Это было самое необычное признание, что она слышала. Тепло его объятий, и нежность, с которой он целовал ей руки, и это волнение, которое он так старательно скрывал, все было в этих словах, и может, что-то еще, что он не решался произнести.
От этого, и еще от взгляда его темных глаз, сердце снова и снова сбивалось с шага, и Эжени не смогла ответить шуткой, только в волнении поставила бокал на стол и взяла его снова.

- Я... Шевалье! - она глянула на Лавардена почти с отчаянием. - Тогда не... Не оставляйте меня одну. Хотя бы сегодня.

Она еще чувствовала его дыхание на щеке, и боялась об этом думать, потому что хотелось снова ощутить его запах, близко-близко, а она и так вела себя ужасно опрометчиво.
"Я не умею играть", сказал он. Она думала иначе, не подозревая его во лжи, но чувствуя неожиданный жар под наледью северного спокойствия. Он притягивал.

- Пожалуйста. Мы можем... уехать в город. На всю ночь. Ведь можем?.. Я распущу прислугу, пусть закроют дом, а там... Может, Бантьен к утру найдется. Представляете, где-нибудь на пороге у вас или у меня...

Она не смогла отказать себе в желании хотя бы взять Лавардена за руку, сдаваясь непреодолимости этого желания. Уговаривая.
От мягкого прикосновения подушечек пальцев к жесткой мужской ладони опять сбилось дыхание, и Эжени прикрыла глаза.
Сумасшествие.
Вино в свободной руке, наверное, было лишним для них обоих, но спасало от необдуманных поступков. От предчувствия любви замирало сердце, и южанка осторожно переплела пальцы с мужскими. И повторила:

- Пожалуйста.

Безумие было еще и в том, что она совершенно не представляла, что делать в городе ночью. Это было очень опасно, приличные женщины не ездят по ночам.
Женщины...
Женщины.