Когда мадам де Вейро оказалась возле королевы и опустилась в глубоком, как полагается, реверансе, почтительно склонив голову, ее сердце билось так быстро и часто, что должно было уже выскочить из груди. Подумать только, Ее Величество желала видеть ее! Не об этом ли она мечтала? Это была смелая мечта, но сейчас она становилась явью.
Королева вблизи была еще красивее, чем представлялось издалека. Золотые искры в ее волосах, зажженные летним солнцем, делали ее кожу, казалось, еще белее и нежнее, а какие у нее были глаза!
Откуда у такой прекрасной женщины, еще и королевы, глаза, в которых за расположением пряталось... понимание? И грусть?..
Эжени подумала, что могло же ей показаться. Но женщины... Они часто мудрее мужчин, хотя вторые никогда с этим не согласятся.

- Благодарю, Ваше Величество, - южанка, повинуясь жесту королевы Анны, опустилась на бархатную подушечку, согретую до этого одной из фрейлин. Занимая чужое место, она чувствовала себя неловко, но сердце все равно замирало от восторга, и, хотя некоторые фрейлины смотрели на нее недоброжелательно, если не сказать мрачно, какое это имело значение?
Эжени приходилось слышать в свете, что Ее Величество и кардинал, мягко говоря, не ладят. И может, королева однажды захочет услышать еще одну историю...
Это уже было смертельно опасно, и южанка тихо вздохнула.

- Меня зовут мадам де Вейро, - сказала она. - Урожденная д'Авейрон. Я вдова, и я недавно приехала с Юга, Ваше Величество. Это... Это огромная честь для меня. Простите, - она смутилась и, мило покраснев, опустила глаза. - Я так волнуюсь.

Ей хотелось сказать, как ей нравится ее королева, и что она понимает, какое мужество нужно, чтобы противостоять козням кардинала, и как она влюблена в солнечную Испанию, родину Ее Величества, но говорят ли так при дворе? Нет, так нельзя...
Укол совести оказался неожиданным. Давно ли она сама была кардиналисткой?
Эжени смущалась, так что приязнь и восхищение отразились только в ее открытом взгляде, хотя она изо всех сил пыталась вести себя скромно и сдержанно, как подобает. И ее страшно мучало любопытство. Герцогиня де Шеврез была подругой королевы и стояла так высоко, неужели Ронэ считал... Думал...
Нет, об этом тоже лучше было не думать. Нельзя было об этом думать.

Отредактировано Эжени де Вейро (2019-11-17 02:03:53)

- Вы прекрасны, Ваше Величество, - честно сказала южанка, вновь на миг опустив глаза. Она все еще пыталась поверить, что и вправду сидит в ложе с королевой, и ей казалось, что это сон, чудная сказка.

- Вы так добры... - она глянула на Анну Австрийскую и улыбнулась, будто солнце выглянуло, отогнав тень смущения. -  Я... Я говорила о любви. Только... - она чуть замялась и тихонько добавила: -  О настоящей любви. О настоящих рыцарях, о поклонении Прекрасной Даме, которое не только на словах, а... как в древности. Как писали Ронсар и дон Лопе... Сеньор де Вега. Он настоящий поэт!

Принесли лимонад и Эжени воспользовалась возможностью занять руки кубком и скрыть остатки смущения.

- За мою победу? О, Ваше Величество! - она даже рассмеялась, с восторгом глядя на королеву. - Вам понравились мои стихи. Мне не нужно другой победы, ради этих слов стоило проделать путь из Прованса!

Она и вправду чувствовала себя так, словно турнир уже был выигран, но сердце все равно было не на месте.
Она украдкой глянула на край поля, где только что стоял Лаварден и его, по всей видимости, друзья, но ее рыцаря там уже не было. Миленькая мещанка осталась, и седой шевалье в кресле, почему-то размахивающий руками, но не Лаварден.
Почему-то сделалось тревожно.
Надо будет обязательно найти его и рассказать, как мила и добра Ее Величество. Может, у него не было случая это узнать... Что вообще может об этом знать бывший гвардеец кардинала? Хотя вот кардиналу, говорят, Ее Величество когда-то нравилась...
Какие глупости лезут в голову, когда тревожишься!
Может, Лаварден просто выбрал, наконец, в какой части турнира участвовать, и пошел готовиться. Эжени понадеялась, что это действительно так, мысленно пожелала своему рыцарю удачи, и еще раз подумала, что непременно его найдет.

Любовь - это больно, подумала Эжени, но не сказала вслух. Об этом писал Великий Феникс, и королева наверняка знала это даже на собственном опыте.
Но любовь - это еще и тихий вечер вдвоем, и переплетенные пальцы, и ночь на кухне, полная забавных и таинственных историй, и нежный шепот в постели, и мимолетная, понятная только двоим улыбка где-нибудь в салоне... И взгляд с края турнирного поля, придающий сил.
Она уже не сердилась на Лавардена, не всерьез, и уже скучала.

- Вы так хорошо поняли меня, Ваше Величество, - тихо сказала она, улыбаясь немного смущенной улыбкой. - Мое сердце... не свободно. И я сочиню для вас столько стихов, сколько вы пожелаете, клянусь. О любви или о благородных героях древности, смешных или грустных... Если это хоть немного позабавит вас, Ваше Величество, я напишу!

Она не могла ответить, почему мало появлялась в свете. Только не в присутствии стольких дам. Но в глазах южанки появились озорство и колебания одновременно. И она сказала совсем уж тихо, ровно настолько, чтобы Ее Величеству не пришлось слишком уж прислушиваться, а фрейлины услышали бы не все.

- У меня есть новая книга Кеведо, я могла бы... могла бы подарить ее вам, если только вы окажете мне честь принять этот скромный подарок. Ваше Величество, вы достойны много лучшего, но она... Она прекрасна, и она на испанском, и ужасно смешная. Простите мою дерзость, Ваше Величество. Вам наверняка привозят самые лучшие и самые новые книги, но эта... она такая... о похождениях настоящего плута, и... очень смешно, правда. Когда мое сердце было совершенно разбито, она спасла меня.

Она и черноглазый северянин, при мысли о котором на губах молодой женщины появилась нежная улыбка.
Нужно было говорить осторожнее. Может, фрейлины и королевские дамы будут так недовольны ее появлением, что ее потом и вовсе не впустят в Лувр. И можно ли так говорить с королевой? Еще и книга. Плутовской роман! Предложить плутовской роман Ее Величеству!

Королева приглашала ее в Лувр уже во второй раз, ведь ее мягко высказанное пожелание тоже можно было считать приглашением, и Эжени прижала свободную руку к груди, не в силах выразить волнение иначе.
В украшениях королевы отражался солнечный свет, но по-настоящему красило ее не сверкание холодных камней, а живые внимательные глаза и мягкий выразительный голос. Когда королева начинала говорить или улыбаться, ее портретная, и без того чарующая красота обретала жизнь и краски.

- Вы бесконечно добры ко мне, Ваше Величество, - тихо сказала южанка. Это и вправду было так, и сердце замирало при мысли, что королева не разгневалась на ее предложение.

- Я обязательно исполню ваше пожелание, я приду.

Произнося эти слова, она все еще чувствовала себя не совсем уверенно, и улыбнулась, только когда они отзвучали, подарив ей осознание, что все это взаправду. Все-все, и приглашение королевы тоже!
Отзвучали стихи, и Эжени, отставив опустевший бокал, аплодировала обеим участницам, повторяя про себя удачные и провальные строки. Фраза "втиснет страсть" заставила ее едва заметно поморщиться, вторая "страсть", которая по мнению г-жи де Сен-Дрезери была "в чем-то хороша" - улыбнуться, но стихи мадам де Кавуа занимали ее больше, и не потому, что мадам искренне хвалила ее в первом туре. Аллегория с кубком и вином была хороша, и жена гвардейцев кардинала говорила о любви (и тоже, вот удивительно, о живой настоящей любви), а ее соперница...
"Пришла на дуэль с мортирой", всплыл в памяти насмешливый голос д'Эстри.
Нет, рифмы у нее были лучше. И только. Она... она предлагала драку там, где фехтуют.

- По совести, я не могла бы их судить, Ваше Величество, - честно сказала Эжени. - Ведь они такие же участники турнира, как и я. Меня могут упрекнуть в несправедливости. Но я подумала вдруг, что у нас есть лучший судья, пусть и незримый. И если сам Великий Феникс, услышав это, улыбнулся бы одной из них, это была бы мадам де Кавуа. Пусть рифма не всегда точна, но то, что у нее на сердце - прекрасно. Госпожа де Сен-Дрезери хорошо подбирает рифмы, но ее поэзия служит другому... Вы знаете дона Лопе, Ваше Величество. Он говорит, что красота хоть и надменна, но жестокость...

Она вздохнула, не желая так отзываться о возможной противнице, но это, в конце концов, была прямая цитата. И Эжени закончила таким тоном, будто извинялась за сказанное:

- ...жестокость некрасива.

- У госпожи маркизы тонкий вкус, - заметила Эжени, с замиранием сердца ожидая вердикта. Ей хотелось, чтобы победила госпожа де Кавуа, но салонные нравы не оставляли ей шанса. - Она весьма строга и к форме, и к содержанию. Как же я надеюсь, Ваше Величество, что у наших поэтесс найдутся защитники!

Она чуть помолчала, не зная, не слишком ли живо ведет себя для первой встречи с королевой, и не нужно ли быть более сдержанной и церемонной. И подумала, конечно, что вот с королевой-матерью она бы точно была очень-очень суха и почтительна. Да что там, душа бы ушла в пятки. А Ее Величество...
Сейчас Эжени понимала, почему королеву в Париже или любили, или ненавидели, но равнодушных не было.

- Ваше Величество, я в Париже недавно, и мало что знаю. Если я могу спросить... - наконец решилась она. - А что, господин де Кавуа тоже читает стихи? А может, господин де Тревиль тоже? И герцог д'Юзес?

Благодаря Арману она знала по именам командиров охраны первых лиц государства, но вот говорить о том, что ее брат в гвардии кардинала, не хотелось.

Луиза посмотрела, конечно, на молодых людей в толпе, но их, во-первых, было слишком много, а во-вторых, она понятия не имела, с кем королева эту мадам де Вейро раньше видела. Но очень любопытно было, потому что если ее величеству кто-то понравился, то это обязательно надо было разузнать! Или это она потому что мадам маркиза не знает, кто стал мадам де Кавуа защищать?

- А я его уже знаю, - сказала Луиза мадам де Шеврез, самую чуточку громче чем раньше. - Это барон де Вилье, он мушкетер. По-моему, он недавно в полку, а до этого… Может, это какая-то ужасная тайна?

Это она не просто так сказала, а чтобы напомнить герцогине про их договор. Это было бы так удачно, если бы ее величество про него спрашивала - он и красивый был, и мушкетер, а значит - отважный, и стихи писал, и барон, и уже так ей помог - и она про него спрашивала, и никто не знал. Если бы Луиза еще месье де Трана любила, она бы на этого молодого человека иначе смотрела, но месье де Трану больше нравились брюнетки - так и она будет смотреть по сторонам! То есть не на брюнеток, конечно - даже если они сидят прямо тут же, в королевской ложе и ее величество их стихами восхищается! Подумаешь, стихи - их у любого школяра заказать можно и будет не хуже, а вот балет поставить!.. Когда мадам де Вейро в ложе только появилась, Луиза ей, конечно, улыбнулась, потом вместе с другими слушала - про любовь, вот точно ее величеству кавалер был нужен! - а потом не выдержала и совсем тихонько шепнула герцогине:

- Как же плохо, наверно, сейчас в Париже со стихами, если их надо завозить из такой глуши!

Наверно, не стоило ей вообще с ее светлостью беседовать, потому что в сто раз лучше было, чтобы все дамы по-прежнему думали, что они друг друга терпеть не могут, и если бы они не сидели совсем рядом, она бы и не стала, но их посадили рядом - наверно, какая-то кошка решила, что они как две блондинки будут плохо вместе смотреться, и Луиза уже пол-турнира гадала, как она, в своем голубом и синем с кружевами и мехом, выглядит рядом с ее светлостью. Герцогиня носила янтарные и аметистовые шелка с роскошной вышивкой, и сразу было видно, кто из них герцогиня, а кто - простая мадам де Мондиссье, и Луиза уже посмотрела на месье де Мондиссье со значением, чтобы показать, что она его и так любит.

Подпись автора

Мужик тугим узлом совьется,
но, если пламя в нем клокочет –
всегда от женщины добьется
того, что женщина захочет.

Как и следовало, мадам де Шеврез сидела в королевской ложе с приятным лицом, расчетливо расточая улыбки разной степени нежности. Все происходящее было, конечно, очень любопытно, но самое любопытное происходило в королевской ложе. Как всегда – улыбнулась Мари, наклонив голову к Луизе де Мондиссье – как всегда.

- Барон де Вилье? – переспросила она в тон мадам де Мондиссье, позаботившись, чтобы и ее голос был слышен среди щебетания фрейлин. – О ком вы говорите, мадам?
И, когда Луиза ей указала на предмет их беседы, прижала руку к груди, издав глубокий, прочувствованный вздох.
Маневр удался, и юная фрейлина с сочувствием взглянула на герцогиню де Шейрез. Решив, видимо, что последняя дуэль взволновала Ее светлость до глубины души.
- Мадам герцогиня? Вам дурно? Хотите соли?
- Нет, нет, благодарю вас, мадемуазель… Боже, мадам де Мондиссье, да он же вылитый герцог Бекингем. Клянусь вам, поразительное сходство. Та же красота, та же стать. Невероятно, просто невероятно. Как будто герцог снова вернулся к нам… ах, я бы не удивилась. Это был благороднейший человек, хотя и англичанин, и если он любил кого-то, - тут Мари бросила выразительный взгляд в сторону королевы Анны, взгляд, который не остался незамеченным дамами в ложе. – То любит и за смертной чертой. И, пожалуй, даже смерть не удержала бы его вдали от предмета его обожания.
Завершила свой траурный панегирик мадам де Шеврез еще одним вздохом.
«Надеюсь, герцог благодарен мне за то, что я и после его смерти блюду его интересы. А меня еще обвиняют в непостоянстве!»

- Хорошие стихи товар штучный, - так же тихо ответила она Луизе де Мондиссье, прекрасно понимая, куда та метит. – Но как добра Ее величество, у нее для каждого найдется доброе слово и ласковый взгляд. Мадам де Вейро счастливица, похоже, она понравилась королеве Анне, а значит, дорогая моя, и нам она должна прийтись по сердцу.
Мадам де Шеврез лукаво улыбнулась Луизе. По правде сказать, злословить ей нравилось больше, чем слушать рассуждения о поэзии.
- Я уже нахожу ее очаровательной. Уверена, не только я. Думаю, с каждой минутой, проведенной подле королевы, ее очарование будет только возрастать, и в ней все меньше будет оставаться от провинциалки. Вот вам небольшое предсказание, мадам, к концу турнира мадам де Вейро станет настоящей парижанкой, парижанкой до кончиков ногтей.

Отредактировано Мари де Шеврез (2019-11-24 16:27:08)

- Или быть может, почти испанкой, - прошептала в ответ Луиза, которая отлично услышала, что знойная поэтесса приехала с Юга. - Как ее величество - ой, и они беседуют про родные края ее величества, как это трогательно!

А еще это было ловко, но такого Луиза говорить не стала, и про то, что поэтесса хвалила ту соперницу, у которой рифмы были не такие аккуратные, тоже, хоть и это тоже было с ее стороны очень умно, даже если мадам де Кавуа была гораздо красивее, потому что вдруг королева и вторую победительницу сюда пригласит? Вот, и она послала пажа к мадам маркизе, чтобы сказать, кого выбрать, наверно, надо повнимательнее присмотреться к этой мадам де Вейро, если, то есть когда она снова появится при дворе. А еще надо найти какого-нибудь кавалера, чтобы он рассказал про стихи, а то ее величество любит, и господин граф любит… кого бы она охотно расспросила, но с ним ей видеться было опасно, ужасно опасно!

Луиза посмотрела снова на барона и подумала, что если герцог Бэкингем был и вправду настолько красивым кавалером, то ее величество трудно винить, и если королева сама им не заинтересуется, то она  бы сама могла… ну, просто потому что ужасно обидно было оставаться соломенной вдовой, пока месье де Тран за всякими брюнетками бегает. А еще барон мог бы ей рассказать про стихи!

- А вдруг это он на самом деле и есть? - спросила она герцогиню, все еще думая про герцога Бэкингема. - Что если он восстал из могилы - знаете, как это бывает, благодаря силе своей любви? Я слышала про такое в Турине, только там жених к невесте пришел, а потом оказалось, что его убили.

- Тише! - прошептала возмущенная мадам д'Эссен. - Ужасы такие рассказывать!

- Его даже зовут похоже, - шепотом возразила Луиза, чувствуя, что фрейлины, по крайней мере, слушают очень внимательно. - Вдруг это он и есть? Может, его не убили - то есть хотели убить, и он лежал как мертвый, и все решили, что он умер, а потом…

Тут мадам д'Эссен вдруг ее пнула - по-настоящему пнула! - и Луиза ойкнула, но замолчала и только улыбнулась барону, потому что ей показалось, что он именно на нее смотрит.

Подпись автора

Мужик тугим узлом совьется,
но, если пламя в нем клокочет –
всегда от женщины добьется
того, что женщина захочет.

Луиза подумала, что у нее тоже были друзья в гвардии - именно что были, теперь нет, теперь у него брюнетка есть - и что ей это не мешает служить ее величеству и быть всем сердцем преданной ей, но говорить об гвардейцах ей не хотелось, и вместо этого она только прикрыла глаза, без слов обещая ее светлости устроить ей более близкое знакомство с бароном, и снова посмотрела на мадам де Вейро - с искренним любопытством и совсем неискренней приязнью.

- О, случайность, конечно! Если брат мадам не смог ее проводить на турнир, что может быть естественнее, чем попросить об этой услуге его приятеля?

Злословить нехорошо, Луиза обычно не злословила, и сейчас ответила шепотом, потому что совсем не хотела, чтобы ее величество это услышала. Беспокоиться нужно будет, если ее величество из-за этого не встревожится - а она может, она же так добра и так склонна доверять людям!

Тут барон начал читать, и Луиза вся обратилась в слух - может, в этот-то раз она угадает, достанется ли ему победа? - и зааплодировала вместе с остальными.

- Ах, так мило! - воскликнула она. - Но это мне что-то напоминает… Он, наверно, уже известный поэт? Что-то я недавно читала про огонь… ой!

Она зажала рот рукой и опустила глаза, потому что конечно, в стихах, которые ее величеству посылал ее неизвестный поклонник, тоже было много про огонь. Про лед тоже, лед равнодушия, кажется, и про воздух, который напоминает ему о ней - в общем, там было про все стихии, и это было очень удачно.

Подпись автора

Мужик тугим узлом совьется,
но, если пламя в нем клокочет –
всегда от женщины добьется
того, что женщина захочет.