Собравшиеся на палубе шхуны «Подарок» моряки обнажили головы, и труп, запеленутый как младенец, заскользил по приподнятой за край доске. На мгновение парусина зацепилась как будто, сверток замер, рыжий Джонс тряхнул доску - и удар о воду, едва отличимый от плеска волн за бортом, возвестил о том, что земной путь отца Франциска завершен. Молодой монах, перебиравший четки, стоя у борта, глубоко вздохнул и повернулся к капитану.

- Я ни в коей мере не виню вас, мистер Кирк, - по-английски он говорил со слабым акцентом, скорее испанским, чем французским. - Возможно, он скончался бы, едва добравшись.

Капитан Джарвис Кирк, высокий, широкоплечий мужчина с длинным обветренным лицом, не стал возражать, но видно было, что ему было чрезвычайно неуютно.

- А по мне так, - влез из-за чужих спин Жирный Пит, - чем меньше папистов на борту…

- Молчать! Прошу прощения, святой отец.

Черные глаза монаха, безошибочно остановившиеся на толстом моряке, на которого капитан старательно не смотрел, сузились, но его улыбка осталась все такой же миролюбивой.

- С вашего разрешения, мистер Кирк, я вернусь к своим обязанностям.

Словно не замечая презрительных взглядов, он сошел со шканцев и направился прочь. Почти сразу его нагнал дюжий шотландец, известный только под кличкой Мясник.

- Вечная память, стало быть, - хрипло прошипел он, не глядя на француза, и не сказал больше ни слова, даже когда отпирал тяжелый висячий замок и отодвигал засов на люке в трюм, где были заперты прочие пленники - остатки команды «Трините» и офицеры «Сан-Бальтасара». Единственными, кому разрешено было свободно покидать трюм, были два иезуита: покойный ныне отец Франсуа и его младший спутник.

Не успел брат Рене спуститься в люк, как Мясник начал закрывать крышку, и молодой монах, пригнувшись, соскользнул вниз по трапу. После залитой солнечным светом палубы, в тесной вонючей полутьме трюма трудно было различить людей, но тот, кто был ему нужен, на голову возвышался над остальными.

- Все подтверждается, - сообщил монах по-испански. - Квебек пал.

«Подарок» шел из Новой Франции с другими кораблями флотилии братьев Кирк, но отбился от них - то ли из-за шторма, как утверждал сам Кирк, то ли потому что его капитан возжелал большей славы, чем та, что он уже получил в семье. Пока что Фортуна явно благоволила ему -  захватив с боем спешивший в Европу потрепанный испанский корабль, он перехватил затем и маленькую «Трините», на которой плыли в Новый свет оба монаха, и те, как и подобает лицам духовного звания, пытались с тех пор облегчить страдания своих товарищей по несчастью.

Подпись автора

Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс

- Квебека больше нет, - повторил монах для своих соотечественников, которые ответили ему кто безразличными взглядами, кто стонами.

- Как нет? - простодушно удивился корабельный плотник Поль. - Куда ж он делся-то?

- Уплыл, - мрачно пошутил г-н де Прешене. Неделя плена, убившая отца Франсуа, превратила этого краснолицего здоровяка в тень самого себя - но тут винить следовало скорее его сына, четырнадцатилетнего юнца, получившего рану в голень и умиравшего теперь у него на руках. - Проклятые англичане!

- Это что же, англичане наш Квебек… того? - ужаснулся Поль, у которого на том берегу была жена, молоденькая индианка из миссии. - И куда же мы теперь?!

- Туда же, куда и прежде, - вздохнул иезуит.

- Не, вы погодите, святой отец! Эти англичане… наш Квебек?! Вы слышали?

Капитан Картье сплюнул и выругался, не заметив гримасу отвращения, пробежавшую по лицу иезуита. Его помощник, напротив, сел, почесывая спутанную шевелюру.

- Вот мерзавцы! - с чувством откликнулся он и добавил еще несколько эпитетов. - А что, ваше преподобие, вы говорили, что они еретики гнусные?

Все тут же поглядели на испанцев, куда более дружелюбно, чем за все предыдущее плавание - не зря все-таки брат Рене объяснял своим соотечественникам, что все они тут католики.

- Увы, - вздохнул монах и повернулся к Фернандесу. - Прошу прощения, капитан. Я не моряк, я видел только море, до самого горизонта. Но… я хочу попробовать сегодня убедить капитана Кирка позволить мне вынести этого бедного мальчика на палубу. Если удастся…

Он сокрушенно вздохнул, но взгляд, который он бросил на Фернандеса, был красноречивым донельзя - в этот свой план он испанца посвятил. Если Кирк позволит. Если мальчика можно будет положить около люка. Если, наконец, пленники будут действовать сообща - у них было два стилета, и можно будет попробовать расковырять дерево вокруг скобы засова - изнутри. Пока юноша будет умирать, брат Рене будет с ним и сможет как скрыть разрез, так и подать сигнал тревоги, если кто-то приблизится. Скверный и опасный план, и рисковал он при этом больше всех, но лучше чем никакого. А если - опять это слово, и об этом он пока ни с кем не разговаривал - корабельный врач одолжит пилу для того, чтобы отрезать ногу…

Подпись автора

Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс

Арамис кивнул, хотя на самом деле считал, что свежий воздух поможет несчастному юноше не больше чем шпоры мертвой лошади. Впрочем, это был не первый случай, когда он, выбрав молчание, избегал прямой лжи. Если бы Фернандес мог заглянуть в мысли «брата Рене», он, верно, немало бы удивился, а то и возмутился бы, ибо довод Ad majorem dei gloriam не на всех оказывает одинаково убедительное воздействие. У молодого монаха имелись, однако, веские причины умолчать об истинных своих целях, тем более что в настоящий момент все пленники желали одного - свободы.

- Скажите, капитан Фернандес, - он мог бы спросить Картье, но тот, как любой простолюдин, пришел бы в ужас, - мы могли бы создать пробоину в днище корабля? На случай, если мне понадобятся доводы при беседе с Кирком?

Один из испанских офицеров, сидевший к ним ближе прочих, заметно вздрогнул и напрягся всем телом, но тут же постарался это скрыть, начав что-то насвистывать сквозь зубы.

Подпись автора

Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс

Арамис снова кивнул, также ничем не выказав свои сомнения - пожар, на его взгляд, был еще более безумной идеей, чем его собственная. Но, с другой стороны, разве не выбирал он сам себе союзника?

- Шум меня не тревожит, - объяснил он, - я просто искал, чем бы я мог пригрозить капитану Кирку, чтобы убедить его проявить милосердие к умирающему. Вы же знаете, доброе слово… доброго слова не всегда бывает достаточно, а если бы все добрые католики здесь приняли близком к сердцу страдания несчастного… Но на все воля Божья.

Молодой иезуит благочестиво перекрестился и, поднявшись на несколько ступеней вверх по трапу, изо всех сил заколотил в люк.

- What is it? - рявкнул целую минуту спустя грубый голос.

- Brother René, I need to speak to the captain. Will you let me out?

Голос снаружи стал невнятным, потом к нему добавился второй, и минуту спустя послышался звон металла, скрежет засова, и люк приподнялся.

- Get out!

Монах не заставил просить себя дважды и поспешил в уже знакомую ему капитанскую каюту. Дождавшись, чтобы Кирк ответил на стук, он вошел.

- Господин капитан, я пришел просить вас о милосердии, во имя Господа нашего, в которого мы все на этом корабле веруем, пусть и по-разному. Один из пленников умирает от антонова огня. Позвольте мне вынести его на палубу. Даже если мне не удастся убедить корабельного врача помочь ему, он умрет не на глазах своего отца, тот уже близок к помешательству.

Бледное лицо молодого человека сделалось еще бледнее, и огонь, вспыхнувший в его черных глазах, был вызван не одним лишь религиозным рвением. Г-на де Прешене ему было глубоко жаль, его сына - ничуть не меньше, но к жалости этой примешивался еще и стыд: не были его помыслы и намерения столь чисты, чтобы он мог с чистой совестью молиться об успехе своей миссии.

Подпись автора

Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс

Арамис должен был при этом ответе строго напомнить себе, что смирение есть добродетель, которой ему всегда недоставало, и Господь, несомненно, посылает ему это испытание, чтобы сделать тем лучшего христианина из бывшего мушкетера. Солдатом ему приходилось иметь дело и с протестантами, и с англичанами, и ни один не вызывал в нем столь личного желания нарушить пятую заповедь.

- Потому что вы христианин, сударь, - спокойно сказал он. - И более того, вы не потеряете ничего. Если этот несчастный выживет, вы получите за него выкуп, а если он умрет на палубе, то вам не придется вытаскивать труп из трюма и смотреть при этом в глаза его отцу.

Говоря откровенно, молодой иезуит не думал, что у капитана Кирка возникнут какие бы то ни было затруднения с последним, но не подобает священнослужителю прямо говорить горькие истины, и он предпочел подождать, чтобы англичанин сам догадался, что г-н де Прешене мог не снести свое горе с христианским смирением, что, в свое очередь, могло сказаться как на количестве пленников в трюме, так и на их состоянии - не зря он упомянул помешательство.

Отредактировано Арамис (2017-12-09 00:05:39)

Подпись автора

Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс

Горячая дворянская кровь немало мешает порой на духовной стезе, и Арамис, который при прошлом подобном случае вынужден был отложить рукоположение, почувствовал соблазн, который его духовный наставник, безвременно почивший отец Франсуа, непременно назвал бы греховным. Этот английский торговец не только не понимал, кажется, что разговаривает с дворянином, но и даже не подозревал, насколько хорошо тот владеет оружием. Если бы брат Рене допускал, что, убив капитана, он не впадет тем самым в чудовищный грех самоубийства, возможно, он не сумел бы противиться искушению, но богобоязненность иезуита и здравый смысл мушкетера указывали сейчас в одном и том же направлении, и огонь, вспыхнувший в черных глазах молодого человека, был благоразумно притушен опущенными ресницами.

– Солдат действительно оказал бы другому солдату такую услугу, – мягко проговорил он, – но я, господин капитан, всего лишь смиренный монах и не преступил бы сам и не подговаривал бы другого преступить через заповедь, которую мы считаем пятой, а вы – шестой, даже если бы не опасался гнева других добрых христиан в трюме. У вас, как человека военного, может, разумеется, быть другое мнение, - ни взгляд, ни голос, ни даже выражение лица Арамиса не выдавали иронии, - но и вам будет проще ему последовать, если этот несчастный окажется наверху. Прошу вас, господин капитан, наверху я могу хотя бы попытаться ампутировать ему ногу - внизу любая подобная попытка обречена на неудачу.

Затаенное отчаяние человека, понимавшего, что таким образом он, скорее всего, только приблизит смерть юноши, почти не изменило его голос, но рука его неосознанно коснулась темени, где тонзура заросла уже темной щетиной - так скрывает землю и угли после пожара молодая трава.

Отредактировано Арамис (2017-12-09 01:45:32)

Подпись автора

Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс

Молодой иезуит склонил голову и коснулся висевшего у него на груди распятия, в котором, к слову, был спрятан клинок. Нашлись бы наверняка люди, которые назвали бы его лицемером, но в этот момент он и вправду не думал, какие мирские соображения стояли за его просьбой, и был искренне признателен Кирку за его милосердие.

- Благодарю вас, сударь, - просто сказал он и, не мозоля больше глаза капитану, выскользнул за дверь каюты.

Отправился он, однако, после этого не обратно в трюм, но к боцману, у которого, ссылаясь на разрешение капитана, и выпросил сумку корабельного врача, убитого при захвате «Трините». Как и следовало ожидать, все, что было в ней мало-мальски полезного, давно уже разошлось по другим рукам, и поэтому затем Арамис направился к немногословному ирландцу О’Рейли, исполнявшему обязанности корабельного плотника, у которого, благодаря то ли проявленной французом настойчивости, то ли появившейся откуда-то из складок рясы серебряной монете, нашлась, пусть и затупившаяся, хирургическая пила. Те же способы убеждения помогли ему обзавестись порванной сорочкой для повязок и заручиться обещанием кока принести котелок кипящей воды, можно соленой. Со всей этой добычей, как конкретной, так и умозрительной, Арамис и возвратился к люку, отделявшему пленников от вожделенной свободы. Дежуривший неподалеку Мясник смерил его неодобрительным взглядом.

- Pax tibi! - приветствовал монах шотландца, и тот предсказуемо дернулся, будучи католиком и отнюдь не желая предавать этот факт известности. Арамис проявил, однако, великодушие: - Господин капитан разрешил мне вынести на палубу одного из пленников. Он умирает и вряд ли сможет выбраться сам. Поможешь вытащить или я его отца попрошу?

- Отца, - буркнул Мясник и свистнул, подзывая товарища. - Вы их там предупредите, святой отец, если они гурьбой полезут, искрошим к чертовой матери.

- Не полезут, - пообещал Арамис и соскользнул по трапу, не дожидаясь даже, чтобы крышка люка поднялась окончательно. - Господин де Прешене! Капитан Кирк разрешил мне вынести вашего сына на палубу и попытаться ему помочь. Вы поможете мне его дотащить?

Пила, от которой он отвлек внимание Мясника своей латынью, так и осталась у него в руках.

Подпись автора

Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс

Арамис едва улыбнулся комплименту испанца, но мысли его были заняты не тем. Прешене поднял голову, с сомнением глядя на молодого иезуита, но прежде он успел выразить свое недоумение вслух, заговорил его сын:

- Наружу? - срывающимся от боли голосом спросил он, также обращая на монаха лихорадочно блестевшие глаза. - Это значит... все? Все, да?

Арамис сунул пилу Фернандесу и присел на корточки рядом с юношей.

- Нет, - твердо сказал он. - Это значит, что я хочу попытаться вас спасти.

Он разговаривал до этого с Прешене, и тот понял сразу:

- Ампутация? Вы все-таки хотите отрезать ему ногу?

- Нет! - в ужасе взмолился юноша. - Нет, умоляю вас, нет! Отец, вы же им не позволите!

- Нет, конечно, нет, - отозвался Прешене, но на этот раз в его голосе прозвучало сомнение. Когда монах впервые заговорил о такой возможности, оба, отец и сын, пришли в ужас, но теперь на чудо надеялся только юноша.

- Я ничего не буду делать без вашего согласия, - тихо сказал Арамис, однако, несмотря на облегчение, которое он испытал при мысли, что ему ничего не придется делать, посмотрел он при этом не на умирающего, а на его отца, и ему же повторил: - Вы поможете мне перенести его на палубу?

О том, что его помощником в этом рассчитывал быть Фернандес, Арамис, разумеется, прекрасно знал и никогда не находил нужным его разуверить, но испанца, едва он выполнит свой долг милосердия, наверняка отправят обратно вниз, в то время как проявить подобную жестокость к отцу умирающего будет, безусловно, труднее.

Прешене, однако, заметно встревожился.

- Мой мальчик... не знаю, хватит ли у меня сил…

Блуждающий взгляд его остановился на испанском капитане, которого он, едва успев обменяться с ним несколькими словами, считал дворянином.

- Сеньор, - с ужасающим французским акцентом проговорил он, - прошу, помогите моему мальчику.

Подпись автора

Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс

Арамис молча последовал за испанцем, гадая, что скажет и Мяснику, и Прешене, и его сыну, но неожиданно ни в том, ни в другом, ни в третьем не обнаружилось нужды: юноша лишился чувств уже на полпути наверх, его отец так и не сдвинулся с места, лишь молитвенно сложил руки, а шотландец, едва взглянув на испанца с его ношей, отступил прочь и кивнул в сторону, где Арамис сквозь внезапно подступившие к глазам слезы различил подстеленную у самого фальшборта дерюгу и стоявший рядом закопченный котелок.

- Положите его там, - хрипло сказал он и аккуратно опустил на палубу почти пустую сумку, в которой что-то негромко звякнуло: единственный уцелевший в кармашке скальпель и плотно закрытая деревянной пробкой глиняная фляжка, от которой сильно пахло какой-то гадостью - из чего Арамис заключил, не проверяя, что там было что-то, содержащее спирт.

Стукнула, закрываясь, крышка люка, и тощий рыжий парень, которого Мясник вызвал к себе для страховки, наклонился поглядеть на умирающего.

- Сдохнет, шиллинг ставлю.

- Никто из нас не избегнет этой участи, - певуче отозвался Арамис на том же языке. - Но вот – пол-экю говорят, что до рассвета доживет… если ты не достанешь мне точильный камень.

Рыжий заразительно расхохотался, а Мясник перекрестился и с явным сочувствием поглядел на Фернандеса, которого, похоже, принял за отца юноши.

- Найди мне точильный камень, сын мой, - твердо сказал Арамис, не сводя глаз с рыжего - и подбросил на ладони монету. - И кусок дерева, в рот сунуть.

Англичанин пожал плечами, обменялся взглядами с Мясником и неторопливо, вразвалочку, зашагал прочь.

Подпись автора

Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс