Бордо, порт
- Подпись автора
Никто.
И звать меня никак.
Французский роман плаща и шпаги |
В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.
Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой. |
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды: |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Части целого: От пролога к эпилогу » О том, что может принести морской ветер. Июль 1616 года
Бордо, порт
Никто.
И звать меня никак.
Свое вино Андре еще даже не ополовинил, почувствовав, что свою готовность пить что-то крепче пива все-таки переоценил. Но признаваться в этом он не только не собирался, но и не хотел навлекать себя даже тени подозрений. Поэтому вовремя отодвинув свою кружку подальше от Робера, у которого явно был принцип "что стоит нетронутым дольше нескольких мгновений - мое", Андре щедро пододвинул выпивку к Шере. Мол, делюсь, раз тебе не досталось, а ты уж как хочешь.
- Не знаю, - честно признался Андре в ответ Роберу. - Но определенно кто-то крепкий, раз сумел уложить Дюпре.
- Кто-то крепкий, - хохотнул парень. - Да он не просто "кто-то". Он не ровня половине капитанов, которых я знаю. Да что там, - он махнул рукой, - всем им! Слыхали об этом... как его... Мальтийском ордене?
- Вроде нет... Но видимо кого попало туда не берут, - Андре с улыбкой качнул головой и вопросительно взглянул на Шере. Может тот знает. В конце концов, кто здесь умный?
А сам в это время выбрал уголек, который поудобнее лег в пальцы, и прикрыл глаза. На память жаловаться не приходилось: лицо Мадо тут же всплыло в памяти. Но ведь секрет не в том, чтобы просто вспомнить все черты и точь-в-точь перенести их на бумагу. Нужно нащупать то, каков человек. Понять, в какой детали - весь он. Обычно это глаза. Да, сейчас тоже... Глаза и морщинки вокруг них. Наверняка Мадо многое повидала.
- А Дюпре не сволочь, - Андре вдруг оторвал уголек от бумаги, едва начав набрасывать овал лица. Слова Робера засели занозой, которую хотелось поскорее вытащить, пока не ушло совсем под кожу. - Он ведь не со зла лютует. Сам говоришь, двух сыновей потерял. Тут кто угодно зверем смотреть будет.
Андре хмуро сщелкнул с листа отвалившуюся угольную крошку.
- У меня старший брат тоже домой не вернулся. Отца как подменили. Да ему самому ноги покалечило, такое доброты не добавляет. Срывался на всех, а то наоборот молчал днями, видеть никого не хотел. Всех измучал... Но это же не делает его сволочью?
Андре снова поднял взгляд на Шере. Услышать его ответ ему хотелось куда больше, чем мнение Робера.
Шере только покачав головой – а что он мог сказать? Что все люди, каких он знал, рано или поздно становились подлецами и у каждого было для того оправдание? Что всякий хорош со своими, а с чужими – как карта ляжет? Что и своим стоит глядеть в оба, а то вдруг их в чужие запишут? На вид они с Андре, у которого тоже не было и намека на щетину, были одних лет, но Шере чувствовал себя едва ли не вдвое старше.
– Знаешь, – сказал он вместо этого, – попы болтают, что когда Господь человеку какое горе в жизни отмеряет, так это за его грехи? А я так думаю, что люди, они как… ну вон, кружки. Все разные, и ежели кому больше горя отмерить, чем в нем поместиться может, то оно, горе это, через край и переливается – на других. А почему в одном человеке больше горя помещается, а в другом – меньше, не знаю. Ты как думаешь?
Робер, приняв вопрос на свой счет, засопел.
– Глупости все это, – буркнул он. – Как господом решено для человека, так и будет. Кому дано, тот спасется, а кто грешник, тот и не спасется. Так вот и с Дюпре вышло, раз обоих сыновей у него господь прибрал, то, стало быть, ну, понятно, не просто так.
– Кто ж спорит, – быстро отозвался Шере, которому вовсе не хотелось второй драки. – Не нам господню волю толковать, это точно. Может даже, и не господину де Пейрену, даром что он – мальтийский рыцарь. Мне о них рассказывали, – он чуть не сказал «я читал», – что они, хоть и обет безбрачия дают, как священники, но сражаются за веру так, что дай Боже каждому. Они Мальту три месяца от турок обороняли, и в битве при Лепанто воевали, и до этого еще много.
Нарисованный моряком овал пока на лицо Мадо походил только очень отдаленно, но трудно было не заметить уверенность, с которой юноша орудовал угольком, и Шере протер рукавом потускневшее от чада оконце, чтобы тому было лучше видно.
Никто.
И звать меня никак.
Андре некоторое время рисовал молча, целиком занятый листом, залитым белесым рассеянным светом из окна, и темными линиями, остававшимися после каждого короткого движения рукой. Перед внутренним взором стояло лицо Мадо, но то и дело Андре посматривал в зал, выхватывая хозяйку кабака, то появлявшуюся у чьего-то столика, то деловито ворошившую угли в камине, то останавливающуюся поглядеть, все ли тихо и мирно в ее маленькой, впитавшей запахи вина и звуки чужих разговоров обители.
- Если грешникам не спастись, то это же почти никому не спастись, - пробормотал Андре, когда с широкого лица, появившегося на бумаге, на него наконец уставились глаза, похожие на те, что недавно ему подмигнули, а брови оттенили прямой взгляд. Он перехватил уголек поудобнее, примерившись чертить нос. - Я хороших людей встречал, но мало кто из них без греха был...
- Как я и сказал, там виднее. - Робер благоговейно ткнул пальцем вверх. - Если уж заведено так, то не без причины...
Андре снова вспомнил отца. Тот не любил говорить о вере, но когда что говорил, то рассуждал как Робер. Кому дано - тому дано. Господу виднее, кто вечной милости достоин и кому что на пути к ней должно выпасть. Но Шере заставил задуматься: конечно, наказание за грехи неотвратимо, но вот сломает ли оно и закроет ли путь к спасению - вдруг от человека зависит и его поступков?
- Да я и не спорю, - подхватил Андре. - Просто про кружки здорово сказано. Сразу представилось. Да и сам посуди, может сколько горя в кружку помещается как раз Господом и отмеряно, как ты говоришь. Вот тебя, например, большой кружкой он сделал почему-то, а кого-то маленьким стаканом.
Он поднажал на уголек, делая линию потолще и исправляя получившийся чуть кривоватым кончик носа.
- Хотя я тут подумал... Что, если кружки мы все-таки одинаковые и во всех одинаково помещается? Вот представьте, будто уроком нам не само горе служит, а то, как мы с ним справляемся... - Андре торопливо положил уголек, пока еще не растерял спутанные мысли, и взял пустую кружку Робера, поставив себе на ладонь. Кружка, даже пустая, была тяжеловатой, и ладонь в первый миг слегка повело в сторону. - Сумел выдержать и не расплескать, даже если до краев налито, молодчина. А нет - значит, плохим учеником оказался.
Он неуверенно улыбнулся Шере, надеясь, что смог донести свою мысль так же складно, как умел тот.
– Во-во, – поддержал заметно осоловевший Робер. – Одинаковые должны быть кружки, иначе несправедливо. Вот у меня кружка пустая, и у него пустая, а у тебя полная – несправедливо!
Хихикая, он попытался цапнуть оставшуюся без надзора кружку, но Шере, пусть и отвлекшись было на рисунок, все-таки оказался быстрее и завладел ею первый – второй раз оставаться в дураках было уже опасно.
– Это потому что я прав, – улыбаясь, пояснил он. – Кружки разные, и горе в них льется разное – потому что промысел божий, и может, можно как-то сделать так, чтобы твоя кружка больше стала – другую щеку подставить, например.
Смешинка, прорезавшаяся в его голосе при последних словах, ясно показывала, насколько не всерьез он это говорит. Юный моряк из-за океана, которого он сперва счел совсем наивным, неожиданно принялся рассуждать по-взрослому, и, хотя обыкновенно Шере не впутывался в религиозные беседы, сейчас ему стало интересно.
– Какую щеку? – не понял Робер.
– Другую.
Никто.
И звать меня никак.
Андре ухмыльнулся непонятливости Робера, но тут же понял, что и сам не совсем улавливает смысл. Нет, ему доводилось слышать про "подставь другую щеку", но как и тогда, эти слова казались ему до невозможного странными. Поэтому он хмыкнул, решив, что Шере как-то непонятно пошутил - тем более голос у того вдруг веселее зазвучал. Но не задуматься не смог.
- Ну подставишь ты другую, - пробормотал он, очерчивая на листе линию рта, - по другой и получишь. Горя-то понятно, что больше станет, а кружке с чего увеличиваться? От того, что привыкнешь получать по физиономии и будет легче терпеть?
Андре покачал головой.
- Нет, бывает, потерпеть надо. Вон если мне боцман подзатыльник даст, я не ударю в ответ. Но не потому, что так правильно, а потому что меня тогда вообще с корабля вышвырнут. Мне море важнее. А Роберу я мог ответить, вот и ответил. Чего терпеть, когда можно просто что-то сделать?
- А? Чего ты мне ответил? - запоздало уставился на него Робер, чьи убаюканные разговором мысли уже устремились в хмельные дали и вернулись, привлеченные звуком имени. Пояснений он, правда, дожидаться не стал. - О, еду несут!
Андре, которому еще оставалось закончить с волосами рисованной Мадо, страдальчески посмотрел на Шере, ища в нем союзника для обороны миски от общего ненасытного знакомого.
Не заметив появления Жанно с миской, Шере едва не спохватился слишком поздно.
- О! - оживился он. - Удачненько вышло! Угостишь парой ложек?
Жанно, не отличавшийся особым умом, замер с миской в руке, не спеша ставить ее на стол, и лишь туповато уставился на Шере, который как будто его не видел, глядя лишь на Робера.
- Э… - пробормотал тот и тут же взялся за кружку, в которой давно уже ничего не было, - не, я еще пью, а то набьешь брюхо и никакое вино не возьмет.
- А, ну это другое дело, - так же дружелюбно согласился Шере. - Тогда это Мартена похлебка, я для него договаривался. Давай сюда.
Жанно, несмотря на его протянутую руку, сделал все-таки попытку поставить миску прямо на рисунок, но, обнаружив на нем знакомое лицо, замер.
- Да это же Мадо! - провозгласил он на весь кабак. - Лопни мои глаза, Мадо!
Шере испуганно огляделся, но подруги не было видно.
Никто.
И звать меня никак.
Андре же сначала радостно заухмылялся, довольный, что плод его труда принял достаточно узнаваемые черты, но едва заметив, как озирается Шере, тут же подхватил листок и, перевернув его, шлепнул на угол стола. Рисунок? Нет тут рисунка. К счастью, Мадо поблизости, как оказалось, тоже не было.
- Будешь так орать, точно что-нибудь лопнет, - шикнул Андре и осторожно принял миску с дымящейся похлебкой, поставив ее на середину стола. - И вообще это не она, а... моя тетя.
В животе насмешливо заурчало, как будто напоминая, что привирать на пустой желудок - не лучшая затея.
- Мадо - твоя тетя? - похлопал глазами Жанно.
- Да нет же! Это, кхм... Мари.
- А чего она выглядит как Мадо?
Как ни странно, Жанно определенно было непросто сбить с толку, и Андре уже пожалел, что попытался это сделать. Но в стремительно ухудшающееся положение дел вдруг вмешался Робер.
- Да баб вообще всего две породы, - авторитетно заявил он. - Одни - страхолюдины, другие - красавицы. Я прав, писака?
Робер дружески хлопнул Шере по плечу.
Отредактировано Андре Мартен (2017-10-14 02:13:19)
От прикосновения Шере замутило, и он стиснул зубы, чтобы не выдать нахлынувшего на него нестерпимого отвращения. Мгновение спустя он сумел также понять сказанное и, успев уже свыкнуться с тем, как говорят о женщинах в его новом кругу корабелов, воров и шлюх, только кивнул.
- Мадо, например, красавица, - серьезно сказал он, - а вот Жоржетта - не очень.
В Жоржетте, несмотря на женское платье, женщину не заподозрил бы никто, но Шере вдруг захотелось немного подразнить моряков.
- Ах ты ж!.. - Робер по-бычьи уставился на появившегося на галерее второго этажа молодого человека, который, если бы не тонкие усики над пухлой верхней губой, сошел бы за прехорошенькую белокурую девицу определенных нравов. - Ах ты ж!..
Отредактировано Dominique (2017-10-14 14:37:54)
Никто.
И звать меня никак.
Андре показалось, что лицо Шере на мгновение как-то изменилось, но он списал это на высказывание Робера.
Оно было понятно циничным для того, кто большую часть времени проводит в море и женщин видит чаще всего весьма определенной... как там он сказал, породы. Только вот Андре не так давно расстался с матерью и сестрой, чтобы его не покоробило это разделение на красоток и страшненьких, как будто только этим женщины и различались. Но заметив, что Шере кивнул, он смолчал и уткнулся во вновь перевернутый рисунок, тем более что принесший похлебку парень успел отойти к другому столу.
Отвлечься, впрочем, удалось ненадолго.
- Ты чего? - поднял он голову, не понимая, почему бедолага Робер вдруг застрял на одной фразе, как будто никак не мог окончательно выдавить ее из себя, будто вставшую поперек куриную косточку. Потом взглянул за ним второй этаж и...
- Это что, - Андре округлившимися глазами уставился на Шере, - Жоржетта?! С у... у... усами?!
Отредактировано Андре Мартен (2017-10-17 04:07:56)
Лицо Шере оставалось серьезным, но в уголках его глаз собрались едва заметные морщинки.
- Должен же человек как-то себя называть, - сказал он. – Вон у вдовы Поль усы даже погуще будут.
Он указал на дебелую старуху, склонившуюся над валявшимся у дальней стены плюгавеньким мужичком. За своим сыном, корабельным плотником, вдова приходила сюда каждый вечер - все знали, что пьянел он со второй кружки, но на следующее утро был трезв как стеклышко.
- Ах ты ж… Тьфу! - Робер смачно сплюнул и поднялся на ноги. - Я этой Жоржетте сейчас рыло начищу, срам-то какой!
Шере проводил его взглядом.
- Одним дураком меньше, - сказал он. Несмотря на юбки, узкие плечи и небольшой рост, на счету Жоржетты было уже с десяток убитых, ножом он или она владела мастерски. - Покажи, что получилось-то?
Никто.
И звать меня никак.
Андре в сторону вдовы Поль смотреть не рискнул, предпочтя поверить на слово в превосходство ее усов над жоржеттиными. Нет, вдова тоже человек, почему бы ей не заиметь растительность на лице? Бить ее, как возможно подорвался бы Робер, если б уже не устремился на второй этаж, Андре ни в коем случае не собирался. Но количество усатых женщин в этом обеденном зале росло так стремительно, что стало немного не по себе. А может во Франции, воздух такой, способствующий усатости?..
Андре едва не потянулся проверить, не выросло ли что у него под носом за это утро, но вовремя вспомнил о том, что он вроде как не девушка и не вдова. Догонять Робера,чтобы не дать ему затеять потасовку, он тоже передумал. Нос после прошлой стычки все еще болел, а ложкой много не навоюешь. Да и прикинув, сколько таких роберов довелось Жоржетте здесь повидать, Андре решил, что та вполне разберется и сама.
- Вот, держи. - Выделив сильным штрихом последнюю прядь, он пододвинул рисунок Шере. Угольная Мадо хоть и не походила на настоящую прямо до самой последней черточки, но смотрела с такой же прямотой и чуть насмешливо поджимала губы. - Нравится?
Ожидая вердикта, Андре принялся за остывающую похлебку.
- Ты вообще давно ее знаешь? Ну, Мадо, - поинтересовался он. К счастью, достаточно громко, чтобы вопрос не оказался заглушен грохотом, раздавшимся с лестницы, где сошлись пути Робера и его усатой противницы.
- Больше года уже.
Шере невольно повернул голову, когда Робер с грохотом скатился с лестницы, однако, судя по всему, за нож Жоржетте браться не потребовалось - бородач поднимался на четвереньки, и вид у него был, хотя и ошалевший, уже куда менее воинственный. Прочие посетители, едва глянув, также вернулись к своим делам.
- Ох ты ж, Господи, - вздохнула вдова Поль и, взяв со стола кружку своего сына, еще на треть полную поднесла Роберу, который тем самым смог удостовериться, что из бородавки над ее верхней губой и вправду торчали три-четыре жесткие черные волосины. - Ну, да хоть живой. На, выпей вот.
Шере отвел глаза и встретился взглядом с нарисованной Мадо - смотревшей так же иронично как в жизни. Кто бы подумал, что так можно нарисовать за несколько минут!
- Очень нравится, - пробормотал он. - Ну, ты даешь! Где ты так научился?
Никто.
И звать меня никак.
Андре отвел веселый взгляд от Робера, жадно осушавшего кружку под взором вдовы Поль, и расплылся в улыбке. Всегда приятно услышать похвалу, а еще приятнее знать, что умеешь делать что-то, что не каждый умеет. Даже если некоторым это кажется пустой тратой времени.
- Да нигде, - пожал он плечами. - Просто как-то увидел у одного типа рисунок, портрет. Он рассказал, что сам когда-то нарисовал. Это его жена была, покойная. И я, знаешь, удивился очень. Человека ведь уже нет, а тут... Ну как живой ведь. Хотя всего лишь бумага да чернила.
Андре принялся старательно выскребывать со дна миски гущу.
- В общем, мне захотелось тоже так уметь. Он, правда, меня почти не успел поучить. Его кабан задрал на охоте. Так что самому пришлось. Есть в этом что-то такое, ну...
Но какое именно - он не уточнил. Вместо этого смущенно отправил в себя остатки похлебки, уже менее смущенно облизнул ложку и наконец отодвинул миску.
- Зато ты читать умеешь, - со всей непосредственностью утешил он Шере, хоть и вряд ли тот нуждался в утешении.
Шере едва слушал, глядя на рисунок. Он бы так не сумел - вполовину так же хорошо не сумел бы… нет, вполовину, может, и сумел бы, но уж точно не так быстро. А ведь парень этот, Андре, он не только рисовать умел, он был моряком - столько всего видел, наверно, и столько всего умел. Другие моряки, рассказывая, так и сыпали непонятными словами - шкоты, ванты, трап, швартовы… Шере спрашивал, но объяснять им быстро надоедало, и приходилось гадать. Вот почему, спрашивается, нельзя назвать веревку веревкой?
- Умею, - согласился он. Год, даже полгода назад он предложил бы хотя бы буквы показать, но эта ошибка была из тех, что делают один раз. - Повезло, свой кусок хлеба имею.
Сказал он при этом чистую правду, но только не всю: нужно было еще покровительство Мадо, чтобы у него было где сидеть, чтобы не отобрали заработанные в первый день гроши, чтобы о нем услышали, наконец, те, кому не с руки было тащиться на базарную площадь или к зданию парламента, где сидели под арками и на ступенях лестницы полуспившиеся переписчики. Но кому это было любопытно, на самом деле?
- Погоди, вон она. Мадо! Эй, Мадо!
Трактирщица обернулась, встревоженно сузив глаза - пусть голос Шере и звучал весело, а не призывом о помощи, и, хмурясь подошла к столу.
- Что стряс-?.. - она осеклась, уставившись на портрет, который показывал ей Шере, а потом осторожно протянула палец, коснулась рисунка, размазав четкую черную линию, и тотчас же испуганно отдернула руку.
- Это он, это не я, - поспешно сказал Шере, и Мадо перевела на юного моряка ошарашенный, недоверчивый взгляд.
- Ты?.. За-… зачем?
Никто.
И звать меня никак.
- Но я не... Это...
Андре растерялся, уставившись на озадачившую его своим вопросом Мадо не менее ошеломленно, чем она на него самого. Зачем? В смысле, зачем? Разве это обычно говорят, когда чему-то радуются? Сердитой женщина вроде не казалась, но он слегка насторожился.
"Ты у меня смотри, рыжий! Мы ведь договаривались, что я не схлопочу!"
- Это подарок, - осторожно пояснил Андре и скосил глаза на Шере, пытаясь понять, почему тот сразу не сказал, что сам попросил сделать этот рисунок, и стоит ли об этом упоминать за него. Но решив оставить это на его совести, принялся перечислять свои собственные причины, по которым согласился нарисовать этот портрет:
- Все-таки вы меня не выгнали. А еще вином угостили. А еще у вас наколки что надо! А еще... еще... Вы красивая, - закончил он словами Шере, чуть-чуть смутившись.
Отредактировано Андре Мартен (2017-10-25 21:49:28)
– Красивая? – недоверчиво повторила Мадо и внезапно улыбнулась, но не художнику, а писцу. – Ах, Доминик…
Шере, чувствуя, как вспыхнули под ее взглядом его щеки, опустил глаза. Никто не назвал бы Мадо красивой, даже он сам, хотя был обязан ей всем на свете и был бы счастлив хоть как-то вернуть этот долг. Доброй назвал бы, любимой назвал бы, самой чудесной, самой храброй и самой умелой, но красивой… Женщину, которая была шире в плечах чем добрая половина ее клиентов и выше трети? Которая могла переорать и переругать почти любого из них, сбить с ног каждого второго, которой даже боцманы не смели перечить?
– Люблю, – сказал он одними губами, и ее губы шевельнулись – не то отвечая тем же словом, не то посылая воздушный поцелуй.
– Размажется же, – озабоченно сказала Мадо, глядя на испачканный палец. – Как бы это дело сохранить? Ну, ты мастер, парень! Андре, верно?
Никто.
И звать меня никак.
- Он самый. - Андре кивнул, в глубине души удивленный, что его имя запомнили. А еще слегка смущенный, потому что за ту минуту, что Мадо глядела не на него, а на писца, он успел почувствовать себя немного лишним. Не в том плохом смысле, когда хочется сквозь землю провалиться, лишь бы поскорее исчезнуть из такой компании, а скорее в таком, когда боязно нарушить что-то важное, чему вдруг стал свидетелем. Он будто случайно, бочком, влез в чужую историю, а его вдруг взяли и заметили.
- Только не мастер я, а так. Есть и поумелее меня. А рисунок... Кусок бы стекла отыскать да под него как-то прилепить... - Андре нахмурил лоб. - Или гвоздиком в стенку, пусть висит, так не обо что смазываться будет.
Он виновато улыбнулся. Раньше ему не приходилось задумываться над тем, как сделать рисунок сохраннее. Податливость угольных линий, за которую он сейчас будто бы извинялся этой улыбкой, казалась ему чем-то самим собой разумеющимся. На них можно было смотреть, не смея коснуться.
- А сотрется, я вам в другой раз еще нарисую, - пообещал он взамен так смело, как обещают только юнцы, уверенные, что уж они-то знают свою жизнь наперед и что непременно вернутся туда, откуда уезжают, а там их будут ждать те, кого они оставляют. - Вы только Бордо не покидайте насовсем, а я уж зайду, как в здешнем порту снова окажусь.
– Решено, – весело согласилась Мадо, – и выпивка за мой счет. Но, чур, не буянить.
Она лукаво взглянула на Шере и осторожно, за края, подняла со стола рисунок. Повесить его на стену она его, конечно, могла, но ни одна из комнат наверху не была безопасным местом, в зале его тотчас же сорвут, а в кладовке было темно, да и задеть можно нечаянно. Задавать прямой вопрос Шере, однако, поостерегся – слишком бережно и нежно она держала эту свою сбывшуюся мечту, чтобы он стал вмешиваться – и только проводил ее задумчивым взглядом.
– Спасибо, – сказал он юноше. – Видал, как она!..
Жанно, не то услышав обещание хозяйки в притихшем ненадолго кабаке, не то получив от нее незаметный другим сигнал, поставил на стол полный кувшин, и тут к ним подсел тощенький, с бегающими глазами мужичишка.
– Заме я, – представился он. – А еще можешь нарисовать? Только покрасивше кого.
Шере невольно прикусил губу – Заме продавал богатым господам чужую невинность, и слухи говорили, что он отнюдь не всегда платил за это родителям, не чураясь и похищения.
Никто.
И звать меня никак.
- Видал, - заулыбался Андре. - Но это тебе спасибо надо сказать, что нашел, как ее порадовать. Повезло ей с другом.
"Или, хм, не совсем другом?" - подумалось ему, но задавать этот не очень вежливый вопрос не стал. Правда остановила его не тактичность и даже не то, что Шере, откровенно говоря, мало представлялся ему в качестве любовника Мадо, а самая обычная нехватка времени. Он просто не успел озвучить свое подозрение из-за подсевшего к ним мужчины, на которого уставился не с самым своим дружелюбным выражением лица. Тот казался скользким типом, весь тщедушный такой, землистенький, с неопределенной мимикой. Посмотришь - и не запомнишь. Андре не любил таких. Он к своим годам уже выучил, что под некрасивой наружностью порой скрывается добрая душа, но еще он знал, что "некрасивая" и "неприятная" далеко не всегда означают одно и то же. Заме был именно что неприятным.
- Нарисовать я могу, - проговорил Андре и покосился на Шере. Рыжему, кажется, тоже не нравился этот тип. Интересно, знакомы ли они? Эх, не спрашивать же прямо при Заме, что он за фрукт такой. - Но не хочу.
Не став дожидаться, пока Заме потребует объяснений, Андре тут же добавил, не став скрывать причины отказа. Во всяком случае те, что не были напрямую связаны с производимым Заме впечатлением.
- Видите ли, - пояснил Андре, хмурясь, - я рисую друзей, а не тех, кто покрасивше. Это раз. Мадо красивая, - сейчас ему в это верилось даже больше, чем когда он говорил это самой Мадо, - это два. А еще у меня своих дел хватает.
Посчитать до трех Андре забыл, уже перескочив в мыслях на эти свои дела. Те заключались всего-то в том, чтобы пройтись с Шере до обещанного им мастера, умевшего делать наколки. Но можно же было напустить на себя немного важности?
Заме смотрел только на моряка, и поэтому Шере, в глазах которого на миг проступило явное одобрение, успел снова придать своему лицу равнодушно-вежливое выражение, прежде чем торговец живым товаром бросил на него подозрительный взгляд.
- Ну ты шутник, парень, – хохотнул он, хлопнув Мартена по плечу, – скажешь тоже. Но это, я же не за так рисовать предлагаю, я заплачу.
- У нас еще дела, - перебил Шере, чувствуя, как поползла вдоль позвоночника липкая струйка пота. Заме был небольшой шишкой, почти пустым местом, с Робером было гораздо опаснее, но Заме останется, а Робер уплывет. - Пойдем, что ли?
Заме недобро сощурился, и Шере, глядевший, казалось, лишь на Мартена, краем глаза следя за Заме, легко читал ход его мыслей за нахмуренным лбом - стоит ли овчинка выделки? Шере очень надеялся, что не стоила - и что местные, те, кто приглядывал за своими шлюхами или катал налитые свинцом кости, запомнят.
Никто.
И звать меня никак.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Части целого: От пролога к эпилогу » О том, что может принести морской ветер. Июль 1616 года