Барон де Вилье, похожий на герцога Бэкингема, заинтересовал Эжени этой похожестью. Она слышала сплетни - в том виде, конечно, в каком они доходили в южную глушь, и было любопытно, но не более.
"Новый Бэкингем" оказался приятным молодым человеком. И стихи... Нет, В самом деле, стихи у него тоже были приятные. Как он здорово смягчил безмолвное противостояние поэтов!
История светловолосой дамы, сидящей рядом с мадам де Шеврез, не прошла мимо ушей южанки, но заставила мысленно фыркнуть: нет уж, один вурдалак в Париже уже был, хотя и не такой романтичный.
Но этот поцелуй на ночной улице, первый, безумный, невозможно волнующий...
Если можно быть благодарной вурдалакам, Эжени была, и скромно опустила глаза, чувствуя легкое тепло на щеках.
Дамы шептались, и можно было не сомневаться, что шептались о ней. И вряд ли говорили что-то приятное, уж настолько-то она знала женщин!
Она уже приготовилась честно ответить Ее Величеству, но прибытие королевы-матери на несколько секунд лишило ее дара речи. Южанка смотрела во все глаза, а потом робко глянула на Анну Австрийскую, чтобы убедиться, что это появление королеву не опечалило и ничего дурного, наверное, не случится. Хотя почему же сразу дурного?..

- Я думаю, что этот мушкетер очень благородно себя повел, как настоящий рыцарь, - ответила она со сдержанной улыбкой, когда они спускались на поле. И она шла рядом с Ее Величеством, по ее повелению, подумать только! Страшно представить, сколько глаз сейчас на них смотрело. И сколько голов задавалось вопросом, кто она такая и откуда взялась.

- И он умен, несомненно. Его стихи! Он так изящно провел этот корабль мимо всех рифов. Господин де Тревиль, должно быть, гордился бы им.

«А вот и гром в раю», - иронично подумала мадам де Шеврез, со всем должным почтением приветствуя королеву-мать. Ну а как еще прикажете назвать это внезапное появление Марии Медичи на турнире? Разве что сравнить с внезапной атакой на войска противника – о да, ее величество была отменным стратегом, герцогиня де Шеврез научилась кое-чему у своей сиятельной крестной матери. В том числе тому, что решения менять можно и нужно, ежели того требует положение дел. Очевидно, это сейчас и произошло, и любопытно бы знать о причинах, и не только ей – на хорошеньких личиках фрейлин, даже на благообразных лицах придворных дам можно было прочесть тот же вопрос – что произошло? Что заставило королеву-мать переменить решение? У кого-то хватало выдержки скрывать его под маской почтения, у кого-то нет. Мари про себя посмеивалась над побледневшими от волнения девицами. Ей, имеющей возможность много лет провести при дворе, в непосредственной близости к королям и королевам, иногда казалось, что итальянка некоторые жесты делает просто ради удовольствия посмотреть на то, как остальные будут ломать голову над их значением. Недурное развлечение!

В королевской ложе поднялась суета, в которой отчетливо ощущалась растерянность. Мари, как кошка, любую суету не любила и взирала на нее со скукой, поигрывая золотыми безделушками, подвешенными к кольцу на пальце. У нее много лет была своя, тайная игра – первой попадется золотая сфера – жди удачи, бабочка с парными изумрудами на крыльях – будь осторожнее, рубиновое сердце в золотой оправе, дар графа Холланда – к любовному свиданию. Недавно, повинуясь внезапной прихоти, Мари заказала к ним еще одну подвеску – золотую корону, но значение ей еще не придумала, и вот сейчас эта золотая корона настойчиво путалась в пальцах.

- Знаете, мадам де Вейро так чудесно рассуждает о стихосложении, что мне пришла в голову одна мысль, – улыбнулась герцогиня  Луизе де Мондиссье – менять собеседницу у нее не было никакого желания, даже если кому-то из присутствующих покажется странным такое сближение двух фавориток королевы Анны.
- Нам нужен еще один стихотворный турнир, но приз будет присуждён за самые худшие стихи. Вот на это я бы взглянула с удовольствием. Боюсь, сегодня на меня обрушилось так много блестящих рифм и совершенных строф, что тянет в сон. Слишком много сладкого, хоть бы кто-нибудь бросил в эту сладость немного перца.
- И какой же будет награда? – вкрадчиво поинтересовался один из дворян, не участвующий в турнире, но участвующий в «охоте за бабочками», иными словами, отирающийся вблизи фрейлинских юбок. – Быть худшим из худших – тяжелая задача.
- Уверена, у вас получится, месье, - парировала герцогиня, обменявшись красноречивым взглядом с Луизой де Мондиссье.
- Но все же, сударыни, - присоединился к их беседе еще один придворный. – Хотелось бы знать, ради чего сражаться…
- Сражаются всегда ради победы… Ну да вы правы, правила есть правила. В турнире должен быть победитель, победителю полагается награда.
Мари отстегнула с запястья браслет, сверкнувший на солнце драгоценными камнями.
- Вот награда победителю.
- Только если победителю будет позволено поцеловать руку, на которой сиял этот браслет, мадам!
Мари лукаво улыбнулась.
- Победителю будет позволено, сударь.

Отредактировано Мари де Шеврез (2019-12-01 10:15:43)

Мадам де Вейро никогда не думала, что ей доведется увидеть королеву-мать, эту легендарную властительницу, так близко. Но мало ли, о чем она никогда не думала. Все это происходило взаправду, только казалось сном, но лучи солнца, играющие в камнях украшений, зелень травы, колеблющиеся на ветру плюмажи дворян, запахи самых разнообразных духов и помад, к которым она была очень чувствительна, все это складывалось в картину неотвратимого настоящего.
И только на обратном пути она ответила на вопрос королевы, заставший ее, признаться, врасплох.
Ги, кажется, заинтересовал Анну Австрийскую. Знать бы еще, почему...

- Не помню, чтобы он говорил об этом, Ваше Величество, - слегка слукавила Эжени, но только потому, что не знала наверняка. Лаварден сказал "может быть". И она подозревала, что только потому, что она в это время сидела у него на коленях в кресле у окна и перемежала поцелуями шутливые уговоры. И они чуть не остались дома, но как было пропустить турнир!..

- Но надеюсь, мы его увидим.

Дальнейший путь они проделали в тишине, и у южанки было время справиться с тем сонмом мыслей, который царил в ее голове.
Она получила приглашение в Лувр от самой королевы, это было невероятно важно и так же... опасно, наверное. Но нет, нет. Клейрак, должно быть, уже выбросил ее из головы. От него много дней не было никаких вестей, и найти ее не составляло никакого труда, но никто не являлся с кинжалом наперевес, так что... Нет, даже увидев ее в свите королевы, он вряд ли подумает, что его беспокойная невестка будет искать мести.
Хочет и будет.
Главное, чтобы он не понимал этого и дальше. А Эжени, в отличие от него, приближенного кардинала, никогда не была сильна в интригах. Нужно было учиться на ходу, и очень много думать.
В ложе ее окликнула хрупкая блондинка в великолепном платье, до сих пор сидевшая рядом с герцогиней де Шеврез, и Эжени тут же ответила улыбкой.
Может, если эти дамы поймут, что она не собирается слишком сильно потеснить их в сердце Ее Величества, они станут относиться к ней с большей приязнью?
Если это вообще возможно при дворе... Нет-нет, ее считали провинциалкой, она такой и была, и пока все это - только праздный интерес, и слава Пресвятой Деве.

- О, мадам! Госпожа герцогиня! - южанка сделала короткий реверанс, приветствуя обеих. - Я весьма рада знакомству. Это великолепный праздник, не так ли? Собралось такое чудесное общество. Что же это за идея? Я уже сгораю от любопытства.

"...И  если вы не окажете мне любезность поделиться, ветер развеет мой пепел по всей ложе, и засыплет им эту чудесную вышивку на ваших платьях", могла бы добавить Эжени, но ограничилась улыбкой и безуспешной попыткой скрыть чертиков в глазах. Дьявол, у кого же заказать такие узоры? Так красиво и сложно, это должна быть придворная белошвейка, не меньше!

- О, всего лишь еще один поэтический турнир, - с видом завзятой скромницы призналась мадам де Шеврез. – Но турнир наоборот. Приз получит тот, кто сумеет поразить нас самыми ужасными стихами. Участникам придется постараться!
Внезапный каприз, рожденный под влиянием настроения, все больше нравился герцогине де Шеврез. Ее особняк охотно примет всех желающих и это будет весело. Веселье это то, чего так не хватает Парижу и двору, и Ее светлость, как всегда, готова была прийти на помощь страждущим.

- И нам, разумеется, понадобятся самые строгие судьи… о, быть может, мадам де Вейро согласится быть одним из арбитров? И, быть может, Ваше величество сочтет возможным оказать нам честь своим присутствием? А мадам де Мондиссье поможет мне устроить все наилучшим образом, не правда ли, мадам, я могу на вас положиться?
"Если над моей головой не воссиял сейчас нимб", – подумала  мадам де Шеврез, – "то право же, это досадная несправедливость".
Что ни говори, а она только что продемонстрировала любовь к ближним, любовь к Ее Величеству, и любовь к поэзии в совокупности, и даже самые злые языки не смогут обвинить ее в корыстных  намерениях. Ну, разве что очень постараются.

Мари небрежно качнула подвески, перехватила, не глядя, первую попавшуюся - опять корона. Право же, любопытно что ей хочет сказать мадам Судьба, или о чем предупредить.

Отредактировано Мари де Шеврез (2019-12-02 10:25:14)

Эжени слушала дам, улыбаясь обеим, и думала, какой интересный ход делает ее светлость герцогиня. Светский прием, да еще и в таком обществе, это всегда полезно;  но южанка сильно бы удивилась, не найдись в этой бочке меда маленькая ложечка дегтя.
Мадам де Шеврез была прекрасна и умна, слушать ее и смотреть на нее было приятно, как приятно бывает смотреть на опасного хищника, под чьей бархатной шкурой скрываются стальные мускулы, и где-то там, во всем этом великолепии, когти и клыки.
Разница между ними была огромна, и Эжени с небывалой остротой вспомнила последний разговор с Ронэ, после которого за бретером закрылась дверь, и снова подумала, что поступила правильно, но кому от этого было легче?
А между тем, герцогиня великодушно бросала ее на корм львам. Быть судьей в таком поединке значит зарабатывать себе врагов. Друзей тоже: "Ах, ну что вы, ваши стихи дурны недостаточно!"
Эжени представила, вышло крайне сомнительно. Пожалуй, это было не то, что она могла себе позволить в первые же дни при дворе.

- Восхитительная идея,- решила она вслух все с той же милой улыбкой. - И огромная честь для меня. Но я совершенно ничего не понимаю в дурных стихах!

Кажется, она и вправду сокрушалась.

- Но мы можем пригласить любого из проигравших сегодня! Или даже этого милого шевалье, как же его имя... Вилье? Он победил, но... тема такая щекотливая, а он так чудесно примирил все стороны!

- Ничего не понимаете в дурных стихах? Как очаровательно!
Мари улыбнулась мадам де Вейро уголками губ – образчик придворной улыбки, ни убавить, ни прибавить. Никто, даже самый строгий судья не смог бы сказать, что в улыбке герцогини было что-то пренебрежительное, или напротив, излишне дружелюбное, и то и другое было бы одинаково неуместно.
- Знаете, мадам де Вейро, если бы мой ювелир признался мне, что ничего не понимает в дурных камнях, ибо имеет дело только с хорошими, или мой портной заявил, что ничего не понимает в дурно пошитых платьях, ибо из-под его руки выходят только шедевры, я бы заподозрила их либо в лукавстве, либо… Либо в недостаточном мастерстве. И совершенно точно сменила бы и ювелира и портного, ибо путь от простого к сложному, от дурного к прекрасному всегда один и тот же, и у ювелиров, и у портных… и у поэтов.

Милейшее и такое провинциальное «мы можем пригласить» вызвало у герцогини де Шеврез искреннее умиление. Так легко нарушать светские условности может только та, что с ними не знакома… Королева, должно быть, очарована. Мы так часто любим в других то, что не можем  позволить себе…
Что касается приглашений, что ж, Ее светлость собиралась очень расчётливо рассылать приглашения – ну а как же иначе – преследуя свои личные интересы. И тут даже интересы Ее величества должны будут уступить интересам Ее светлости.
«Мы можем пригласить»… ну право же, так мило!

- Обещаю, Ваше величество, я очень тщательно подойду к подбору судей, участников, а так же гостей… И, с вашего позволения, чуть позже назову вам точную дату турнира. Благодарю вас за вашу доброту, которая может сравниться только с вашей несравненной красотой. И, конечно, мадам де Мондиссье права – стихи можно будет читать только свои! Месье д'Удильи, запишите экспромт, возможно, он принесет вам приз в виде браслета.
- О, тогда преподнесу его мадемуазель де Сент-Уэр!
- За то, что я вас вдохновила на дурные стихи?
Месье д'Удильи, смеясь, поклонился.
Те, кто стоял близко к королеве, передали содержание разговора тем, кто стоял достаточно далеко, чтобы томиться неизвестностью. Вскоре послышались сдержанные смешки – можно было не сомневаться, задумка мадам де Шеврез пришлась двору ко двору.

Отредактировано Мари де Шеврез (2019-12-04 16:47:22)

Эжени, услышав похвалу из уст самой королевы, склонила голову и опустилась в глубоком реверансе, потому что никак иначе на это ответить было нельзя:

- Вы очень добры ко мне, Ваше Величество.

Она и вправду так думала. Спокойное величие и сдержанность Анны Австрийской при встрече с Марией Медичи напомнили южанке истории про королев древности, того самого "века рыцарей", который, как сетовали многие, уже прошел. Анна, воспитанная при испанском дворе, в его чопорности и холодности, умела дарить своим расположением так, что за ним чувствовалось настоящее тепло, и счастливы были те, кто мог с ней разговаривать каждый день!
Эжени была совершенно очарована, и думала еще о том, что пожелание королевы надо выполнить, даже если не очень будет получаться.
Это очарование разбил голос госпожи герцогини, и ее мадам де Вейро выслушала очень внимательно, так же вежливо улыбаясь.
Учиться нужно было на ходу, и она училась, благо, в уроках не было недостатка. И надо сказать, что следить за лицом пришлось отдельно, чтобы на нем, не дай бог, не проступило ни глубокого удивления, ни осторожного ликования, ни той иронии, которая вдруг родилась в душе и совершенно не хотела уходить.
Эжени была поражена.
Госпожа герцогиня, сама мадам де Шеврез, приняла ее появление настолько близко к сердцу, что позволила себе откровенную грубость! Святая Дева, что же у них тут происходит... Неужели положение герцогини настолько шатко, что в появлении провинциалки, впервые прибывшей ко двору, она видит... угрозу?..
В мыслях у нее звучали строки все того же Великого Феникса, и может быть, даже его голосом (как она его себе представляла, потому что никогда, конечно, не слышала): "Благородной даме забыть себя настолько... Нееет, здесь совсем другое что-то..."
Может быть, Ги рассказал бы об этом что-нибудь интересное?
Двор тем временем очень выразительно переглядывался.

- О, мадам, - южанка едва заметно обозначила кивок, отвечая скорее своим мыслям, чем сказанному герцогиней. - Вы безусловно правы. К счастью, я не пишу стихи на заказ...

Улыбка Эжени сделалась чуть заметней.

- Они не продаются, их нельзя купить. Только получить в подарок. Поэтому мне нет нужды разбираться в дурных стихах... как, впрочем, и в дурных ювелирах, и дурных портных.

Она знала, с какой стороны ее корабль подставил борт под выстрел (сравнения, Святая Дева, не иначе Лаварден слишком много рассказывал ей о море и путешествиях!), и испытывала легкое любопытство - воспользуется герцогиня возможностью или нет?
В догадках нужно было, пожалуй, утвердиться... Хотя зачем ей это нужно было, ей, не ищущей при дворе ни славы, ни места?
Может, пусть. Пусть лучше думают, как о тщеславной выскочке, это... это понятно и безопасно, в конце концов. Точно не опаснее, чем то, чего она искала.
Это было самое время, чтобы испросить у Ее Величества разрешения удалиться и выяснить, куда запропал Ги, и Эжени решила так и поступить - при первой возможности. Гостеприимства парижских дам с нее на сегодня было довольно, а продолжить можно было и потом.
Дамы точно не забудут...

Дамы в ложе зашептались, тоже восхищаясь стихами этого месье Корнеля, хотя если бы ее величество сказала, что они плохие, они бы точно так же их ругали - вот, одна фрейлина набралась храбрости и сказала, что форма странная, так что если она так сказала, то еще многие другие так, наверно, думали.

У Луизы ее мнения никто не спрашивал, но ведь она же сама сказала, что ничего в стихах не понимает, что она могла после этого сказать? Это было ужасно мило со стороны ее величества, что она запомнила и приняла всерьез - Луизу ужасно много кто всерьез не принимал, и это часто было удобно, хотя иногда обидно, но ее величество, она была совершенно не такая как все, она правда слушала и все запоминала, и это было порой опасно - как в феврале, когда ее письмо шевалье де Корнильону пропало - но так ужасно мило! Луиза потрогала заколку-бабочку, которую ей ее величество первой подарила, и подумала, что королева на мадам де Шеврез, похоже, не рассердилась, а значит, ее светлость свою подругу очень хорошо знала.

Тут она посмотрела на мадемуазель де Сент-Уэр, которой все еще что-то шептал месье д'Удильи, встретилась с ней глазами и поманила ее к себе - потому что он ее смущал, это видно было, а какой из него жених - и думать было не надо.

Подпись автора

Мужик тугим узлом совьется,
но, если пламя в нем клокочет –
всегда от женщины добьется
того, что женщина захочет.

Луиза ужасно растерялась от этого вопроса и поглядела на всякий случай на ее величество, но ее величество смотрела в другую сторону - может, тоже думала, умер он или нет? Вот как она так целую строчку запомнила? Луиза бы не смогла - но может, это потому что она сама сочиняла? Луиза бы так балет запомнила - кстати, надо будет поставить еще один балет, обязательно же будет еще повод что-нибудь отпраздновать в Лангедоке, и пригласить эту мадам де Вейро, если она еще не надоест ее величеству - вряд ли она умеет танцевать, вряд ли у них в провинции ставят балеты.

- Если бы он умер, он не смог бы говорить про себя "я", - резонно возразила она и обернулась, когда услышала за спиной смешок. Две фрейлины тут же сделали постные лица, и Луиза посмотрела на них растерянным и по-детски огорченным взглядом - ну что это такое, грешно смеяться над убогими! - Мне кажется, у него все хорошо закончилось и он даже стихи сочинил. А если бы он хотел, чтобы кто-то умер, то надо писать не про себя, а про него, но люди никогда не пишут стихи про кого-то другого, правда? Это всегда либо я, либо ты… то есть вы. То есть не вы, то есть… я не вас имела в виду, вы же понимаете! А поэтам кто-нибудь пишет стихи?

Она на минуту представила себе, как унылый господин Корнель читает мадам де Вейро стихи про какую-нибудь "ее", а то и "его", и чуть не захихикала.

Подпись автора

Мужик тугим узлом совьется,
но, если пламя в нем клокочет –
всегда от женщины добьется
того, что женщина захочет.