- Какая же ты дура!

Шере невольно вскинул голову. Мадо была в ярости, а в ярости она становилась прекрасна до замирания сердца и холода в кончиках пальцев, превращаясь из мужеподобной бабищи с простецкой рожей в царицу амазонок - голова гневно откинута назад, алые губы сжаты в узкую полоску, глаза угрожающе сощурены… В такие мгновения всякий шум в «Подоле красотки» мгновенно затихал, а кое-кто из завсегдатаев и спешил сразу к двери - бешенство Мадо далеко не всегда выплескивалось только на виноватых. И поэтому тоже Шере замер, не решаясь зачерпнуть еще ложку похлебки из опасения, что стук посуды навлечет громы и молнии и на него тоже.

Женщина, вызвавшая этот всплеск, втянула голову в плечи. Невысокая, одетая в яркое платье с широким воротником из недорогих кружев, глубоким вырезом и коротким подолом, выдававшее в ней особу не особо строгих правил, она была все еще недурна собой, хотя и перевалила уже за половину третьего десятка. В серо-голубых глазах ее застыл страх.

- Госпожа Мадлен… Христом-Богом…

- Не пойду, - отрезала Мадо. - И не поможет, знаю я твоего Руфуса! Все мужики одинаковы, если бы еще сын был…

Мари всхлипнула и попробовала возразить. Дает же он деньги на девчонку - вон даже отложить удалось, чтобы в ученье пристроить, в белошвейки. А ежели она и впрямь Белю в лапы попала, то ведь можно выручить - выкупить, может?

На этом месте Мадо швырнула в нее тряпкой и велела заткнуться. Жить ей она у себя позволит, по старой памяти, и болтать никому не позволит, но разыскивать по всем кабакам этого сукиного сына не собирается, даже ради ее Шарлотты - и нет смысла. Считай, что померла она, бог дал, бог и взял.

Мари разрыдалась, повторяя сквозь слезы одно и то же - что Руфус ее за то, что не доглядела, убьет; что без Шарлотты ей все одно не жить; что он бы спас, коли знал бы…

- Так и иди к нему сама тогда, и скажи! - отрезала Мадо. - Убьет, скажешь тоже! Не дрожала б ты перед ним как овечий хвост, он бы и слушать стал. Не помнишь разве, как я с ним разговаривала? И ничего - разом вежливый сделался! Бояться шваль эту, ясное дело, нужно, а вот показывать не моги - разом кинется!

Мари заикнулась было про отвагу Мадо и про ее силу, но в ответ получила лишь новую отповедь, которую Шере уже едва слушал, прикидывая возможности. Это будет опасно, смертельно опасно, про Руфуса он уже слыхал - но если выгорит… Если удастся избавиться от Беля - от Заме же получилось, пусть и случайно…

И всего-то надо - рассказать…

Из кухни он выскользнул незамеченным и сразу же отправился на поиски. Мари он, честно говоря, не очень поверил - любила бы она дочь так, как говорила, и в самом деле пошла бы - хоть в ад, хоть к самому королю, хоть на дно морское, но Бель…

Двумя часами позже Шере знал, что Мари не наврала - хотя ни Волк-Пераль, ни Жирный Базиль представления не имели, что у Руфуса в городе кто-то имеется, на улице, где жила Мари, ее «мужа» описали так, что сомнений не осталось - и тоже говорили, что дочку он вроде любит - даже на коленях тетешкал, надо же! Страха перед Руфусом у Шере после наведенных им справок лишь прибавилось, но и решимости тоже. Это был шанс - шанс заработать так, как ему до сих пор и не снилось, шанс дать Александру то, в чем до сих пор ему было отказано. Не в монастыре же его оставлять!

И потому в закатный час он прошел мимо часовенки св. Мало, примостившейся на углу сбегавшей к морю портовой улочки, свернул в подворотню и переступил через порог «Последнего галеона». Не думая, не прикидывая и даже улыбаясь - и улыбка эта не дрогнула, когда он нашел взглядом и опознал изуродованную рожу наемного убийцы.

- Добрый вечер, господин Мэлори, - привычным шепотом сказал он, садясь на лавку рядом, хотя пустовал весь стол. - Вы позволите вас отвлечь?

Отвлечь Черного Руфуса он мог разве что от полной кружки, но начинать беседу с беды, постигшей его дочь, он не решился. У древних, рассказывал отец, гонца, принесшего дурные вести, вообще могли убить.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Так страшно Шере не было с того дня, когда он очнулся от удара, захлебываясь в морской воде, и шхуна, скрипя снастями, прошла совсем рядом, едва не задев его осмоленным бортом. Симон, бывший контрабандист, умевший договориться даже с самыми отъявленными мерзавцами, и тот не на шутку опасался Черного Руфуса, и, встретив мерцающий недоброй усмешкой взгляд англичанина, Шере ощутил, как по спине поползла липкая струйка холодного пота. Во что, сохрани боже, он лезет?

Не сбежал он лишь потому, что не мог пошевельнуться, и даже сумел каким-то чудом сохранить на лице то же выражение, когда назвался - тем же привычным шепотом, который в этот раз скрыл не только настоящий его голос, но и чувства. Весь его заранее продуманный план никуда не годился - этот человек ни за что не поверит, что кто-то решил оказать ему услугу - ему, Мари или Шарлотте, ни целому миру, ни единой душе.

Или все же?

Шере отхлебнул пива, не почувствовав вкуса, и обозначил свою благодарность кивком.

- Я хочу пожаловаться, сударь, - тихо сказал он - доверительно, но в его улыбке проявилось что-то ироническое. - На одного человека… веселого очень. Вы его наверное, не знаете - Бель его зовут, его ваша Мари ужасно боится. Вы ведь не продали ему свою дочь, сударь? Это такая шутка?

Сперва Шере хотел сказать, что он из «Подола красотки», что он друг Мадо - ее имя не раз уже послужило ему щитом, но с Руфусом, Шере уверился мгновенно, это не помогло бы. Хуже даже - могло дорого обойтись самой Мадо. Оставалось надеяться, что Руфус ценит только свои шутки, не позабыл свою Шарлотту и не решит, что Шере путается с его бабой. И не лгать, ни в коем случае не лгать - не сказать ничего, что ему могут поставить в вину, оставить себе шанс отвертеться и молиться - хотя что до него теперь и святому Доминику, и прочим святым, да и самому Господу?

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Если лицо Шере замкнулось, а раскрытая ладонь, которую он вскинул навстречу англичанину, выглядела уверенно, то потому лишь, что он стиснул на миг зубы и прижал пальцы друг к другу - чтобы не выдать себя ни дрожью, ни стуком зубов. Мадо знала, что говорила, а он мог только притворяться - таким же, как она. Он попал в точку - Мари была права! И это была единственная зацепка - ни одна из прочих его уловок, похоже, не подействовала.

- Я друг Мадо, - сказал он, теперь это казалось неопасным, - Мари прибежала к ней., но я… я мог только пойти к вам.

Мадо тоже боялась Черного Руфуса, внезапно осознал Шере. Сама сказала, что его нужно бояться, и очень старалась не подавать виду, но пойти к англичанину сама не рискнула - и она была, конечно, права, а он был безмозглым болваном, но если Беля не станет…

«Ты ему нужен, - голос Мадо словно прозвучал совсем рядом, - не деньги и не звание, и не чтобы ты головой рисковал, дурак несчастный. Мать ему нужна, не понимаешь, что ли? Зачем к Базилю пошел, я тебя спрашиваю? Он таких как ты на завтрак ест!»

Если она узнает про Руфусв…

- Мари сказала, что я продал дочь Белю? - тихо спросил Руфус, как-то хищно, как перед прыжком, наклонив вперед голову и все пристальнее всматриваясь в бледное, по-бабьи безволосое лицо парня.

Это была смерть, в голосе и в движении, вопрос был только - чья, и Шере, опять сумевший не измениться в лице, покачал головой. Все мысли исчезли, осталась лишь одна: говорить правду. Если бы он знал точно, что смертью Мари выкупит свою жизнь… но он не знал и мог только цепляться за глупую детскую веру - что лгать нельзя.

- Если бы она так сказала, - так же негромко отозвался он, - разве я пришел бы вас искать?

Потому еще, что не та это была правда, которую можно было скрыть.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Пальцы Шере, обнимавшие кружку, сжались крепче, и, не будь англичанин занят в этот миг своим плащом, он заметил бы, как изменился в лице его собеседник - не побледнел, он и без того уже был бледен до синевы, но будто превратился на миг в статую. Лезть в это дело сам Шере не собирался, и одной мысли о прямом противостоянии с Белем хватило, чтобы у него потемнело в глазах.

Хуже того, Беля он даже не видел никогда, только слышал о нем от Базиля, а тот не озаботился описанием, ограничиваясь проклятиями - глиста одноногая, хрен беспалый, жабий потрох, упырь повивальный. Бель заявился к Жирному Базилю с несколькими подручными и забрал все долговые расписки, какие смог найти - поди знай, с чьей подачи. Базиль трясся от ярости, рассказывая, но ответить не мог или не смел: никто не любил старого паучину за его отказ скупать краденое, платить втридорога за охрану он не желал, а потому и новые ссуды выдавать не решался. Шере, которого он нанял разобрать древние долги, выкупленные им у другого такого же скряги, и старые свои недоимки, остался и без работы, и без платы. За прошедшие с тех пор полгода Жирный Базиль успел всем замусолить уши своими жалобами, названные им суммы только росли, и Шере, услышав от Мари имя Беля, мгновенно понял, что какие выгоды сулила старому кровопийце смерть одноногого вора - почти услышал его ввинчивающийся в уши шепоток:

«Положим, он ничего не сжег, миленький. Кто теперь вспомнит, сколько он мне задолжал, а? А у тебя ручка легкая, дружок, а?»

Три таких расписки Шере уже написал - Базиль помнил добрую половину своих должников и почти все цифры, но только в трех случаях у него и оставался еще образец почерка, и он был уверен, что это не были заказчики кражи.

С Жирным Базилем он смог бы договориться - не на половину выгоды, но даже четверть позволила бы ему сделать что-то для Александра: может даже, купить ему место пажа, кому платить он уже выяснил…

Простой план, никакого риска - если не считать Черного Руфуса… и кто же знал, что он окажется худшим из возможных просчетов? Мари не солгала, он и правда любил дочь, но это не играло никакой роли, и в тот кратчайший миг, когда Шере, не успев заметить движение, ощутил на лице прикосновение чужой руки, страх его достиг предела. И он поднялся, механически, не возражая лишь потому, что утратил всякую способность соображать, искать предлог, чтобы отказаться - да и не помогли бы никакие предлоги.

- Вы знаете, где его искать, сударь? - почему-то его голос прозвучал спокойно и ровно.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Шере догнал Руфуса как раз вовремя, чтобы услышать вопрос. Замешкавшись в темноте, он поотстал, и у него мелькнула даже мысль сбежать, пока англичанин занят - мысль, тотчас же отброшенная, без размышлений и колебаний, и, только оказавшись рядом с Руфусом, он осознал, что погубил бы и себя, и Мадо. Вот уж точно - коготок увяз…

«Скажи да, - мысленно взмолился он, - пусть она будет там!»

Он не смог выяснить точно, а если он ошибся…

- Н-н-не-не губи, браток, - просипел извивающийся в грязи дохляк - Шере даже знал его: тощий Жиль-Заноза из Мериадека. - Нет такой, не берет он таких, вот-те крест. - Перекреститься он не решился, явно боясь даже пошевельнуться под холодным взглядом англичанина. - Ну ей-богу же, браток, не берет он таких, вот на чем хошь поклянусь, дохнут они как мухи.

Руфус немного помолчал, о чем-то размышляя, и спросил:
- А какие есть?

Шере, успевший за эти несколько мгновений раза четыре проститься с жизнью, невольно подался вперед.

- Т-те-темненькая, - маленькие глазки Жиля-Занозы заметались от одного лица к другому, - к-к-крас-сючкой б-будет. И у-у-ушастый т-так-кой.

- Красючкой... - повторил Руфус, видимо, с трудом продираясь разумом сквозь дебри этого косноязычия. - А, сссука!.. Что за темненькая?! Сколько лет? Где взяли?

- Б-браток, - взмолился Заноза, - да разве ж я знаю? П-п-по-подобрали где-то… не! Тута же! Тутошняя она! Лет пять, а то и шесть. Улошная, точно - разве ж Бель себе враг?

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Шере мог только качнуть головой на вопрос о пистолете - смерть, взмахнувшая косой так немыслимо близко, словно задела его краем своего черного плаща, и мертвенная белизна его лица осталась незамеченной только благодаря ночному времени и тени, в которой хоронились все трое - нет, двое. Пренебрежительный вопрос англичанина, однако, задел его за живое - чересчур схож он был с тем, чего боялся он сам, думая о привязанности Мадо и о судьбе Александра.

- Я скажу, что с товаром, - теперь в его шепоте слышался азарт. - Что мне Жиль сказал, что Бель здесь.

Был Зараза часовым, которого сменил Фонарик, или просто уходил домой, чего было бояться тем, кто внутри? Беля любили мало, но дорогу он перебегал лишь тем, кого смело мог не опасаться - как, например, Жирный Базиль.

- О, - хмыкнул в темноте Руфус. - Умничка Шере. Пошли.

Страх двигал им или брошенный ему вызов, Шере проделал полпути к убежищу Беля, когда опомнившийся от ступора разум напомнил ему, как мало он стоит в любой драке и чем ему грозит даже пустяковая царапина на плече или на теле. Каким-то чудом он не споткнулся, но невольно замедлил шаг, и однако дощатая дверь хибарки оказалась перед ними с пугающей внезапностью. Из-под двери растекалась лужица трепещущего света, а из-за нее вдруг донесся довольный гогот - трое? Четверо?

- Эй! - голос сделался чужим, свистяще-сиплым, и даже в простом этом оклике прозвучали характерные нотки местного говора - не французского наречия, на котором здесь разговаривали по большей части дворяне, но гасконского патуа, на котором говорили все остальные. - Бель, товарчик к тебе, али Жиль соврал?

Шере затаил дыхание, но шаги с той стороны приблизились сразу - два быстрых шага.

- Какой еще товарчик? - недовольство в голосе Беля было слышно даже сквозь скрежет засова. - Полный я уже.

Дверь, однако, распахнулась - за миг до того, как Шере отступил в темноту.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Заглянуть в хижину Шере не решился и мог теперь только догадываться, что там происходит. Выстрел, заглушивший чей-то вопль, грохот падающего тела - одно или два? Шере беззвучно отступил, исчезая в тени - если Руфус проиграет…

- С-с-сука, - взревел Бель, перекатываясь на бок и выдергивая из-за пояса нож - крюк, крепко примотанный к культе уцелевшей руки, тускло блеснул во мраке. - Чтоб тя!..

Тяжелое лезвие вспороло воздух, устремляясь в полет.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Шере молча протянул руки, принимая ребенка. Сколько ей было - в самом деле четыре? По весу и росту казалось больше, но на миг он словно вновь держал на руках Александра, и ночной полумрак скрывал и темную макушку Шарлотты, и иные черты лица, оставался только сонный вес расслабленного детского тельца, лезущие в лицо пряди мягких волос, тяжелая головка, доверчиво опустившаяся на его плечо…

Те краткие минуты, что англичанин провел в подвале, Шере использовал, чтобы торопливо оглядеться, краем глаза следя за скулящим и ворочающимся на койке Белем - как-либо помешать мерзавцу он бы вряд ли и не решился бы, но тот еле двигался. Мечущаяся с каждым движением Руфуса лампа выхватывала из теней все новые мелочи - обглоданные кости на полу, выбитую доску в ставне, кувшин под столом, помятую жестяную кружку, гору золы и непрогоревших углей прямо посреди комнаты и черное пятно на потолочных балках над ней, груду какого-то тряпья в углу - ничего, даже отдаленно похожего на бумаги, или все же?.. Снова глянув на Беля, Шере наклонился над очагом, где среди серого пепла виднелось что-то белое, и тотчас же выпрямился, когда скрип ведущей в подвал лестницы и потускневший свет сообщили ему о возвращении Руфуса.

- Сударь, - тихо сказал он, - с вашего разрешения, я не боец и руки у меня будут заняты.

Он мог также напомнить англичанину о сбежавшем сообщнике Беля, но не стал, оставив такие уточнения на случай, если тот заупрямится. Даже просто говоря о своих страхах, он рисковал… но не очень, меньше, чем отправляясь домой один. Жизнь сообщника вряд ли много значила для Руфуса, но его ребенок… слишком красноречиво было изуродованное лицо англичанина, когда тот вынес малышку из подвала.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.