Луиза притихла и на шевалье де Трана даже лишний раз посмотреть не решалась, потому что он, во-первых, совершенно точно сердился, а во-вторых, так по сторонам оглядывался, будто еще одного месье де Лабэ боялся встретить, а еще, пока она молчала, ее величество молчала тоже, и это было хорошо, потому что этот гадкий Лабэ, он, наверное, по голосу ее величество узнал, как она на испанский лад слова переиначивала. Но, когда они обе оказались, наконец, в носилках, Луиза уже начала бояться, что ее величество этого гадкого Лабэ так испугалась, что больше никогда ничего захватывающего с ней затевать не захочет, и поэтому зашептала первая, поскорее, пока ее величество не начала ей тоже выговаривать:

- Ах какой он, господин Портос! И храбрый, и умный, и вообще! Вы не бойтесь, он мушкетер, он гораздо лучше дерется, чем этот мерзавец, а еще он же его так стукнул - видели? Он даже если шпагу в руках удержит, он не боец, его бы даже я заколола, если бы у меня шпага была, - тут Луиза не выдержала и засмеялась, так это было смешно - она сразу представила, как она одной рукой юбку подбирает, а другой - шпагой размахивает. - Знаете, что я придумала? Вы можете научиться с английским акцентом говорить, тогда все будут думать, если вы в маске будете, что вы леди Винтер, я ее видела в Лувре, и у нее почти такого же оттенка волосы!

Глаза леди Винтер Луиза не разглядела, и голос ее тоже не слышала, но это было неважно, на самом деле - главное было, чтобы ее величество на нее не очень сердилась, хотя она сама же была виновата, королевы и принцессы всегда думают, что это им не повезло или что им плохо служат.

Подпись автора

Мужик тугим узлом совьется,
но, если пламя в нем клокочет –
всегда от женщины добьется
того, что женщина захочет.

Месье де Трану Луиза велела с ними не ходить, потому что одно дело, если ее величество со своей дамой по Лувру ночью бродят, и совсем другое - если с ними еще и мушкетер, и месье де Тран согласился и сказал ей ночной пароль. Поэтому Луиза совсем не беспокоилась, и так оно все и получилось: в Большую галерею их пропустили, и в старый Лувр тоже, и по дороге она даже пококетничала с одним мушкетером, который ее узнал и стал спрашивать про даму под маской, и Луиза наговорила ему всяких глупостей, про привидение Белой дамы, а потом что это на самом деле любовник доньи Эстефании - что никто бы, конечно, не подумал даже на минуту, потому что ее величество на мужчину совсем-совсем не походила, даже если бы кто-нибудь и решил сдуру, что у старой кошки вообще мог быть любовник. Луиза хотела еще пошутить, будто это с ней покойный герцог Бэкингем, но вовремя спохватилась, и страшным голосом сказала, что все, они разоблачены и это на самом деле господин кардинал, и тогда мушкетер их пропустил, конечно, и тогда, когда ее величество снова стала ее благодарить, а она сама смущаться, тогда вот Луиза вдруг подумала, что в покои ее величества их и правда могут не пропустить без того, чтобы ее величество маску сняла.

- Это все господин Портос и господин де Тран, ваше величество, - сказала Луиза, потому что так было принято, но на самом деле ей было, конечно, приятно. - Я пойду вперед, хорошо? И погляжу, сколько у ваших покоев гвардейцев дежурит, и если один, то я его уведу, а если два, то я одного уведу, а потом подниму крик, чтобы и второй тоже ушел, но если он все равно не уйдет, то я вернусь и одна зайду и скажу донье Эстефании, чтобы она нам помогла и вышла под плащом и тоже в маске, а потом она вам этот плащ и маску отдаст, и вы войдете, как будто вы это она, а потом она придет уже без маски и ее впустят.

На самом деле Луиза совсем не хотела, чтобы донья Эстефания что-то знала, но больше она ничего придумать не могла.

Подпись автора

Мужик тугим узлом совьется,
но, если пламя в нем клокочет –
всегда от женщины добьется
того, что женщина захочет.

Луиза сделала реверанс, затем подхватила юбки и стремглав полетела по темным залам. Как она будет уводить от двери гвардейцев, она еще не знала, но что она обязательно придумает, даже не сомневалась, и ей ужасно повезло, потому что, хотя у покоев королевы их дежурило двое, одного, месье д’Онвре, который весь был какой-то противный, даже волосы у него были сальные, она уже знала.

- Мадам де Мондиссье! - воскликнул он, когда она подошла и откинула капюшон. - В такое-то время! А ее величеству весь вечер нездоровится, я вам сам скажу, можете и не идти.

- А что, сударь, - спросила Луиза, - все уже легли? Никого нет, даже в прихожей?

Она сама отворила дверь, и посмотрела на месье д’Онвре со значением, и еще поманила его пальчиком - так, чтобы второй не заметил, потому что ей тоже нужно было о своей репутации заботиться, а месье д’Онвре облизнулся, как собака, такой гадкий, недаром Луиза ему даже поцелуя позволить не хотела, и тогда Луиза сама вошла в покои ее величества, где в прихожей и правда было темно и пусто, и чуть-чуть подождала, и ей даже показалось, что придется опять выглянуть, но тут месье д’Онвре тоже вошел и дверь за собой прикрыл, и тогда Луиза проскользнула в боковую приемную и как раз успела, чтобы он ее уже там догнал, но потом все пошло не по плану, потому что он ее схватил и так прижал к стенке, что она только один раз успела взвизгнуть, только он ее не отпустил, как она ждала, а наоборот зажал ей рот и опрокинул на канапе и навалился сверху, и тут Луиза по-настоящему перепугалась и стала вырываться, только у нее совсем ничего не получалось.

Отредактировано Луиза де Мондиссье (2018-04-05 17:26:10)

Подпись автора

Мужик тугим узлом совьется,
но, если пламя в нем клокочет –
всегда от женщины добьется
того, что женщина захочет.

Ночные дежурства Бернар любил, потому что ночью было тихо и никто не мешал ему мечтать о чем только захочется. Мечты свободны, и даже худородному дворянчику из Шампани никто не запретит выдумывать себе самые удивительные приключения и сочинять оды любой даме, какой ему только заблагорассудится. Позапрошлым летом он попросил у графа де Суассона рекомендацию, а потом вдруг началась война, и все старые приятели ушли воевать, а Бернар остался в Париже охранять королеву, и он был бы не мужчиной, если бы его не задевало, хотя винить он мог только себя. И сейчас тоже - о будущей войне говорили как о деле решенном, все уедут - в Лангедок или в Савойю - а он останется в Лувре, паркетным воином. О воинской славе Бернар на самом деле не грезил и к подвигам не рвался, но и оставаться позади, когда друзья уходят воевать, было неприятно, и поэтому он представлял себе, как он познакомится, пока идет война, с какой-нибудь прекрасной дамой, к которой даже решится, может, подойти, потому что вокруг нее не будут толпиться в этот раз ее многочисленные поклонники, и тогда Она, обменявшись с ним несколькими остроумными фразами, поймет, как она его до сих пор недооценивала, и…

Бернар был так занят придумыванием подходящего ответа на колкую реплику воображаемой дамы, что едва заметил, когда к ним подошла маленькая мадам де Мондиссье, а д’Онвре не дал ему и слова сказать, сразу принялся болтать про ее величество - так, будто она была его доброй знакомой, а не самой королевой. Бернар хотел было призвать товарища к порядку, но тут мадам де Мондиссье исчезла за дверью, а потом д’Онвре вдруг пихнул его в бок кулаком.

- Постойте, я сейчас.

Бернар попытался возразить, но просто не успел - д’Онвре бросился за мадам де Мондиссье как борзая за лисицей, и почти сразу же Бернар услышал, как в покоях ее величества кто-то вскрикнул. Он схватился было за ручку, но остановился, вспомнив, что он охраняет королеву и не имеет права покинуть пост, и к тому же больше никто не кричал. Бернар все равно почти уже собрался пойти за д’Онвре, когда услышал нежный женский голос, тревожно звавший Луизу - а ведь мадам де Мондиссье именно так и звали!

- Она здесь, сударыня! - позвал он в ответ. - Она пошла сюда!

Настоящий рыцарь бросился бы, конечно, на помощь к испуганной даме, но Бернар был всего только простым дворянином - и, если честно, вряд ли она на самом деле попала в беду, это же был Лувр, а не темный лес!

Отредактировано Бернар де Шасток (2018-04-03 00:23:25)

Бернар слегка оторопел, потому что появившаяся из темноты дама носила маску, и было это так удивительно и так неожиданно, что ему показалось на минуту, что он попал в волшебную сказку, и закутанная с головы до ног красавица - нет, он не видел ее лица, но конечно же она была красавица! - это сама королева фей, Моргана. Но потом он спохватился и вспомнил про свой долг, и если д’Онвре мог бросить пост и побежать за красивой дамой, то он не мог.

- Вы желаете попасть в покои ее величества, сударыня? - уточнил он и подумал, что это очень странно все-таки, что и она, и мадам де Мондиссье обе пришли так поздно, но не вместе - то есть вместе, но по отдельности, и эта дама от мадам де Мондиссье отстала, наверно. - Мадам де Мондиссье уже зашла, а ее величество почивает.

Что-то еще его тревожило в незнакомой даме, которая казалась чем-то знакомой, но Бернар никак не мог сообразить, что это было, а сосредоточиться по-настоящему не мог, потому что прислушивался, не станут ли за дверью опять кричать. Опасаться было, конечно, нечего, ведь там был д’Онвре, и он поднял бы шум, если бы королеве что-то угрожало, но если бы Бернар был не на посту, он бы пошел взглянуть.

Бернар смущенно покачал головой, искренне сожалея, что не может, никак не может оказать этой очаровательной даме такую пустяковую услугу. Вот если бы она днем пришла и д’Онвре был рядом, он бы бросился помогать - хотя, наверно, если бы д’Онвре был тут, она к нему бы и обратилась, а так она говорила с ним, и шепот у нее был такой, такой - словно серебряный колокольчик, обернутый в шелк. Бернар запомнил это сравнение, чтобы потом использовать - он уже твердо решил написать Оду Таинственной Даме, Облаченной в Тень и Лунный Свет, и луна сегодня была, хотя с его поста ее было не видно - а потом сказал:

- Ее величеству нездоровится, понимаете ли… и донья Эстефания при ней, и я на посту, но я… когда мой товарищ вернется, я попробую… А с кем имею честь, мадам? Чтобы я мог передать донье Эстефании, кто хочет ее видеть?

Вообще-то, раз таинственная дама носила маску, она, наверно, не хотела, чтобы ее узнали, но может, она ее надела для тепла и забыла снять?

Бернар чуть было с места в карьер не согласился, так это было захватывающе и необычно - замаскированная дама, мольба о молчании, слово чести… да он только о таком и мечтал! Но только, к сожалению, он к своему долгу относился очень серьезно и знал, к тому же, как ему необыкновенно повезло с местом, а Льекур буквально на днях рассказывал, что в гвардии у господина кардинала все время проверки устраивают, и не такие, как везде, а хитрые, зато если ты их выдержишь, то тебе начинают доверять и дают серьезные поручения - не на часах стоять, а письмо за границу отвезти или тайну раскрыть… В Лувре, конечно, таких хитростей ждать не приходилось, но все равно Бернар как подумал, что требует от него долг, так сразу уже пообещать не смог.

- Если это не будет противоречить моему долгу перед их величествами, - наконец уточнил он, - и перед моей семьей. И моей личной честью. Но это понятно же, да, мадам?

Молодой человек вздохнул и потупился. Наверно, он перегнул палку, потому что она ведь ничего такого не хотела, только маску снять, но она так говорила, что он ей не поверит, что ему прямо не по себе стало, а еще от того, что ему начало казаться, что он ее знает - совершенно точно знает, что-то ужасно знакомое в ней было.

Бернар восхищенно уставился на королеву. Нет, конечно, он видел ее и раньше, как дворянин ее свиты он сопровождал ее и к его величеству, и в поездки, но тогда она всегда была далеко - не столько в пространстве, конечно, столько в положении, и он никогда даже не смотрел на нее толком, она всегда была для него королева, ее величество, существо иного порядка, и он видел только титул, а теперь, когда она откинула капюшон и сняла маску, то недолгое время, перед тем, как он узнал ее, Бернар видел необыкновенно красивую женщину - прекрасную и величественную, и он был совершенно сражен, она словно появилась из волшебной сказки - вот он стоял на посту и скучал, и вдруг она выплыла из лунного света… ну, не по-настоящему из лунного света, а просто из темного зала, в золотой круг, очерченный светом канделябра - как существо иного мира, ангел или фея, и оказалась королевой.

- Д-да, ваше величество, - пролепетал Бернар, а потом опомнился и сорвал с головы шляпу и опустился даже на одно колено. - Я буду молчать, я никому…

Что требовал от него долг, Бернар не знал и даже знать не хотел. Честь требовала молчания, и он собирался молчать даже под пыткой, даже если одна мысль о том, что она, королева не только Франции и Наварры, но как будто самой мечты, бегала тайком на свидание как… как… как молочница! - нет, Бернар не хотел об этом думать, хотя ему было ужасно больно почему-то, и поэтому он подумал, о каких доказательствах она говорила, но этого он тоже не понял, и тут вдруг д’Онвре заорал таким страшным голосом, что Бернар вскочил и бросился в покои ее величества, совершенно ничего не соображая - даже не поняв, когда это он успел достать из ножен шпагу.