-  К золотым приискам? - Луи-Франсуа в полном душевном изнеможении прислонился к мраморному обрамлению  камина, предусмотрительно разожженного слугами, и  крепко растер лицо ладонями, пытаясь понять, чего ему сейчас больше хочется - плакать  или смеяться. - К золотым приискам я вообще никак не отношусь.  Существуют они или это лишь плод воображения путешественников, меня  не тянет ни ехать туда, ни думать о них.  Плохо я отношусь к вашим постоянным умолчаниям, недомолвкам,  выдумкам, к неумению понять,  как ваши внезапные поступки  терзают меня.  Вы похожи на пловца, которому так хочется прыгнуть в воду, все равно в какую - прозрачную или мутную, что он забывает выяснить, есть ли на дне камни и коряги.  Рано или поздно этот любитель прыжков разбивает себе голову или захлебывается водой, зацепившись за сучок!  Если я чего-то и боюсь на этом свете, так только вот таких ваших прыжков...  Что вас увлекло  на этот раз?

На кресле лежала подушка в бархатном вышитом чехле; Бутвиль уселся, подложив ее под спину, вытянув ноги, в позе  беспечного отдыха, но сердце его с каждым словом Эмили охватывала ледяная тоска. Как искренне она делится с  ним своими впечатлениями! Юная, милая, ещё пока не ведающая, что творит... Нет в ней обмана - того обычного обмана, каким грешат почти все женщины.  Она обманывает не мужа, а саму себя.  Дочь одного авантюриста и воспитанница другого, как она оживает от одной лишь мысли о приключениях!  Для нее, похоже, и любовь, и брак – тоже приключение. Она, возможно, и захочет свить гнездо, вырастить птенцов, но не сумеет,  её же этому не учили... Корабли в её мечтах!  Когда приестся земля по имени Бутвиль, она так же искренне, незаметно для себя, направит свой парус к новой гавани, одна такая уже маячит на горизонте. Но и Теодору предстоит остаться на берегу. Не распутство,  нет. Эмили - не мадам де Шеврез. Просто неуёмная детская любознательность…
          Луи-Франсуа не  смог бы объяснить, откуда взялось это до отчаяния яркое, отчетливое видение, но в его правдивости не усомнился. И столь же отчетливо понял, что ничего жене не скажет. Он был не в силах погасить восторженный блеск этих глаз. Уж что-что, а терпеть боль с весёлым лицом он умел.
          - Звери... - повторил Бутвиль,  подхватывая нить её рассказа. – Да, пожалуй, звери, особенно те, которых никто не видел,  могут быть лучше людей. Корабли, уходящие в океан, мне когда-то довелось увидеть. Отец взял нас с братом с собой в инспекционную поездку, и мы стояли на молу и смотрели, как они тают, будто растворяются, вдали. Красиво, спору нет.  Только обычно ушедшие назад не возвращаются. Впрочем, сегодня неуместны печальные мысли. Вы узнали о жизни нечто новое и не пострадали при этом. Значит, всё хорошо. И не пора ли нам подумать об ужине?

Хотя только что Луи-Франсуа одолевали  мрачные мысли, и они не исчезли совершенно из его сознания, а затаились где-то в темном углу  памяти, чтобы когда-то снова всплыть,  как ни странно, ему стало легче - так бывает, когда поймешь, что отступать все равно некуда.  Поэтому он с искренним удовольствием принял поцелуй Эмили, ответил на него по-братски и улыбнулся, принимая её горячий отзыв о себе.
         - Вы мне льстите, душа моя.  И насчет ума, и насчет терпения... Но давайте не будем более философствовать.  Лучше позвоните,  чтобы накрыли к ужину, и расскажите мне еще про этих странных людей, которые рассчитывают найти золото на другом краю света.  Они хоть обещали вам как-то вернуть то, что вы вложили, в случае неудачи?  Вообще давали какие-то гарантии? Или ограничились множеством красивых слов и завлекательных мечтаний? Я не порицаю вас и не сержусь, дитя мое, просто хочу лучше представить себе, как такие вещи делаются, чтобы самому когда-нибудь не попасться!

Отредактировано Бутвиль (2018-06-16 19:02:07)