Теодор мысленно обозвал герцогиню д’Ангулем старой кошелкой. И попробовал вспомнить, что он слышал о браке Бутвиля.

– Вы поженились без разрешения родителей. И дяди. А вы несовершеннолетняя. У вас есть какие-нибудь письма вашего дяди? Они понадобятся.

Откуда-то он знал, что у монсеньора состоит на службе человек, который умеет подделывать почерки. И если монсеньор захочет… Но дело было не в этом.

– Так что без монастыря и завещания можно и обойтись.

Мысленно он загибал пальцы. Долг шевалье де Бадремона – это был уже третий. Его несчастье. И что-то про шпионов. Была еще вся правая рука, но это был счет Бутвиля, а для него самого – пустое любопытство. И шпага, конечно.

– А кто это знает, что он одобрил? – осведомился бретер, не делая ни малейшей попытки помешать мадам де Бутвиль. – Но если вы не хотите обходиться, то мы и не будем. Справимся своими силами. Куда вы написали?

-  Луи-Франсуа знает. «Справимся своими силами» - сами меня прибьете, что ли? - пьяно хихикнула Эмили. - Хотя тут и стараться особо не надо... найдутся желающие. Я писала в Шалон, а потом один дворянин ехал в армию, и он поклялся, что передаст графу письмо.

Шалон. В армию. Похоже, свое место при короле граф де Люз из-за Дижонской истории не потерял. И если и графу де Монтрезору она ничуть не повредила, то оставалось только заключить, что Дижонские власти решили в это дело не лезть вообще. И порадоваться их благоразумию. Что Теодор бы и сделал, если бы не оговорка мадам де Бутвиль.

– Опять желающие? – не поверил бретер. – Кто еще? Что вы еще натворили?

Воспользовавшись ее невнимательностью, он заменил ее опустевшую кружку на свою. Испытав лишь самый слабый укол совести. И то за неминуемое похмелье, которое будет ждать ее наутро.

– Это очень скверное решение, – сказал Теодор. – Не поесть, конечно, а пойти к Новому мосту. Потому что откуда тогда ваш муж узнает, что вы умерли? А если он не узнает, то будет все равно что вы и не умирали.

Он посмотрел на Бадремона. Перед которым Вольф как раз поставил блюдо со свиными ножками. И хотел уже окликнуть трактирщика, когда тот подошел сам. Со вторым блюдом, вдвое больше размером.

– Вы капусту мою не любите, – сказал он таким тоном, словно упрекал бретера в язычестве. – Я вам spätzle положил.

– Не знаю, что это такое, – сказал Теодор, – но по-французски говорят «на вас». На вас положил.

– Могу, – кивнул бретер. – Хоть сию минуту.

Сию минуту не вышло: пришлось дождаться все же, чтобы Вольф, оскорбленный в лучших чувствах, объяснил, какой кулинарный шедевр он им принес. И сказал, что пусть они сначала попробуют, а потом судят. И отошел, широкими шагами. И оттого тогда Теодор уже предложил мадам де Бутвиль выбирать:

        – Прохожий, здесь лежит мадам де Люз –
        Ее и на нее муж положил,
        И, чтоб ее спасти от брачных уз,
        Любой бы ей охотно услужил.

Это первая. А вторая такая:

        Не плачь, прохожий, се напрасный труд:
        Та, что лежит здесь, чуть умней осла.
        Мадам де Люз для мужа умерла,
        Кладут не в гроб таких – на них кладут.

– Почему это вы лучше лошади? – удивился бретер. – То есть я не хочу сказать, что хуже, просто – почему?

- Вы же сами сказали, что поцеловали меня, потому что не лошадь же вам целовать, - молодая женщина печально посмотрела на бретера. - Значит, я лучше.
Она поковыряла ложкой в блюде, подцепила немного, отправила в рот, подумала и стала есть.

– Я это сказал? – переспросил Теодор, чувствуя, что краснеет. И наколол на нож свиную ножку. – Ну, я никогда не скрывал, что я дурак. Давайте я поцелую вас по какой-нибудь другой причине? Штук пять я найду сразу.

С Бадремоном все было более-менее понятно: соперником графу де Люз он не был. И его очевидная привязанность к мадам де Бутвиль вызывала у нее только огорчение. Но вернуть ее мужу он, похоже, даже не попытался. Повез прямиком в Париж… и подрался по дороге.

– А ранил вашего рыцаря кто?

Сам граф на письма жены не ответил и за ней не поехал. Послал кого-то от нее избавиться?

– У меня был случай, – сказал Теодор, зачерпывая ложкой загадочный немецкий гарнир, – когда мне заказали одного такого вот мальчика. Он был с другом, и тот как раз так же за него вступился. К счастью, этому вашему аббату, похоже, надо было просто заткнуть вам обоим рты.

Сказать он хотел совсем иное. Но обещал не ругаться. И подумал сейчас, что хотел бы преувеличивать в этой истории.

- Вы что, убили мальчика?! - опешила Эмили.

– Да, конечно, – взгляд бретера сделался откровенно насмешливым. – Сперва его друга, потом его. Это то, на что я живу, мадам. Если вас это сколько-нибудь утешит, гадостей они мне наговорили оба.

А мальчишка после смерти друга бросил шпагу и стал извиняться. И думал, кажется, что это его спасет. А Теодор думал – что падать ниже некуда. И заставил-таки мальчишку скрестить клинки. И убил первым же выпадом.

Теодор чуть не спросил зачем. Но в последний момент удержался. И даже съел две ложки вольфова гарнира прежде чем открыть рот. Другое дело, что это было вкусно. Похоже на fetucchine. Хотя и выглядело совсем иначе.

– На что? – полюбопытствовал он. Думая, как все это, черт возьми, некстати. Что Эжени не захочет, чтобы подруга жила не с ней. И что смерть супруга мадам де Бутвиль ему не простит. И что, может, может, это было не то, что было нужно. – У меня есть три умения, мадам. Одним из них мужчина на жизнь не зарабатывает. Другим на жизнь не заработаешь. А третье – я им и живу.

А еще можно было выгодно жениться. На Эжени, например, было бы и не только выгодно. И она признавалась, что любит. И в постели с ней было так хорошо, как только можно мечтать – и еще с ней было легко, легко и весело. Но жениться на ней ради ее денег… Она заслуживала лучшего.

– Те, которые носили бы мое имя? – насмешливо уточнил Теодор. – Таких нет. А других… я слышал о двоих возможных.

Графиня де Сент-Омон, рассказывали, подарила своему супругу дочь. Но даты он не знал. Вторая дочь герцогини де Шеврез могла быть от кого угодно – даже от Бэкингема, даты совпадали. Но говорил он сейчас не о них. А о ком думал – это было только его дело.

– Меня, говоря откровенно, результат занимает много меньше чем процесс. Но если вы хотите ребенка, мадам, сейчас момент крайне неподходящий.

Он не стал бы говорить так прямо, если бы полагал, что она на что-то намекает. Но говорить об Эжени он не хотел. Совсем.

– С удовольствием, – насмешливо заверил бретер. – Глотните вина, смыть вкус. Мне очень жаль, второго платка у меня нет. Вольф!

Трактирщик, неодобрительно наблюдавший от очага, нехотя подошел.

– Мой юный друг умеет пить еще хуже меня, – сказал Теодор. – У тебя ведь нет комнат? Где поблизости можно что-то снять?

Немец нахмурился. Взлохматил волосы пятерней.

– Мамаша Мариетта?

– Я слышу в твоем голосе ноты сомнения.

– Ну… Это больше койка… с сыном ее ночевать.

– Это подойдет шевалье де Бадремону, – согласился бретер. Подумав, что Вольф мог о чем-то догадываться. Для юнца она все-таки была слишком беззащитной. Или так только казалось, потому что он знал? – А для шевалье де Кюиня?

Вольф глубоко задумался.

– Мэтр Патийо сдает, – предложил он наконец. – Студентам ежели. Но там за три месяца вперед платить надо.

– Я заплачу, – Теодор встряхнул неожиданно увесистым кошельком. – Устроишь?

Теодор покосился на Бадремона. Обменялся с Вольфом быстрыми взглядами. И оставил кошелек на столе. В лошадях он не разбирался, но недооценить лошадь юнца было трудно. Состояние его одежды и одежды мадам де Бутвиль говорило само за себя. И это если не заметить его уже опустевшую тарелку.

– Посидите здесь, мадам, – сказал бретер, когда трактирщик ушел. Перебрался за стол к Бадремону, прихватив свою кружку. И через каких-то несколько минут вернулся к мадам де Бутвиль.

– Совершенно очаровательный болван, – сообщил он. – Он согласен на мамашу. Даже в принципе, а на мамашу Вольфа тем более. Мадам, дайте мне слово. Не искать смерти.

Он протянул руку, словно и впрямь рассчитывал получить то, что просил.