Возвращение в Дюнкерк ребята отметили бурно - на «Консуэло» осталось едва достаточно народу, чтобы спустить вторую шлюпку отправляющимся на берег. И Рохас, конечно, на борту не остался - ничего хорошего он от следующего дня не ждал и спешил извлечь из своего нежданного капитанства все, что можно было вместить в один вечер и одну ночь.

Начали в «Краденом якоре», где Крошка Перес и остался - одна из корабельных традиций, которой придерживались свято - и владелец трактира, Белый, обещал сберечь в неприкосновенности оставленный врачу кошелек с его долей добычи. Затем перешли в «Добрую волну», где штормило как всегда знатно, и жертвами морской болезни пали почти все, и даже Рохас, который, как обычно, пил только вино, допился до того, что станцевал самбру на торопливо расчищенном под такое дело столе. С кем он ее танцевал - осталось для него тайной, он помнил только ослепительную улыбку и черные глаза, а потом стол развалился прямо у них под ногами, поднялась суматоха, и оставалось либо сгорать со стыда, либо делать ноги, и все державшиеся еще на ногах моряки «Консуэло» перебрались в удобно расположенный по соседству «Приют странника», где Рохас, решив не искушать судьбу, сразу спросил Марикиту.

- Нет ее, - кратко ответствовала хозяйка, отводя глаза, - зарезали.

Рохас выругался.

- Росарио есть, новенькая.

Рохас согласился на Росарио, заплатил за всю ночь и чистые простыни и заснул еще до полуночи, что никуда не годилось бы для лейтенанта, но для мастера или капитана, которым уже не нужно было ничего никому доказывать, было вполне прилично. Марикиту было жалко, в койке она стоила двух Росарио, но у Росарио были белокурые волосы, зубы почти все были на месте и наглости еще было не через край, а от портовой шлюхи большего и не ждут. Иногда Рохас мечтал, что встретит какую-нибудь девушку, в которую влюбится с первого взгляда, но пока ничего похожего с ним не происходило.

В обеденный зал Рохас спустился, когда уже совсем рассвело и даже похмелье чуточку попустило, и оттого обнаружившегося там Лопе встретил ухмылкой.

- Ну?

- Вам первого лейтенанта назначили, сеньор капитан, - бодро сообщил тот. - На судне, стало быть, ждет.

- Да? - изумился Рохас. Первого лейтенанта? Не капитана? Нет, Лопес и Санчес клялись, что шансы есть, но Рохасу в это верилось слабо, уж больно лакомым кусочком была «Консуэло». - Ну… посмотрим.

До берега он шел столь быстрым шагом, что Лопе запыхался, но, едва миновав последний дом, перешел на неторопливую походку, а в шлюпке развалился на корме с видом человека, которого в жизни ничего не занимает и не беспокоит - ну, может, кроме головной боли. По сброшенной сверху веревочной лестнице он тоже поднялся без малейших признаков спешки - медленнее даже, чем дон Андрес де Зуньига, покойный его капитан, которому было уже за пятьдесят, и небрежно кивнул кинувшемуся навстречу Фернандо.

- Вина в каюту. И где?..

Фернандо понял сразу.

- На пушечной палубе вроде был, сеньор… - он поперхнулся, побагровел, но все же закончил: - сеньор капитан.

- Отрезать тебе язык, что ли, - проговорил Рохас так задумчиво, как если бы все матросы и офицеры на судне не спотыкались в последнюю неделю, называя его так. - Скажи ему, что я жду его у себя в каюте, и побыстрее. Ты побыстрее.

Услыхал ли это Фернандо - осталось загадкой, но к ближайшему люку матрос помчался со всех ног.

Отредактировано Рохас (2018-12-16 23:36:19)

Каюту дон Андрес обставил по своему вкусу, и вкус этот Рохасу не нравился, но, даже если бы он не был уверен, что вернется в свою по возвращении в Дюнкерк, у него все равно не было бы ни времени, ни денег на то, чтобы содрать со стен потертую алую саржу с золотыми солнышками. Висевшая напротив капитанской койки огромная картина с толстомясой Венерой, сладострастно распростертой на полосатой шкуре животного, по форме чем-то похожего на волка, по общему виду - на гиену и, по-видимому, изображавшего тигра, была приколочена столь надежно, что убрать ее можно было, похоже, только вместе с переборкой. Даже Христос на прибитом над койкой распятии выглядел так, словно он сейчас кого-нибудь укусит, но Христа Рохас выломал в свой первый же день, оставив только перевитый четками крест и кусочек тернового венца. Все остальные вещи дона Андреса отправились в сундук, а сундук - в трюм, и поэтому покрытые эмалью зеленые хрустальные бокалы андалузской работы стояли на голой столешнице, херес Лопе принес в обычном помятом кувшине, а на койке лежало одно только потрепанное шерстяное одеяло.

- Груди святой Евлалии, - пробормотал Рохас, когда, стащив закапанную грязью и залитую вином рубашку, вспомнил, где сейчас его вещи. - Лопе!..

Юнги уже и след простыл, и Рохас, распахнув дверь каюты, столкнулся лицом к лицу с незнакомцем. Следующее его ругательство было уже не богохульством и знакомо было любому уроженцу Иберии.

Рохас тоже отпрянул и ответил на взгляд щеголя-лейтенанта взглядом не менее изучающим. Сеньор де Варгас был не просто одет - наряден. И не просто чист, а прямо-таки благоухал. И выбрит он был идеально, и кружева у него на манжетах сияли белизной, и говорил он как человек, выросший в Эскуриале - чище даже чем дон Андрес. Рохас так говорить не умел, над его андалузским сюсюканьем другие офицеры за глаза посмеивались - но хотя бы за глаза.

- Это то же, что вы говорили и на вашем предыдущем корабле? - не удержался он. - Отныне и впредь? Анхель Рохас, к вашим услугам. Заходите.

Он поймал взгляд Лопе, таращившегося со шканцев, и выразительно похлопал себя по обнаженной груди.

Рохас тоже ответил не сразу, борясь с целой кучей противоречивых чувств. Во-первых, неловкость - и за свой внешний вид, и за манеры. Взгляд этого щеголя был настолько внимательным, что о последних Рохас напрочь забыл. Во-вторых, она же - когда Варгас уставился на Венеру. В-третьих, злость. И именно она взяла верх, отчего Рохас плюхнулся на голые доски кровати, вытянул ноги на пол-каюты и одарил Варгаса тем самым знаменитым пристальным взглядом покойного лейтенанта Отеро, под которым он сам сразу начинал вспоминать все свои грехи.

- Абордажная пехота, - повторил он задумчиво.

Послужной список Варгаса его ничуть не обеспокоил - просто потому, что его собственный был ничуть не короче, а о разнице между нищим мальчишкой из Кадиса и знатным недорослем он попросту не подумал. Хочешь повышения - меняй корабль, матросы не станут слушаться вчерашнего юнгу, солдаты лишь посмеются, если бывший матрос захочет стать сержантом… да черт, расскажи Рохас кому-нибудь на «Росите», что хочет получить лейтенантский патент, его бы на смех подняли - никто не понял даже, почему он на «Сан-Хоакина» ушел, думали, из-за прибавки к жалованью.

- А что, - спросил он, - Касарес еще служит?

Другом ему сержант Касарес не был - он вообще никому, вроде, не был другом - но советы давал дьявольски толковые, Рохас вообще никого больше такого не встречал, кто бы в бою умел у товарищей слабые места подмечать - а после так объяснять, чтобы его убить сразу не хотелось.

Рохас невольно фыркнул, услышав про трактир - просто не сдержался, это было настолько знакомо, в один дурацкий вечер он с чего-то вдруг стал расписывать Касаресу этот будущий трактир  - черные потолочные балки, закопченный очаг, запахи гари и прокисшего вина, обнаженные ляжки сидящей на бочке дешевой шлюхи… Он был в ударе, черт возьми, в битком набитом трюме никогда не было так тихо - так тихо, что почти можно было услышать звон столкнувшихся кружек и стук катящихся по столу игральных костей, негромкое «дзынь» подброшенной и упавшей на плетеный поднос подавальщицы монеты, струнный перебор в углу, исподволь нарастающий, пока не смолкают все звуки и не вступает негромкий, хрипловатый голос…

Он сам услышал тогда этот голос - низкий, до дрожи во всем теле, в каждой его жилке - и замер, прислушиваясь, и вместе с ним замерла ночь, забытые кружки, трепещущий огонек масляной лампы, бледные пятна обращенных к нему лиц… и что-то сверкнуло на щеке Касареса - или показалось?

- Ох, и здоров же ты врать, парень, - буркнул сержант, и все разом загорланили, кто-то затянул сегидилью, но тут же пустил петуха, Касареса стали спрашивать, кого он возьмет в жены, тот отшучивался, и Анхель убрался на полубак, ничего не соображая толком, но пытаясь еще уловить притихший этот голос - в шорохе дождя по палубе, в качающемся мраке, простиравшемся до горизонта, в скрипе такелажа…

- Ты ведь из Малаги? - Касарес облокотился на мокрый фальшборт рядом с ним, вытащил трубку.

- Из Кадиса.

- Один черт.

Шел дождь, и курить было несподручно, но Касарес и не пытался, просто стоял рядом и молчал, и Анхель тоже молчал.

- Из цыган, небось?

- Охренел? - Анхель весь подобрался, но Касарес промолчал, и тогда он сказал то же самое иначе: - С чего ты такое взял, я не понял?

- Не кипятись. Так… подумал. Подумал, может… Может, ты будущее знаешь… Вот ведь погодка - врагу не пожелаешь.

- Дай ему бог, - Рохас все-таки сел прямо и посмотрел на стол, кувшин и пустые бокалы, до которых с койки было никак не дотянуться. - Что вы, сеньор лейтенант, я был солдатом. Садитесь, что ли, давайте выпьем. Вы к нам с повышением или в том же чине?

Это уже потом Рохас сообразил, что дело было в трактире в этом - про который старшие офицеры не знали, потому что в трюме не ночевали - а тогда он просто решил, что лейтенант, может, небезнадежен, хотя все одно сейчас нос задирать будет - но да разве такое скроешь? Лучше сразу.

Лопе стукнулся в дверь и сразу вошел, прижимая к себе целую охапку одежды, и Рохас не без облегчения встал, протягивая руку за свежей рубашкой.

Отредактировано Рохас (2018-12-06 00:59:38)

Рохас развернулся к юнге, еще выныривая из рубашки - слишком быстро, чтобы взглянуть на Варгаса - увидел панику на лице мальчишки, когда тот уставился на хорошо знакомый обоим узор ржавых потеков от нашитых на его колет стальных пластин, и его собственное мгновенное осознание - новичку отдали его каюту! - враз сменилось вспышкой злости, настолько яркой, что у него в ушах зазвенела сталь.

- Лопе! - укоризненно сказал он, но мальчишке все же подмигнул. - Как можно, ты что - мои вещи не знаешь? Разве это моя рубашка? Дыры да штопка! Пойди посмотри во втором сундуке!

- Во втором? - растерянно повторил юнга, и Рохас перебил его, пока мальчишка не испортил ему шутку:

- Во втором, конечно. Ты же слышал сеньора лейтенанта, ты взял его вещи - по ошибке, конечно.

- Да, но…

- Поэтому, - Рохас снова стащил рубашку, - мои вещи в другом сундуке. Пойди и принеси.

Лопе открыл рот, но возразить не успел - Рохас швырнул ему рубашку и уселся напротив Варгаса.

- Простите уж моего дурака, сеньор лейтенант, - сказал он с самым покаянным видом, протягивая руку за бокалом. - Что взять с галисийца?

Рохас начал смеяться только на несколько мгновений позже своего лейтенанта - удержав сперва за витую ножку бокал, едва не свалившийся с дернувшегося от чьего-то движения стола. Бокалы были ему дороги - взял он их на «Пакито», то бишь, «Сан-Франсиско де Асис», захваченном английским капером, когда, по слухам, вез их для самого Спинолы. Искали их потом на борту отчаянно, но никто так и не смог вспомнить, ни куда они делись, ни, что куда важнее, когда. Был он тогда сержантом, и такая роскошь ему, понятное дело, не полагалась, и два бокала из шести разбились в первую же ночь, и тогда же он получил шрам на щеке… и решил стать капитаном.

Отсмеявшись, Рохас поднял руку, и Лопе привычно перебросил ему обратно его рубашку. Недоумение, застывшее на рябой физиономии юнги, начало, наконец, уступать место улыбке, но Рохас уже перестал обращать на него внимание.

- Навигатор это хорошо, - безмятежно сказал он. - Мне-то палаш попривычнее квадранта.

Врать он, как подметил когда-то Касарес, был действительно здоров, но сейчас это умение было ему ни к чему - сказал он чистую правду, вопрос только в том, что понимали ее обычно неправильно.

Он хотел стать военным капитаном, и никому этого не говорил, но сеньор Отеро как-то догадался - а может, и не догадался, но вызвал его к себе. Он первым из офицеров и назвал его так - дон Анхель.

- Вы делаете ошибку, Рохас, - сказал он, когда они отпили по глотку, - вас из-за нее убьют, а мне будет крайне обидно.

Лейтенант был уже немолод и удивительно некрасив - с бочкообразной грудью, кривыми ногами, правым плечом, которое было выше левого, и глазами снулой рыбы под вечно воспаленными веками. Но офицером он был очень толковым.

- Мне тоже будет очень обидно, сеньор, - ответил Рохас и отставил свой стакан - не потому, что не хотел пить, и не из вредности, а потому что рука, рассеченная накануне клинком голландского еретика, воспалилась и держать стакан на весу ему было тяжело. - А какую ошибку я делаю?

- Вы слишком хорошо деретесь, - без тени улыбки отозвался лейтенант. - Вы не станете офицером за доблесть.

Рохас, который чрезвычайно уважал сеньора Отеро, промолчал, но того это не смутило.

- Вы же умеете читать, - продолжил он, - и дон Исидро говорил, кстати, что вы в тот раз были правы.

- Конечно, я был прав, - Рохас снова взял стакан. Это было дьявольски приятно - и то, что штурман заметил, и то, что сказал сеньору Отеро.

- Он не будет вас по-настоящему учить, у него есть дон Родриго и дон Марсело. А место дона Альваро вы не займете, не рассчитывайте. Даже если его убьют - потому что есть еще дон Педро, и он вперед не лезет, а вы лезете, capisce?

Итальянского, даже такого скверного, Рохас не знал, но смысл вопроса уловил. И разозлился, потому что ему даже в голову не приходило пытаться подставить дона Альваро - а вот сеньору Отеро пришло, и это была угроза, возможно, и что с этим делать - Рохас даже не представлял.

Лейтенант опрокинул стакан и шумно выдохнул - неразбавленным, женевер был чуть менее омерзительным на вкус, но но глаза от него все равно слезились. Если бы на борту еще оставалось вино… но они возвращались.

- Как вернемся в порт, познакомлю вас с одним приятелем моим. Кораблик у него, конечно, не то, что наш, зато он на нем и штурманом, и капитаном, а что скуповат - ну так у каждого свои недостатки. Если вы ему условием поставите, чтобы он вас взамен штурманскому делу учил… А, дон Анхель? У него вы будете лейтенантом.

В этом сеньор Отеро ошибся - лейтенантом Рохас стал позже.

Отредактировано Рохас (2018-12-16 23:42:40)

Рохас и сам не подозревал, как он был уверен в том, что услышит - и насколько был готов к разочарованию. К снисходительности во взгляде, к задумчивости на лице, от которой, впрочем, тут же не останется и следа, и к осторожной попытке от него избавиться при следующем абордаже. Второй раз бы не повезло.

Рохас залпом выпил свое вино и сказал:

- Дорогой мой, - и не собирался, само вылетело, - дон Франсиско, что же это вы такое несете? Если капитан в бою торчит на мостике, этак же лейтенант никогда сам капитаном не сделается! Что скажут ваши благородные предки, если вы так в лейтенантах и застрянете?

Он потянулся к кувшину и вдруг понял, что жалеет - уже сейчас, заранее жалеет о том дне, когда Варгас уйдет на свой корабль. Как если бы они не встретились каких-то пару минут назад - и как будто расставание предстояло им уже завтра. А ведь Варгас мог еще тысячу раз к нему перемениться…

Рохас фыркнул, но мысли его занимало не то. Драки он Варгасу, пожалуй, готов был уступить - какую-то часть. Может быть - а может быть и нет, потому что это было неправильно. Совсем неправильно, и Рохас не мог никак нащупать, что же во всем этом было не так… кроме одной вещи, которую он знал точно.

- «Ребячество»? - повторил он с неподдельным изумлением. - С каких это пор война это ребячество? Для дворянина? Или вы из таких грандов, что иначе как сразу маршалом своему королю не служите?

Их взгляды встретились, и Рохас помрачнел - осознав внезапно, что, может, как раз из таких. Кружева, пряжка на шляпе, рукоять шпаги - все вместе сложилось вдруг в цельную картину, и картинка вышла неприглядной.

- Реш-шетка святого Лаврентия, - с чувством сказал он, вспоминая лейтенанта Отеро. Он так не сможет - не тот возраст, и гранд или что-то в этом роде… Если его убьют… а ведь убьют, не «если», а «когда»… - То есть выходит, что я теперь буду грандом командовать, дон Франсиско? «Сбегайте-ка на пушечную палубу, сеньор гранд, за мастером Санчесом»?

Краем глаза он отметил оторопелую физиономию Лопе и протянул свой пустой бокал Варгасу.

- А ну-ка, на пробу. Еще по стаканчику, сеньор гранд?