Закрывая ворота конюшни, Лаварден задержался на секунду, глянул на дом - темную громаду в уютных пятнах освещенных окон. Совершенно не похоже было, что за этими окнами прячутся злодеи-заговорщики и строят планы: как бы замучить, отравить, довести до гибели несчастного хозяина. Вчера и сегодня навидавшись обитателей поместья, бретонец сказал бы о них, что это были обычные люди. Кто-то подхалимничал, кто-то трусил, кто-то глупил, а кто-то, как мальчишка Люсьен, готов был любой правдой и неправдой защищать хозяйское добро от безнадежно превосходящего по силе, страшного ночного врага.
Может, это герцог темнит и наговаривает?..
Имя Ларошгийона гвардеец теперь смутно припоминал. Придворный, а все они интриганы... Лаварден встал у двери денника, скрестив на груди руки. Дальше, в глубине конюшни, Роже и герцог о чем-то разговаривали. Затем Ларошгийон отошел к одному из денников, и невероятно красивый золотисто-буланый андалузец, видимо, тот самый Ксант, вытянул морду навстречу хозяйской руке...
Нет, герцог тоже был обычным. Ну, хорошо, необычным - он был образованным, остроумным и, видимо, по-своему очень отважным человеком. На мерзавца Ларошгийон не походил уж точно. Вон, Люсьена просил не трогать. Пожалел, отправляясь в неизвестность, любимого коня. В который раз в голову пришло слово "сумасшествие", но сумасшедший, по твердому убеждению Лавардена, должен был бросаться на людей, выкрикивая бессвязные слова, а не шутить и не рассуждать об искусстве.
- Ловко ты про пистолеты придумал, Люсьен, - гвардеец заглянул в денник, где мальчишка затягивал подпругу на еще одном красавце караковой масти. - И с лошадьми ловко обращаешься. В армию не думал податься?
Глаза Люсьена загорелись - едва ли не ярче фонаря, который он повесил на крюк в стене денника.
- Мать ругаться будет, - пробормотал он, застегивая пряжку. - И дядя. Он еще и выпорет. Я ж пробовал. А он догнал, зараза!
Лаварден кивнул.
- Да, понятно, - сказал он. - Я примерно в твоем возрасте из дома уехал, ну, может, чуть старше. В испанскую армию, - бретонец усмехнулся. - Но это последнее дело. Родные волнуются, не знают, что с тобой, где ты. Дядя - черт бы с ним, ну а мать жалко, наверное? Тут надо по-умному. Чтоб тебе помогли, чтоб был хотя бы знакомый в Париже.
Люсьен раздраженно дернул плечом - чувства матери его, похоже, не особо занимали.
- Так то в Париже, а война-то здесь. Я ж почти до Ньора дошел уже!
Лаварден впервые взглянул на мальчишку с искренним интересом.
- Вот как... - проронил он. - Ну, здесь и сейчас все равно ничего не поделаешь. Разве что до Ньора туда-сюда бегать с полосатой задницей. Если через год-два останется желание повоевать, найди меня. Шевалье де Лаварден, гвардеец Его Высокопреосвященства.
- Ух ты! - Люсьен встал на цыпочки, чтобы лучше разглядеть гвардейца, и тут же поник. - Два года… Я же совсем уже взрослый буду! Через два года я и сам!.. Через два года меня здесь не будет, это уж точно!
Лаварден тихо засмеялся. И точно, он забыл: когда тебе тринадцать, то два года - огромный срок, ну а в тридцать лет люди точно уже старики!
- Поживем - увидим, - он пожал плечами, и правда почувствовав себя немного стариком. - Лошадь-то готова? Ехать пора, - но герцог еще прощался с Ксантом, а Роже седлал для него другого коня, и Лаварден, чуть понизив голос, спросил у Люсьена: - А что за хворь у твоего хозяина?
- Да откуда ж мне знать, - отмахнулся мальчишка, - чай не лекарь. Старая Мари с болота говорит, сглазили, правда, ей, мать сказала, только и нужно, чтобы ее позвали, да кто ж ее в дворянский-то дом позовет. Но я так думаю, и правда на сглаз похоже - тощает он, и не ест ни крошки, а когда ему в суп святых облаток покрошили, так и вовсе мигом все наружу вышло. Мать говорит, червь это, а я так мыслю, с чего бы это червю добрую жратву-то выплевывать?
Лаварден помрачнел:
- Наружу вышло? Тогда и правда похоже на отравление... Ты только не болтай, Люсьен. Хозяин твой - важный человек, и если кто-то с ним хочет разделаться, то от тебя костей не оставят. Лошадь готова? Давай, я сам выведу. Господа, едем?

Лаварден тем временем помог Ларошгийону взобраться на каурого, отступил на шаг и скептически поднял бровь, оценивая способность больного ехать верхом.
- Мне без разницы, - ответил он. - Главное, чтоб доехали все трое каждый в своем седле... Люсьен! Мы едем гулять под Ла-Рошель. Когда вернемся - не знаем. Надо, чтоб нас подольше не хватились. А ну-ка, еще раз покажи смекалку настоящего бойца - как нам это сделать?
Люсьен почесал в затылке.
- Может, эти… факелы погасить? Чтобы как вы выезжаете не видели?
- А что темно во дворе стало - никто не заметит, - скептически согласился Роже.
Лаварден задумчиво потер переносицу.
- Да уж, все равно увидят. А если обмануть?.. Чтоб в другую сторону поехали?..
- А ведь мысль, - оживился Роже. - Слушай, малой: возьми сам лошадь и факел и поезжай потихоньку к Фонтенэ. А мы пока…
- Ай, и я скажу, что его светлость давно уже вперед уехамши, - перебил Люсьен, восторженно глядя на Лавардена, - коли догонят, стал быть.
- Догонят, - пообещал Роже. - Или у вас в замке каждый день из окон балдахины вывешивают?

Лаварден хотел сказать что-то страшно умное, прыснул со смеху от слов Роже, нечаянно перевел взгляд на Ларошгийона... и смеяться уже не смог. Герцог внимательно наблюдал за ними из-под полуприкрытых век, и что-то было в его взгляде непривычное - настороженность, подозрение, разочарование, страх?..
- Ну, а Вы, сударь? - осторожно спросил Лаварден. - Как думаете?..
- Я всецело полагаюсь на вас, господа, - вкрадчиво ответил герцог, отводя взгляд. - Вы военные, вам лучше знать.
Лаварден бросил быстрый взгляд на Роже - заметил ли он? - затем подошел к Ариону, поставил ногу в стремя и, ведомый смутным наитием, повернулся к Люсьену:
- А дорогу к Ла Рошели ты знаешь? Показать сможешь? Я думаю, Вентьевр, со всеми этими хитростями мы больше сами запутаемся. Да и в самом деле, звери мы, что ли - оставлять людей Его Светлости на расправу Люсьену, если он один поедет? Давайте полагаться на скорость.

Жесткая грива коня щекотала лицо; Лаварден распрямился только когда низкие своды конюшни остались позади и чуть придержал Ариона - ровно настолько, чтоб открывавшему ворота Люсьену хватило времени вскарабкаться в седло.
- Господа!.. Не надо на них смотреть, сматываемся, быстрее! - прорычал бретонец и дал лошади шенкеля.
Копыта бешеной дробью застучали по дороге. Круг зыбкого желтого света от факелов быстро остался позади, и полночь застила взгляд черными вихрями. Позади, кажется, что-то кричали. А впереди мутным призраком поднялась крепостная стена. Лаварден ясно увидел факела над воротами и мечущиеся фигурки людей, и еще - что створка открыта. Гвардеец ударил коня шпорами и крикнул, не оборачиваясь, то ли мальчишке, то ли герцогу:
- Держаться крепче!
Кто-то бросился ему наперерез, кто-то - закрывать ворота. Первого Арион в бешеной скачке просто смахнул с дороги, второй благоразумно отскочил сам. Ударил в лицо стылый запах камня, замшелой стены, вечной тени под аркой, а в следующую секунду поместье осталось позади и вокруг крылатым размахом бесконечности раскинулась вольная ночная даль. Порыв ветра бросил в лицо обрывки совсем других запахов - моря, соли, болота. Впереди совсем близко показались силуэты пеших людей с факелами - обитатели замка успели организовать поиски, и именно для них в этот поздний час открывали ворота. К счастью, они никак не ожидали, что похитители герцога сами влетят им в спину.
Каурый обогнал и Ариона, и Гиппопотама, но влетев в толпу собственных приближенных, Ларошгийон натянул было поводья.
- Не останавливайтесь! - крикнул Лаварден, а затем, сообразив, что от коня будет больше проку, чем от хозяина, наклонился с седла и просто ударил каурого кулаком по крупу, посылая вперед.

Отредактировано Ги де Лаварден (2019-04-29 12:32:19)

Много лет назад, покидая родной дом, Лаварден увел из отцовской конюшни пузатого крепконогого мерина бретонской породы. Конь погиб смертью героя под стенами Бреды, а до той поры хозяин ни разу не выразил желания с ним расстаться. Всякий раз, когда насмешники осведомлялись, лошадь это или свинья-переросток, Лаварден с достоинством отвечал, что это философ. И была это чистая правда. Познав тщету жизни, устремившись мыслью за Вечным, неказистый мерин плевал с высоты своего немалого роста на выстрелы, огонь и крики и лениво трусил туда, куда прикажет хозяин, с выражением усталого равнодушия на широкой морде.
В последующие годы Лаварден не раз и не два вспоминал этого замечательного коня и с особенной тоской - сейчас. Нервный, буйный красавец-Арион, услышав звук выстрела, взвился на дыбы, заплясал на месте, бешено тараща глаза, а затем рванулся с места галопом, закусив удила и не разбирая дороги.
- Держись, - крикнул Лаварден Люсьену, да поздно: мальчишка уже выпал из седла.
Может, оно было и к лучшему. Самого Лавардена обезумевший конь понес через сопки и болота, все дальше от поместья, от мечущихся факелов, от Роже и Ларошгийона. Гвардеец перестал натягивать бесполезные поводья и заботился теперь только о том, чтобы не выпасть из седла на всем скаку.

Тем временем, Роже и герцог благополучно оторвались от преследования. Ларошгийон натянул поводья, заставляя каурого перейти на шаг. Его Светлость был бледнее прежнего. Скачка явно не пошла ему на пользу, и он почти постоянно морщился от боли и трогал холодной ладонью виски.
Может, поэтому слова прозвучали отнюдь не шуткой, когда герцог поинтересовался:
- А где же Ваш друг, господин де Вентьевр? Уехал за подмогой или... какой у вас был план относительно моего похищения?

Отредактировано Ги де Лаварден (2019-04-30 18:21:10)

Медленно, будто ему приходилось сопротивляться сотне невидимых демонов, герцог опустил пистолет. Неуверенно оглянулся за спину - уезжать? а можно ли? - и шумно вздохнул.
- Неважно, кто вас послал, - тихо и горько сказал он, - мне жаль, что я втянул вас в это. Даже во вражеском стане порой есть приятные люди. Или я это говорю, как шпак?.. Неважно. В моей войне все не так, как в вашей. Я видел ангелов и демонов, они были на одной стороне, и все - против меня... - Ларошгийон опасно покачнулся в седле, обеими руками схватившись за голову; пистолет глухо упал под копыта коня, и голос Его Светлости сорвался в глухой стон: - Забудьте свои приказы, дайте мне уехать, пока моя война не стала вашей.
- Да Бога ради, - неуверенно отозвался Роже и приподнялся в стременах. - Лишь бы не в море.
Герцог с трудом развернул коня и пустил его рысью прочь с дороги, в сторону болот. Проводив его взглядом, Роже соскочил на землю и наощупь отыскал пистолет.

*        *        *

Лаварден вышел на дорогу, спотыкаясь, с конем на поводу. Шляпу он потерял, длинные волосы свисали ему на лицо, как мокрые черные перья, но посмеяться было некому, да и кто бы смог что-то разглядеть? Ночь входила в самую темную пору. Только почувствовав под ногами ровный и твердый грунт гвардеец понял, что болота остались позади и с облегчением вздохнул. Радоваться у него уже не было сил.
- Вентьевр?.. - окликнул он едва различимый на фоне неба силуэт. - Вентьевр, это Вы? А где Его Светлость?

- Да-а, дела! - в неприятном удивлении пробормотал Лаварден. - А ведь казалось-то, неплохо сошлись...
Он положил руку на гриву коня, намереваясь забраться в седло, но Арион капризно попятился, и Лаварден будто забыл, что делал - так и остался стоять, держа в руке поводья. На душе скребли кошки: такое чувство было, будто он где-то во Фландрии, все еще лейтенант отряда, и по собственной глупой ошибке оставил на верную смерть двоих раненых солдат.
Про Люсьена он не стал даже спрашивать - итак стало понятно, что Роже не подумал за ним вернуться. И был, в сущности, совершенно прав: здесь никто из них не обязан был отвечать за других. Но увы, привычка жить тем или иным образом - вещь слишком серьезная, чтобы покончить с ней, не умирая. Причин же умереть, даже символической духовной смертью с последующим возрождением, за сегодняшний вечер не накопилось, и Лаварден в сердцах пнул землю под ногами:
- Не знаю я, Вентьевр... Не знаю. Когда мы с Вами веселья ради подговаривали сбежать человека явно больного, я полагаю, какую-то ответственность мы на себя все же брали... Помрет он один на болотах, это, как говорится, к гадалке не ходи... Да черт возьми! - рявкнул он уже на Ариона, который снова вздумал капризничать и фыркать. - Уж Вы бы помолчали, осел! Из-за Вас все...
Запоздало сообразив, что от усталости начал "выкать" коню, как дворянину, Лаварден с досадой сплюнул под копыта Ариону. Гордый андалузец, видно, воспринял это, как личное оскорбление, и немедленно попытался укусить гвардейца за плечо. Лаварден крепко ткнул его кулаком под глаз, и на этом спор о рангах оказался исчерпан. Невольно вспомнилось, что герцога уговаривали сбежать не только ради веселья, но в первую очередь, ради лошадей, и от этого сделалось совсем паршиво.
- И вот еще что, Вентьевр. Если он утонет в болоте, кто-нибудь обязательно подумает, что это мы его утопили. История, черт возьми, со всем этим "похищением"...

Отредактировано Ги де Лаварден (2019-05-01 19:25:26)

Лаварден посмотрел на сослуживца с невидимым в темноте сочувствием.
- Ну что Вы, Вентьевр, - грустно сказал он. - Пока не рассвело, ничего мы оттуда не увидим. Придется просто идти в том же направлении. Дай Бог, чтоб Его Светлость не уехал далеко.
Впрочем, звенящая в голосе гвардейца печаль была вызвана не столько судьбой несчастного герцога, сколько удручающим состоянием самого Лавардена. Он окончательно замерз, без шляпы и в мокрых сапогах, ничего не ел со вчерашнего вечера и, хотя успел глотнуть воды в герцогской конюшне, теперь снова испытывал жажду. Однако, делать было нечего. Ехать по болоту верхом на дьявольском животном, которое то и дело проваливалось в глубокую воду и поднимало волны брызг выше головы всадника, было совершенно невозможно, и Лаварден отправился в направлении, указанном Роже, пешком, ведя Ариона на поводу. К счастью, идти долго не пришлось. Через сотню шагов на капризное фырканье чертова андалузца вдруг пришел ответ - это ржал каурый. Лаварден заспешил туда, чтоб в скорости разглядеть на фоне неба силуэт коня без всадника. Глухо ругнувшись, он подбежал к каурому и в темноте у ног лошади нащупал бесчувственное тело.
- Черт, Вентьевр, он холодный, как труп, - прорычал Лаварден, ощупывая руки герцога, но спустя несколько секунд добавил: - Живой, дышит. Помогите!..