Из эпизода Не в службу, а в дружбу. 10 декабря 1628г., утро
- Подпись автора
Никто.
И звать меня никак.
Французский роман плаща и шпаги |
В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.
Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой. |
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды: |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1628 год): Мантуанское наследство » Дух бутылки. 10 декабря 1628г., к полудню
Из эпизода Не в службу, а в дружбу. 10 декабря 1628г., утро
Никто.
И звать меня никак.
Пользуясь тем, что Реми смотрел на Пикара, Шере повернулся к Веснушке и подмигнул. Значит, все эти пугающие разговоры про видения были просто еще одной шуточкой? Ведь побьют его как-нибудь, доиграется! И хорошо еще, если синяками отделается – там, где привык жить Шере, убивали и за меньшее.
– Ни черта не предупредил, – судя по тяжелому дыханию лакея, его сердцебиение ничуть не успокоилось. Однако, хотя Пикар и стиснул кулаки, другой ругани не последовало – похоже, слуга и впрямь был привязан к своему господину. – Сам не знал, верно. А ты, парень, что-то про этот «Добрый знак» знаешь? Кабак как кабак, я и сам поначалу ничего не подумал, пока эти спрашивать не начали.
– С таким поручением, и не подумал?
– Да с каким еще поручением? – возмутился Пикар. – Записочку передать?
– И ты в нее не заглянул?
– А чего мне заглядывать, я читать не умею. – Пикар потянулся за бутылкой, чуть не опрокинул другую и, похоже, не заметил. – Хозяин тамошний сказал назавтра за ценой прийти, я как дурак пришел, у него ни черта не готово было, пришлось мне еще и на следующий день переться! А потом деньги взял, а ничего взамен не дал, сказал, что так и надо и чтоб я через неделю наведался. Я пришел, а у него опять ничего не готово! Я сказал, тогда пусть дает деньги назад, а он спорить стал, обещал, что еще за неделю управится… Слышь, а ведь давно неделя прошла! Пусть вертает плату! Точно! Там же золото было, прикинь.
Пикар присосался к бутылке, но почти сразу, чертыхаясь, отшвырнул ее в тот же угол, что и предыдущую – но в этот раз не добросил.
Отредактировано Dominique (2016-11-30 01:55:40)
Никто.
И звать меня никак.
Поначалу Веснушка опасался, что не в меру праведный лекарь поднимет шум из-за табака, но того, кажется, происшествие только развеселило. Венсан немного успокоился, тем более что словоохотливость, напавшая на Пикара после угощения табаком, наверняка была на руку Шере. Но кое-что из услышанного от лакея его насторожило.
- Как-как вы сказали? - переспросил он. - "Добрый знак"?
Об этом заведении он был наслышан. Одно из тех местечек, что в некотором роде сродни аптеке. Только в аптеку ходят, чтобы свое здоровье подлатать, а в такие кабаки - чтобы чужое подпортить.
Пикар вытащил из-под кресла новую бутылку и попытался в нее заглянуть.
- Добрый, добрый… и чего в нем доброго, спрашивается? Неприятное местечко. Мне так кажется. Входишь туда, и кажется, что тебе в спину кинжалами смотрят.
Он попытался взболтнуть бутылку, скривил рожу, но швыряться посудой больше не стал, расслабленно отставляя ее в сторону.
- Кинжалами смотрят? – переспросил Шере. – Это как?
Так могли бы писать стихи, а не разговаривать лакеи. Но Пикар со значительным видом покивал головой.
- Знаешь, как бывает, когда тебе в спину смотрят? А тут еще под лопатками покалывает. Слышь, господин Барнье! - со второй попытки он поднялся с кресла и неверным шагом направился к двери, ведущей, по всей видимости, в спальню. – Вы же умеете читать, сударь? Ну-ка, ну-ка…
- Умеет, и я умею, - в спину ему отозвался Шере. Однако, когда лакей вернулся, он направился прямиком к врачу.
- Вот. Глядите. Вот как знал я. Это мне хозяин тамошний дал, для господина моего. А я как знал. Из мусора вытащил. – Он высыпал на колени Реми горсть бумажных обрывков. - Это когда он отдавать не хотел. Сказал, что господин де Солье поймет.
Глубоко заинтригованный, Шере поспешно занял место по другую руку хирурга.
Никто.
И звать меня никак.
Барнье выглядел очень задумчивым. Надо же, и этот рыжий знает, что такое "Добрый знак". Нет, нечего ему рядом с Мари делать...
Чуть подвинувшись, чтобы Доминику было удобнее, он принялся аккуратно складывать письмо, как разбитую мозаику.
Сударь, прастите за задержку, но челавек, каторому я хотел поручить ваше дело, отказался, что паслужило причиной первой задержки. Втарая вызвана тем, что мой исполнитель был ранен. Как только он вернет мне палученный от вас задаток, ваше дело будет решено. Благоволите извинить, сударь, и позволить мне еще одну неделю.
Раненый исполнитель?
Барнье поднял на Доминика заинтересованный взгляд. Он был близок к тому, чтобы сделать вывод, но боялся ошибки.
Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
Устоять перед искушением было трудно, и Веснушка поднялся со своего места и, вытянув шею, взглянул на послание. К грамотеям он себя не причислял, но готов был побожиться, что автор этих строк перо держал еще реже, чем он сам. Что же тут происходило?
Солье... Солье... Венсан изводился, пытаясь вспомнить, какое же имя он услышал тогда, под Ла Рошелью, возле палатки. Уж не это ли самое? Он прикрыл глаза, словно так вспоминать было легче... И вспомнил.
Сабье.
Тот человек вовсе не был хозяином горемыки Пикара. И, возможно, то ночное происшествие здесь было ни при чем.
Это открытие снова привело Веснушку в хорошее расположение духа, и он с довольной улыбкой плюхнулся на прежнее место.
Взгляд, которым Шере ответил Реми, был весьма красноречивым: в такие совпадения он не верил. Лампурд не смог выполнить свое поручение, потому что его ранил Пират. А сюда приходил одноглазый. Спутал двух людей его высокопреосвященства?
Обсуждать всю эту историю при Веснушке, и уж тем более при Пикаре, он не собирался, но решение надо было принимать быстро. Если Лампурд уже вернул Португальцу задаток, на счету могла быть каждая минута. Что проще, казалось бы, чем зайти в «Добрый знак», но излишняя забота о здоровье г-на де Кавуа вряд ли улучшила бы репутацию самого Шере.
Возможно, при иных обстоятельствах он предпочел бы забыть об услышанном, не его это дело, но вряд ли Реми не сделает тех же выводов. И ведь наверняка пойдет к Португальцу, и чем это кончится… Нет уж, тем более что можно было не соваться самому,
- Я бы на твоем месте сходил, - сообщил он слуге. И если это было чистой правдой, то все остальное, что он собирался предложить Пикару, Шере никогда в жизни бы не сделал. – Если хозяин помер, то заказ ему уже как бы и ни к чему, а? Весь задаток тебе обратно не получить, но что-то можно попробовать. В долю с этим Португальцем войти, например.
Если бы Шере взялся за дело сам, ему, возможно, удалось бы чего-то добиться, хотя при его нынешнем положении овчинка не стоила выделки. Но Пикар… хорошо, если просто не прирежут.
- А коли он узнал уже? – лакей вскинул голову слишком быстро, и его явно замутило. – Нет, это дело такое, это торопиться надо! Лучше даже не говорить…
Бормоча себе под нос что-то про плащ, он бережно собрал обрывки письма и, пошатываясь, побрел с ними в спальню.
Шере встал и вопросительно взглянул на своих спутников.
Никто.
И звать меня никак.
Хирург глянул на него с нескрываемой озабоченностью. Если Пикара прирежут в этом "Добром знаке", не будет живых свидетелей злого умысла Солье. Неужели Доминик этого не понимал? Тогда зачем? Не Лампурда же покрывал, но какой с него спрос?
- Его убьют, - констатировал пикардиец. - Тем паче, пьяного...
Барнье встал и тоже пошел к спальне.
- Мог ведь и узнать, - сказал он, опершись рукой на дверной косяк. - Опасно это, сам знаешь. Давай лучше туда пойдем, где тебе за этот рассказ и за обрывки эти заплатят. Господину Солье уже все равно, небось, раз он мертвый. А тебе на что-то жить надо.
Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
Шере чуть не выругался вслух – это же надо же было забыть, что Реми иногда и вправду ведет себя как святой! Ну какое ему дело до того, что случится с этим пьянчугой?
– Ну уж нет, – донеслось из спальни, где что-то вдруг с грохотом обрушилось на пол. – Не-ет, сударь, вот еще! Мне это письмишко и самому пригодится… Да где же она!
– Реми, – позвал Шере, пусть и не особо верил в успех, – брось, слышишь?
Никто.
И звать меня никак.
Хирург обернулся к Доминику и посмотрел на него долгим задумчивым взглядом.
- Да, ты прав. Лучше самим сходить, - согласился он. И глянул на месье Ромбо. - Не желаете с нами прогуляться, сударь? А по дороге и старые деньки вспомним. Ларошель, осаду, девчонок из Этре, маркитанта вашего из полка Шапп, заср...заразу однорукую, ученика моего дважды обвесил... Давно меня вопрос мучает, на который все никак не найду ответа. А вы, сдается, и помочь мне можете...
Наверное, только Шере, который хорошо знал северянина, мог уловить в его интонациях что-то любопытное. Не то тень азарта, не то исследовательский интерес, не то еще что-то, едва уловимое, но многообещающее.
Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
Веснушка едва не присвистнул, наблюдая за происходящим. Печальная судьба господина Солье, равно как и туманная участь его слуги, оставалась ему безразлична, поскольку Венсан уже убедился: к нему их история отношения не имела. Но Шере опять сумел удивить. Конечно, Веснушка давно заметил, что его знакомец принадлежит к той разновидности людей, которые притягивают к себе всевозможные передряги, как пролитая патока притягивает мух. Однако Венсан не ожидал, что тот глазом не моргнув пустит на верную смерть какого-то бедолагу. Впрочем, Барнье, озаботившийся спасением насквозь пропитой жизни, доверия у него так и не вызвал.
Предложение составить компанию в походе Веснушку если и удивило, то не напугало. Его уже начинало донимать любопытство. И он не исключал, что в "Добром знаке" могут встретиться знакомые люди, которые в случае чего выручат трудолюбивого помощника аптекаря из беды.
- Почему бы и не пойти, - отозвался он, поднимаясь на ноги. - Что за вопрос-то?
Шере до боли закусил нижнюю губу. Навещать «Добрый знак» он не испытывал ни малейшего желания, но отпустить Реми, да еще с Пикаром, который твердо намерен стрясти с Португальца свои денежки? Веснушка, раз он готов идти, ни в какую передрягу не попадет, но вытащит ли он врача? Попытается ли? Послушается ли его сам Реми? Реми, который готов идти невесть куда, чтобы помешать этому пьянчуге подохнуть?..
– Нет уж, – взревел меж тем Пикар, и из спальни донесся глухой звон – как если бы лакей пнул упавший минутой ранее жестяной таз или кувшин для умывания. – Не-ет, сударь, это мои денежки!
Протиснувшись мимо врача, он устремился к выходу, споткнулся о валявшуюся на его пути бутылку и, потеряв равновесие, взвыл, пробежал, пошатываясь два-три шага в сторону, уперся в стену и остановился, обводя своих гостей осоловелым взглядом.
Никто.
И звать меня никак.
- Помните ли вы, сударь, раненого офицера, которого привезли к вам ночью... Сентябрьской ночью, это было в конце сентября. Он был ранен в плечо, - хирург оглянулся на Пикара, но продолжил. - Понимаю, это было давно. Но может, вы вспомните.
Слуга, похоже, твердо настроился отправиться на заклание и врача это не радовало. Дернул же черт Доминика, ну кто его просил!.. Что теперь оставалось, идти всем вместе и попытаться сделать так, чтобы Пикара не прирезали?.. Да, и Доминика заодно, потому что он в этой компании был самым безобидным, если бы дело дошло до драки.
- Тогда лучше не ходить в одиночку, - бросил Барнье, надеясь, что лаконичность посыла поможет пьяному хоть что-то сообразить.
Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
Мало что кажется хуже опасности, которая настигает, когда ты считаешь, что от нее избавился. Веснушка, едва успевший успокоиться, замер, как ящерица, увидевшая возле себя человека. Шелохнешься - и не заметишь, в какую сторону она удрала.
- Раненый офицер, сударь? - Собственный голос как будто доносился до Венсана откуда-то со стороны. - Шутить изволите, как же я могу помнить? Раненых едва не каждую ночь привозили.
Он поднялся и отряхнул пыль со штанин, давая время краске отхлынуть от щек.
- И знаете, господа, - произнес он нарочито небрежным тоном, выпрямляясь, - боюсь, компанию я вам не составлю. Совсем из головы вылетело: надо приготовить микстуру, которую хозяину еще вчера заказали.
Он бросил взгляд на дверь, прикидывая, сумеет ли выскочить, если его попробуют здесь удержать.
Шере взглянул на Реми с хорошо рассчитанной дозой удивления. Совсем не проявить снедавшее его любопытство он не мог, это было бы неестественно, но и показывать всем и вся, насколько он заинтригован, тоже не хотел. Реми вряд ли что-то расскажет, если это дело врачебное. Веснушка – тем более.
- Может, по имени вспомнишь? – смущенным шепотом предложил он, словно не услышав выдуманного помощником аптекаря предлога.
Возникшая заминка оказалась, похоже, даром свыше – Пикар, то ли не услышав слова Реми, то ли все еще опасаясь, что с ним придется делиться, принялся бочком пробираться к двери, бормоча себе под нос что-то неразборчивое, но скорее унылое, чем злобное. Если повезет, то занятые ларошельскими делами жрецы Эскулапа даже не заметят его ухода.
Никто.
И звать меня никак.
Барнье молодому человеку не поверил. Сразу и категорически. И эта краска, бросившаяся в лицо, и это желание уйти... Ромбо вел себя как будто совесть его была нечиста, и если до сих пор хирург еще мог предполагать случайность, спешку, неосведомленность, что угодно (хотя третье само по себе было достаточной причиной для злости), то теперь он уверился в умысле и мгновенно вскипел.
Не помнит он!..
Нет, об этом нужно было поговорить.
В силу невозможности разорваться на двух хирургов сразу, чтобы один остановил Пикара, а второй занялся молодым человеком, Барнье пришлось делать нелегкий выбор.
- Мне кажется, что этого раненого вы должны помнить, - он отлепился от дверного косяка. - У него была странная, нехарактерная для военного времени рана, больше похожая на... Укус. Да, на укус большого зверя. А имя... - он глянул на Доминика. - Имя нам тут вряд ли поможет. Я вот чаще помню своих пациентов по их болезням, но далеко не всегда по именам.
Прозвучало почти философски, но хирург выглядел привычно внимательным и непривычно собранным. Как когда-то у нелепой постели Лампурда на обеденном столе.
Отредактировано Барнье (2016-12-30 02:54:15)
Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
При упоминании об укусе перед глазами Венсана сразу возникла тягостная картина: лохмотья кожи под коркой запекшейся крови. И обрывок нити, красноречивый свидетель того, как далеко может зайти человек в своем стремлении причинить боль ближнему.
И какое отношение имел к этому Барнье?
Получалось, о том случае он хорошо знал. Но на чьей стороне он был? Друг он того дворянина или враг? Если друг, то должен бы знать, что Веснушке велели держать язык за зубами. А может, он именно это и хочет проверить? А если враг, то какого черта ему нужно от простого помощника полкового врача? Надеется, что раненый доверил ему что-то важное, быть может, именно то, что пытались выведать палачи? Веснушка не знал ровным счетом ничего, но поверят ли в это неведомые живодеры? Веснушка видел, что они сделали с офицером. С безродным молокососом, которого никто не хватится, и подавно церемониться не станут.
Минуя Барнье, к двери проскочить не удалось бы. Окно? Схватят, пока придется возиться с ставнями. Веснушка подобрался, краем глаза приметив массивный подсвечник в углу.
— Чего только на войне не случится, — медленно проговорил он, старательно подбирая каждое слово. — Иная бешеная псина в едва залатанную рану вцепиться может.
Он внимательно следил за лицом Барнье, гадая, какая реакция последует на "бешеную псину".
"И ни шагу больше из дома без ножа за пазухой!".
Хирург, как ни хорошо он владел лицом (при желании), на этот раз не удержался - брови взлетели вверх. Он оказался прав в своей догадке. Кавуа, конечно, молчал, а после того, как рану раздуло из-за попавшей грязи и ее пришлось вскрывать снова, разобраться в мешанине лоскутов было невозможно.
- Все-таки... псина, - сказал врач. - А я предположил было, что заразу занесли у вас в лагере. Но если так...
Он задумался, не столько позабыв о Пикаре, сколько прикидывая, что еще может знать молодой человек.
Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
Слова Барнье вызвали противоречивые чувства. С одной стороны, теперь Веснушка был почти уверен в том, что судьба столкнула его не с любителем эдак зверски кромсать людей. И это успокоило бы его, не возникни тут же новая причина для тревоги.
- Заразу? - Веснушка нахмурился. - Вы что хотите сказать? Он что, умер?!
Будь оно все неладно! Конечно, на ум тут же пришла невеселая мысль, что хирург справился бы с раной куда лучше помощника аптекаря. Но где в ту ночь Веснушка мог раздобыть хирурга? Сам-то он старался как мог, да только и палачи потрудились на славу. Вряд ли они калили на огне то, чем раздирали рану своей добычи.
В добродетели Веснушка был скромен и сдержан, сострадательностью не злоупотреблял. И все-таки сейчас на сердце легла тяжесть. Слишком уж явственно он представил в ту ночь, каково пришлось его пациенту.
Кроме того, одно дело - когда больного не удавалось исцелить от какой-нибудь хвори. Промысел Божий, ничего не попишешь. Но проиграть чью-то жизнь неведомому коновалу? С этим трудно было смириться.
Отредактировано Венсан Веснушка (2016-12-31 02:15:08)
Шере сгорал от любопытства, которого, однако, сумел не выдать ни звуком, ни взглядом, равно опасаясь как того, что Веснушка и Реми, вспомнив о нем, замолчат, так и того, что Реми отвлечется и вновь заметит Пикара, который к этому времени уже добрался до двери и даже нащупал ручку. Всецело захваченный мыслью о деньгах, которые, казалось, ждали его прямо на лестнице, он не слышал уже и не видел, чем были заняты его гости, но держался еще на ногах вполне твердо, позволяя надеяться, что до кабака – расположенного не слишком далеко – он дойдет.
О ком они говорили? Гадать можно было сколько угодно, но имя Реми произносить не хотел – а значит, вряд ли назовет позже. В то, что рану нанесла собака, Шере не поверил – памятуя, как тот описывал в свое время отметины воровских когтей, а составить себе хоть сколько-нибудь разумную картину произошедшего не мог – оставалось лишь отмечать несообразности. Веснушка явно не хотел говорить о раненом, однако встревожился, что тот мог умереть. И сказал про едва залатанную рану – вряд ли случайно. А Реми говорил про заразу…
Единственное, что Шере мог предположить, это побег пленного. Если его привезли к Реми, а он сбежал… Привезли после пытки? Чтобы Реми его лечил?
К горлу подступила тошнота. Укус дикого зверя… Шере знал про пытку водой, и про испанский сапог, и про дыбу, и про премногое множество других способов вытянуть правду из ближнего своего – но укусы?..
Никто.
И звать меня никак.
Хирург выдержал паузу, всматриваясь в глаза молодого человека, а потом все-таки сказал:
- Почти. Такие раны нельзя закрывать наглухо. Я вам покажу. Потом. Если захотите.
И тут же задумался, что скажет Ромбо, если ему предложат поработать на действительно подходящем материале. Нет, на куске коровы тоже можно... Но ведь это совсем не то.
- Идемте с ним, - он мотнул головой в сторону Пикара, в равной степени приглашая и Веснушку, и Доминика. - Я не хочу, чтобы его там убили.
"И письмо у него", - мог бы добавить Барнье. Но не стал. Только посмотрел на Доминика. Мол, наделал ты дел, дружище.
Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1628 год): Мантуанское наследство » Дух бутылки. 10 декабря 1628г., к полудню