и не проводите меня к д'Андиже просто так?

– Видите ли, мадам, – отозвался Теодор без тени насмешки, – я неплохо вожу за нос мужей своих любовниц, но со всеми прочими у меня это выходит прескверно. Подозреваю, что мы с вами в этом схожи. Зачем вам туда нужно?

- Меня мучает совесть, - честно призналась мадам де Бутвиль. - Я обещала не рассказывать. Правда, я обещала не рассказывать господину де Лавальяну...

– Ну так и не рассказывайте. Ему. – Во взгляде бретера вспыхнул озорной огонек. И тут же погас. Обещание ничего не рассказывать мужу ничего хорошего не предвещало. – Что за каверзу вы задумали, что он не должен об этом знать?

Гримаса на лице бретера ясно выразила его отношение к планам мадам де Бутвиль, а может, и к погоне за наживой в целом.

– Никуда вы не поедете, пока я в силах вам помешать. Если это предприятие нужно держать в тайне, значит, что-то с ним не так. А вам, с вашей новой родней, и вовсе не пристало лезть в такие дела. Д'Андиже – торгаш, откуда бы он ни взял свой титул, и торгашом останется.

Подбородок мадам де Бутвиль тут же вздернулся, а на лице появилось знакомое бретеру упрямое выражение.
- Разумеется,  я поеду, раз я так хочу!

В комнате ненадолго повисла тишина. Первые два пришедших ему на ум ответа Теодор оставил при себе. Не без внутренней борьбы, разумеется.

– А почему вам этого так хочется? Если дело не в деньгах?

- В деньгах тоже, - мрачно ответила мадам де Бутвиль. - Глупо притворяться, что деньги не нужны. Вы же забираете кошелек у побежденного? И что лучше? Но дело не только в деньгах. Точнее, дело в том, зачем они. Видите ли...
Она умолкла, не зная, как начать.

– Вижу, – едко отозвался бретер, который тоже на несколько мгновений потерял дар речи. – Это совсем другое дело.

- Ничего вы не видите. И почему, интересно, другое? Но если вы не хотите слушать, то и не надо.

– Потому что моя честь при этом не страдает. – Теодор был зол и даже не думал это скрывать. – А ваша мадам д'Андиже предлагает вам заняться если не торговлей, то чем-то весьма схожим. Ростовщичеством. Или мошенничеством. Что вам нравится больше?

Отредактировано Теодор де Ронэ (2016-07-26 11:20:14)

– И за вас некому заступиться, – сухо согласился бретер. – И вы думаете, что если вы добудете побольше денег, это изменится?

Молодая женщина кивнула.
- У меня внезапно оказалось неплохое приданое, но это ничего не меняет. Вы знаете, что бывает с ненужными женами? Монастырь. А я в монастыре жить не буду. Только я не знала, куда сбегу, а теперь знаю. Новая Франция — это совсем неплохо.

По уму надо было с чем-то согласиться, и даже было с чем – в монастыре мадам де Бутвиль было делать совершенно нечего. Но все остальное!..

– Мон… – Теодор запнулся и мысленно выругал себя последними словами. Монсеньор, как же! – Мадам, это самый нелепый план, какой мне только доводилось слышать!

Должен ли муж добиться развода, прежде чем упрятать жену в монастырь? Монморанси могут и не такого добиться, и монсеньор может счесть, что так далеко его покровительство – что некому бретеру, имеющему честь состоять у него на службе, что мадам де Бутвиль – не распространяется. Но прожекты месье и мадам д'Андиже требовали времени – даже если отбросить все прочие возражения.

Бретер еле заметно поморщился. Ухаживать за мадам де Бутвиль у него не получалось. Не потому что она была нехороша собой, а потому что он все время отвлекался. Прихоть – пыльца на крылышках мгновения, и малейший намек на суровую прозу жизни сдувает ее прочь.

– С чего вы взяли, что я шучу? – удивился он. – Я сказал бы вам, что вы можете рассчитывать на меня как на брата, но тогда я также предлагал бы вам кровосмешение, фи. Будьте же благоразумны! Вы скорее добьетесь успеха, если станете искать горшок с золотом под радугой. Или даже торговать собой, покупатели найдутся.

Эмили мягко и печально улыбнулась, а в глазах ее блеснули навернувшиеся слезы.
- Вы готовы за меня заступаться и защищать, а я ничем это не заслужила. Будь вы мне братом, я не боялась бы ничего на свете. Но...
Она справилась с собой, и улыбка сделалась насмешливой.
- Неужели вы верите в мое благоразумие?

– Не верил бы ни на грош, но пришли же вы ко мне за советом.

Мадам де Бутвиль выразилась несколько иначе, но бретер то ли позабыл об этом, то ли сделал вид, что позабыл.

Бретер сощурился. Достаточно хорошо уже изучив мадам де Бутвиль, он расценивал эту прихоть иначе и поименовал бы ее «интерес» откровенной дурью или, как Экклезиаст, томлением духа. Но спорить с молодой графиней было не проще чем собирать дождь в горсти.

– Позвольте полюбопытствовать, мадам. Кто будет расплачиваться за эту вашу затею? Три тысячи ливров – сумма немалая. Откуда она у вас? И с чем вы останетесь, потеряв ее?

Эмили почувствовала, что краснеет.
- У меня есть деньги. И... расплачиваться буду я сама.
Если не удастся выкупить ожерелье (а сразу не удастся), и если Луи не одобрит ее авантюру, то ее ожидает, пожалуй, весьма неприятный разговор с мужем... Рассказывать об этом бретеру ей совсем не хотелось.

– Я вам верю, – отозвался Теодор столь скептическим тоном, что ему самому поверить было крайне трудно. – Извольте, я провожу вас в поместье Андиже. Сейчас же?

Объяснялась эта его неожиданная сговорчивость крайне просто. Помешать мадам де Бутвиль в ее планах, если она располагала такими деньгами и готовностью тратить их на эту прихоть, он не мог – с нее сталось бы сбежать из дома Клейрака, переодеться вновь в мужское платье, купить лошадь и пуститься в дорогу в одиночку. А на месте будет видно. Виднее. Не говоря уже о том, что честь господина де Бутвиля это, в конце концов, дело только господина де Бутвиля.

Теодор непроизвольно покосился на окно: занавеси на нем были раздвинуты, позволяя увидеть, что ромбики стекла в свинцовом переплете были сплошь испещрены оспинками воды.

– Почему бы нет? Такая чудесная погода. Я распоряжусь насчет вашей кареты.

Дон Хосе, если и удивился просьбе бретера, то виду не подал. И если он посоветовался со своим господином, прежде чем отдать необходимые распоряжения, то это его не слишком задержало.
И какой-то четвертью часа позже та же карета с тем же кучером на козлах выехала на улицу Сент-Оноре, оживленную несмотря на дождь, и покатила в сторону Парижского рынка.

Когда, через добрых получаса, она смогла наконец повернуть на ведущую к воротам Сен-Дени улицу, сопровождавший ее плохо одетый всадник на неожиданно недурной лошади поравнялся с окошечком и фамильярным жестом отдернул кожаную шторку. Струйка воды стекла с полей его шляпы, когда он наклонился с седла к своей спутнице.

– За три тысячи ливров можно купить дом, – тоном змея-искусителя проговорил он.