Южанка дорого дала бы за то, чтобы сейчас просто рухнуть с седла к шевалье на руки, и неважно, без чувств, от усталости или в притворном обмороке. И будь что будет. Но "Лаварден-младший" себе такого, конечно, позволить не мог.
Больше того, она не могла даже посмотреть на своего рыцаря так, как хотелось, потому что на них скрестились все взгляды. Толпа, у которой отобрали добычу, охотно найдет новую. Если уж друзья Лавардена приняли их за содомитов (Матерь Божья! Это даже не позор, это... это..!), то чернь даже сомневаться не станет.
Господи, один неверный шаг, и кто из них уйдет живым?

- Да, дядюшка, - ответил почтительный "племянник", беспощадно при этом солгав. Для первой настоящей вылазки событий оказалось многовато. А еще хотелось хотя бы прикоснуться к плечу Лавардена, она как раз могла дотянуться. Но ведь нельзя!.. 
Как раз в этот момент южанку осенило. И она опять подумала, что ее рыцарь, наверное, потом здорово ее отчитает. За все сразу, включая неосторожность.

- А вот шевалье де Гро, похоже, успел настигнуть вурдалака в одиночку и даже вступить с ним в бой, - погромче добавила Эжени, поглядывая на юношу и Гасси. Следы народной любви на молодом человеке вполне могли сойти за доказательства недавнего противоборства с упырем, а толпа вряд ли станет доказывать - мол, что вы, это мы его били!

- Он столь же отважен, сколь и неосторожен, и чуть за это не поплатился.

Похвала, слегка задрапированная упреком, должна была прийтись де Гро по душе и пригодиться на будущее, хотя он мог даже не понять, что его похвалили. После такой передряги!

- Вурдалак, должно быть, еще там, в переулке, - "Лаварден-младший" с нарочитой небрежностью махнул пистолетом в темноту. - Мы... Мы доставим шевалье де Гро к врачу. Да, дядюшка?

Лукавую улыбку под шляпой видел только Лаварден, и то потому, что стоял очень близко. Но ему она и была адресована.

- А всем вам лучше продолжить погоню. Вурдалак рядом и не мог далеко уйти.

Положа руку на сердце, Эжени думала, что пострадавший юноша с перепуганных глаз просто упал в чью-то компостную яму на задворках (есть же такие в Париже? А может, выгребные? Эти точно есть. Или сток какой-нибудь?), но это звучало совсем не героически и никого не могло воодушевить.
А еще слезать с лошади было боязно. Но надо было. Хотя бы для того, чтобы засунуть шевалье де Гро в седло или поперек седла. За двумя лошадьми, ее и Лавардена, юноша пешком не угонится, особенно в таком состоянии.
И Эжени, собравшись с духом, спрыгнула. Конечно, с той стороны, с которой стоял ее рыцарь.
Ни объятий, ни прикосновений, но просто быть рядом было уже хорошо, и страх, за себя и за него, сливался в одно целое с нежностью, удивительно острой в этой мятущейся темноте, будто взрезанной огнем факелов.
Если бы можно было всегда стоять с ним рядом. Если бы он позволил.

Эжени успела подумать, как чудовищно будет пахнуть ее седло и упряжь после отважного шевалье де Гро, а потом вокруг осталась только ночь, мрачные силуэты домов, мостовая под ногами и шевалье, идущий рядом.
"Господин гвардеец кардинала". Может, и надо было опасаться, но последние дни и ночи, когда он оберегал ее, просто оставаясь рядом... Его глаза, его голос, его отвага, наконец, от которой перехватывало дух...
Да, на его плаще был крест. Но под плащом, даже под невидимым плащом, что делало его опаснее вдвойне, он оставался самим собой. Разве не это было важнее всего?
Ночь кипела в крови страстью недавнего противостояния. Воспоминания о том, как шевалье появился посреди толпы, кружили голову. Они вышли победителями, вытащили бедолагу де Гро, и сейчас, когда угроза осталась позади, чувство первой в жизни настоящей победы пьянило без вина.
И все равно меньше, чем объятие, от которого мгновенно перехватило дыхание. Она обняла Лавардена в ответ, порывисто прижимаясь к нему сразу всем телом, и не успела даже смутиться от этого порыва, ей было легко, весело и жарко.

- Ради вас, - ответила она шепотом, задыхаясь и беззвучно смеясь под его поцелуями. Он тревожился, а она чувствовала себя совершенно счастливой в его руках. - Вы же доверили мне свое имя. Я не могла его опозорить!

Это была, наверное, не та причина, которая спасла бы ее от дальнейшей взбучки, но южанка удачно воспользовалась моментом, когда Лаварден отвлекся на поимку шляпы.
Ее руки с плеч шевалье мягко скользнули ближе к шее, она подняла к нему лицо и мягко попросила:

- Не сердитесь.

И не позволила ему ответить, прикоснувшись поцелуем к его губам. Она понимала, что именно могла сделать разъяренная толпа с ними обоими, и думала сейчас, как глупо было бы так и не поцеловать его по-настоящему. То есть думала, пока не ощутила на своих губах его дыхание. А потом жар его губ. И мыслей не осталось вовсе. Сперва несмелый, осторожный поцелуй с каждым мгновением становился безмолвной горячей просьбой: "Будь со мной..."
Но они стояли в тенях у стены дома. И заметить их мог кто угодно. Тот же шевалье де Гро.

Эжени успела испугаться. В первый миг, впервые в жизни не ощутив ответа. Сердце рухнуло в пятки, в голове пронеслась вереница мыслей: что он о ней подумает?.. Что она ужасно ветрена, и согласилась же она гулять ночью в мужском, и поругалась с целой толпой, женщины так не делают, он разочаро...
В следующее мгновение все встало на свои места, да так, что мысли испарились.
Северяне!..
От поцелуев голова шла кругом. Ей так этого хотелось, Эжени думала об этом днем, мечтая о его руках на своей талии, и не то в шутку, не то всерьез гадая, каким был бы первый настоящий поцелуй, если бы...
И это было так, боже!..
Шутливые и жаркие поцелуи становились все менее шутливыми. Это была улица и ночь, когда позволено если не все, то многое, и Эжени, обнимая своего рыцаря за шею, льнула к нему уже в поисках опоры, потому что не держали ноги, и дыхание срывалось. Хотелось еще поцелуев, и она просила о них, глубоких и долгих, беззвучно, с мягкой нежностью влюбленной женщины.
Север. Кто бы мог подумать, что он такой!..

Кто из них услышал шаги, южанка не знала. Наверное, все-таки Лаварден. Жар объятий сменился холодом ночи, словно она шагнула прямиком в Сену. Так было нужно, и Эжени замерла, не зная еще, что успел увидеть незваный гость, хоть они и отступили друг от друга.
Но губы все равно горели, на них еще оставался вкус. И легкий озноб, заставивший "Лавардена-младшего" обхватить себя руками, был не от холода.
"Вы не знаете, с чем играете".
О да.
Эжени не сразу поняла, что перед ними шевалье де Гро, мир очень медленно переставал кружиться. От голоса Лавардена по спине побежали приятные мурашки. Она знала эту хрипотцу, и хотелось, чтоб он говорил еще. Не целоваться, так хоть слушать. И как ему, оказывается, идет.

- Спина? - шепотом переспросила Эжени, боясь, что ее голос так же выдаст ее. И откашлялась, но стало только хуже, потому что в горле и так саднило, голос она все-таки успела сорвать. Можно было и не волноваться. - Тогда возвращайтесь скорей в седло. Это ужасная рана!

В других обстоятельствах не обошлось бы без сарказма, а может, и сейчас он был.

- Дядюшка, - она осторожно глянула на Лавардена, чувствуя, как звенит между ними воздух. - Боюсь, нам придется уподобиться...

Господи, как же их называли. Арман показывал монетку.

- ...тамплиерам. Возьмете меня в седло?

Если между вторым словом и предлогом и затесалась едва заметная пауза, то только потому, что дыхания еще не хватало, и сами слова, такие невинные, обожгли губы,  и Эжени снова испугалась, но уже тому, что кто-то это заметил.