- Реми…

Шере прикусил губу, глядя на друга, а затем осторожно подошел ближе, напрочь позабыв про тлеющий трут в руке. Не в первый раз уже это случалось - что Реми вот так заставал его врасплох необъяснимой этой своей добротой, этой ничем не заслуженной дружбой и без толку было напоминать самому себе, что это просто Реми, что он помогает и сочувствует всем или почти всем - в первые мгновения у него всегда перехватывало дыхание и к глазам подступали слезы.

- Не сердись, пожалуйста, я не тебя имел в виду. Ты же знаешь, правда? Правда, я только про этого эльзасца, будь он неладен, втемяшилось ему… - он осторожно коснулся рукава Реми, борясь с желанием обнять по-настоящему - как когда-то, так давно, что он уже почти забыл об этом, обнимал, утешая, младших братишек, законных наследников отцовского имени. Глупое совершенно желание - и Реми не собирался плакать, он наоборот злился, и сам он был и меньше, и младше… - Хорошо, ты прав, да, но я не могу ничего сделать - даже у своих вожаков не могу никого попросить, чтоб со мной ходили, потому что… - Шере помедлил, пытаясь подобрать слова, но быстро сдался: - Потому что они же тоже продаются и, даже если нет, болтают лишнее, и если кто-то узнает, где и когда меня можно застать, будет только хуже.

Это не было и половиной настоящей причины, но достаточно веским доводом и чистой правдой, и ему страшно не хотелось, чтобы Реми обижался.

- Ну давай, я не буду пока к тебе приходить вечером, приходи ты?

Это был его единственный предсказуемый маршрут - эти несколько кварталов, и его можно было, конечно, слегка менять, он так и делал, когда ходил один, но не с Винсентом и не с Реми, неловко было объяснять.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Шере смог как-то не вздохнуть с облегчением, отдавая трут, но улыбку скрыть не сумел, и была она, наверное, совершенно дурацкая, хотя и исчезла почти сразу - когда Реми заговорил о пистолетах.

- Нет, ну ей-богу… - Шере умолк, осознавая, что совершенно разучился скрывать от Реми не только свои чувства, но и мысли, а потом попробовал снова, переходя к действию. Пружина мягко щелкнула, и рукоять метательного ножа скользнула к нему в руку. - Смотри. Я небезоружен, и я умею…

Он метнул нож, и тот глубоко, почти до середины воткнулся в косую потолочную балку, делившую комнатушку пополам. Нет, механизм он Реми как-то показывал и даже объяснял принципы его работы, но о своих собственных умениях до этого помалкивал - и правильно, наверно, сделал, потому что оценить их, не зная, куда он целился, было затруднительно, а объяснять задним числом… Ну да, не в этом же дело!

- …попадать, - закончил он. - Но не в людей, понимаешь? И зачем мне тогда твои пистолеты? Я и стрелять не умею, и заряжать, а ты сто раз говорил, что заряжать надо каждый день…

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Шере несколько мгновений смотрел на друга, а потом вздохнул. Ничего Реми не понял, конечно, и, не будь он так озабочен, его можно было бы даже подразнить: как можно так заботиться о самых дальних своих ближних и так хорошо уметь их убивать? Трудно было не позавидовать - и трудно было не подивиться, что Реми, такой хороший человек, мог убить, а он был не в состоянии.

Другое дело, что это была не доброта, конечно, с его стороны.

- И как, - спросил он без улыбки, - ты предлагаешь мне научиться убивать?

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Намек Шере, разумеется, понял, но ответить не мог - ничего не мог ответить, так это было больно и несправедливо и слишком он боялся того, что мог бы сказать - что хотел сказать. "Он уже понял", да. Все понял, только совсем не то. Руками, значит. Так все просто: объяснить глупому Доминику, куда тыкать, и пожалуйста, все будет отлично. А так глупый Доминик учился кидать ножи, а попадать никуда не собирался. Нет, он учится, даже, глядите-ка, научился доставать ножи, глупый Доминик, только вот пользоваться ими так и не может, кишка тонка - даже когда враги на него и не смотрят, как тогда, в Нельской башне - даже когда враг сидит на кровати и улыбается…

"Ты можешь", да. Чужими руками - сколько угодно, трус несчастный.

Он не хотел этого слышать, и мог предположить, как Реми собирался учить - так же, как учат драться, наверно - и не мог так учиться, даже если бы не знал точно, что услышит, рано или поздно. Когда-то он думал, что если будет очень надо, он сможет - а потом…

Он вспомнил опять то окно, хватку лейтенанта де Брешвиля, и вцепился в полку, на которой стояла свеча, борясь с внезапным приступом дурноты.

- Нет, пожалуйста, - сказал он. Это было уж слишком, действительно слишком. - Я не хочу.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Шере судорожно вздохнул. Свеча трещала и чадила, и надо было бы снять нагар, но так, в полумраке, когда вместо лиц были тени, говорить было не так страшно - как если бы лицо Реми, будь оно освещено, выразило бы что-то иное, а не тепло, звучавшее в его голосе.

- Я… не очень хороший человек, - сказал он, глядя на пляшущий огонек. - Плохой человек, на самом деле. Лжец. Вор… ты не знаешь, что я умею и что могу. Но… я не знаю, как объяснить. Из-за меня убивали людей, и я платил за чужие смерти… не за обычных людей, за… нехороших людей. Убийц. Но все равно. Мне кажется… мне кажется, что я еще не совсем… что может, я еще пойду в чистилище… пока я не совсем еще сволочь. Один раз… меня должны были убить… ну, я так думал. И я подставил вместо себя другого человека. Она не умерла, мне удалось… я успел переиграть потом. Но понимаешь… так близко. Если я начну еще своими руками убивать… Я и так… Ну да это неважно, на самом деле. Я не могу, и слава богу. Я… я пробовал. Я просто трус, наверно, но все равно. Я не хочу.

Хирург понимающе кивнул.

- В раю не встретимся, - невесело пошутил он. И перевел разговор на другое.  - Приходи когда хочешь, слышишь? Неважно, Фарж там или кто. В ближайшие дни я буду занят... Немного. Может, допоздна. Зато рисунки будут.

Шере подумал про склянку, которую он утащил и которую нужно было как можно скорее вернуть на место, и кивнул.

- Это будут ворованные рисунки, - все-таки похвастаться очень хотелось. - Я их продам двум-трем теткам, которые такими делами промышляют, и проболтаюсь им друг о друге. И тогда они друг у друга перерисуют - и все потихоньку. Как ты думаешь?

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

- Ты рехнулся, - пробормотал Шере. Восхищение, с каждым словом хирурга все ярче разгоравшееся в его глазах, уступило место ужасу, когда он в полной мере осознал то, чего его друг не сказал прямо. Будет книга, для которой будет много рисунков, и Реми будет занят допоздна в ближайшие дни, что означает, что кто-то обещал ему труп… или еще одна гулящая девка умирает сейчас в том домике. Зная Реми, можно не сомневаться, что он только о том и думает сейчас, как бы проверить эту свою идею! - А с чего-нибудь попроще начать никак? Палец, там, заново пришить? Если как следует заплатить, тебе его на себе и отрезать дадут - чтоб совсем свежий был.

Он не выдержал, подошел ближе и положил все-таки руку на рукав Реми - чтобы тот точно послушал.

- Ты как не понимаешь. Если у тебя получится, то это же все равно что человека из мертвых воскресить! И кто-нибудь точно решит, что ты святотатствуешь, даже Господь наш Иисус только одного человека воскресил, и то праведника. А если нет, то тебя же убийцей считать и будут. Такое вообще трогать нельзя - близко нельзя подходить!

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

- Восточные сказки, еще бы! А еще римские… или это греческие? - взять Реми и как следует потрясти Шере, конечно, не мог, но за рукав он его дернул. - А у нас не сказка! У нас Франция! И церковь! И люди! Голову тебе надо поменять, а то в этой уже ничего не осталось, одно любопытство!

Оторвать крепко пришитый рукав было непросто, и на последнем предложении Шере перестал дергать и просто стукнул.

- Если уж совсем никак, то начни хоть с пальца… И я тебе найду, кому ты можешь его пришить, кстати!

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

- Реми…

Умолял ли он когда-либо раньше? Других - случалось, а Реми?.. Но почему-то он вспомнил сейчас, как умолял Жана-Сезара - у нее был только один лист бумаги, выпрошенный у деревенского кюре, и это письмо она сперва сочинила в голове, и мог бы вспомнить сейчас каждое слово. Ей казалось тогда, что она стоит перед ним, и на колени она встала в середине первого абзаца… Если он встанет сейчас на колени, это поможет?

- Послушай… - он все-таки протянул руку и опять коснулся куртки Реми - черт, у него они бы сидели уже без верхней одежды и пили бы что-нибудь горячее, а тут было слишком холодно. - Ты не сможешь быть осторожен, ни очень, ни как - это невозможно… как ты это говоришь? В принципе! Это два свежих трупа, это никак нельзя сделать осторожно, и один-то… А что, если оно воскреснет, но без души? Ведь душа-то отлетит! Не хочешь палец, возьми мышку. Или собаку, или свинью. И то, ты представить себе не можешь, что начнется, если у тебя получится. Это… И вообще, если даже с пальцем не получалось, то с сердцем… Такой риск, и ни для чего!.. Ну как мне тебя уговорить? Я господину капитану пожалуюсь!

Он улыбнулся все-таки, но без особого веселья.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

- Ты сумасшедший, - Шере не мог не улыбнуться в ответ, хотя улыбаться тут было нечему. Значит, г-н капитан знает… Нет, он догадывался, что тот что-то знает, как бы иначе Реми мог устроить у себя в кабинете такие тайники и хранить в них то, что хранил, но это подтверждение… Реми так ему доверял? Или… или это у него не было выбора?

Черт, и он-то всегда может сказать, что даже не подозревал, неудивительно, что он даже не пробовал отговорить! "Только тела", да. Пока. И как быстро он набьет руку - или решит, что набил, или появится возможность?..

- Реми… - Шере осознал вдруг, что так и не убрал руку, потому что почувствовал, как под его ладонью бьется сердце. - Черт, если бы можно было оперировать на себе, ты бы сам себя зарезал, да? Чьи у тебя тела?

Он знал уже ответ, Реми же сказал, что на свиньях нельзя…

- Сожгу, честное слово. Ты и представления не имеешь, что ты творишь, тебе бы только попробовать!..

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.