Если кто-то из присутствующих и знал точно, что какая-то часть сказанного была ложью, то темнота, пляшущее пламя факелов и самообладание, свойственное многим царедворцам, успешно это скрыли, а большинство из тех, кто встретил слова ее величества встревоженными возгласами, были вполне искренни.

– Я вижу, – голос Бекингема не вполне еще повиновался ему, но окружающие легко могли списать это на естественное волнение человека, только что благополучно избежавшего смерти, – что и во Франции меня не очень любят.

– Помилуйте, господин герцог! – воскликнул г-н де Пютанж – так быстро, что пауза, возникшая после слов герцога, была почти не заметной. – Из-за того, что какой-то безумец…

– Где, где он? – подал голос поспешно проталкивавшийся сквозь толпу гвардеец. Даже при неверном освещении было видно, как он бледен.

– Где-то там, – окончательно придя в себя, Бекингем небрежным жестом указал в ту сторону, где исчез неизвестный наглец. Душу его при этом раздирали самые противоречивые чувства – стыд и ярость, безусловно, но вместе с тем обожание и восхищение. Ни одна женщина из числа его знакомых, не сумела бы так легко и уверенно спасти их обоих – не проявила бы такого невероятного самообладания – не отбросила бы чувства, чтобы прибегнуть к разуму. Воистину, если до сих пор он только восхищался Анной Австрийской, то теперь почти боготворил ее и там, где видел до сих пор лишь необыкновенную красоту и грацию, обнаружил ум, которым можно было только восторгаться. Он пал бы перед ней на колени, умоляя о прощении за свою оплошность, но это было не более возможно, чем если бы он был уже в Англии. – Я почти не сумел его разглядеть. Все произошло слишком быстро.

Как бы ему ни хотелось описать бретера во всех подробностях, что-то – не то совесть, не то заменивший ее в этот раз расчет – помешали ему: если она считала себя обязанной этому наглецу, если она была ему обязана, Бекингем не мог бы пасть ниже в ее глазах, чем если бы помог страже схватить ее спасителя – даже если тот таковым не был, а герцог прекрасно знал, что не был – ведь сам он, как только он понял свою ошибку, тут же перестал настаивать!

Гвардеец подал знак товарищам, которые тут же кинулись в кусты, дамы ее величества окружили ее, возбужденно кудахтая, и Бекингем, с сердцем, разрывающимся от отчаяния, разрешил свите королевы разлучить себя с ней, не позволив себе бросить на нее ни единого умоляющего взгляда. И когда, какое-то время спустя, участники этой сцены разделились, направляясь к дому или же к пристани, вряд ли кто-либо заметил у входа в беседку ветку жасмина, втоптанную в дорожку чьей-то ногой.

Отредактировано Провидение (2016-09-18 01:51:57)