Кристина, в этот перегон сидевшая спиной к кучеру, тронула сестру за рукав и, когда та уступила ей место у окошка, тоже выглянула и улыбнулась, встречаясь глазами с Улафом. Кузен ехал верхом и был как всегда недосягаемо прекрасен. Если бы Улаф не был так беден, они мечтали бы выйти за него замуж, и это было бы грустно, потому что Улаф был только один, а их было двое, а поделиться, как они обычно делали, было никак невозможно.
Карету опять тряхнуло, и Кристина едва успела ухватиться за свисавшую сверху кожаную петлю.
— Мяу, — шепотом позвала она, — а если сейчас треснет ось?..
Это была давняя их игра — в приключения, и начиналась она всегда одинаково, с волшебных слов "А если…?"
— Ну тогда... тогда нам придется заночевать прямо здесь. На траве под деревьями. Если мы все еще едем через рощу. А если нет, то просто под открытым небом. Ну а ночью на нас нападут разбойники... или семья ежиков, как повезет.
— Нам повезет, и мы заметим, что у самого маленького ежика лапка перевязана носовым платком. Сперва мы подумаем, что это перелом, и захотим помочь, но потом окажется, что у ежика есть прекрасная дама и это ее фавор. Даму похитил злобный людоед… то есть ежеед…
— Ты неисправима, — расхохоталась Катарина. — Ты свела все к любви даже когда мы заговорили о ежиках! Как же может выглядеть ежеед? Наверное, у него чудовищные зубы, которые перемалывают иголки. И маленькие слепые глазки, потому что только слепец может есть таких милых созданий. Мы, конечно, попросим Улафа, чтобы он одолжил этому колючему рыцарю шпагу... Хотя зачем? Он и сам сделает ее из одной из своих иголок. Ежики не дерутся ими, они стреляют ими ежеедам прямо в глаза. И ослепляют, как Одиссей Полифема.
— Тогда это будет уже не шпага, а стрела или дротик, — проснувшаяся фру Анна исподтишка уселась попрямее с таким видом, будто она слушала их всю дорогу. — Между прочим, в Древнем Риме ежей разводили для еды: запекали в глине и ели.
— Мама! — хором взмолились девушки.
— Ну, конечно, ежееды с чудовищными зубами и маленькими слепыми глазками, которых никто никогда не видел, гораздо интереснее обыкновенного римлянина.
— Римлян мы тоже никогда не видели, — буркнула Кристина.

Кристина зажмурилась, отмахиваясь от яркой вспышки рукой, и неожиданно для самой себя чихнула, как котенок, которому пощекотали пером нос.
— Я хочу пройтись! — заявила она и, не дожидаясь возражений, толкнула дверцу кареты.
С каретой путешественницам не повезло. Уже глядя с кормы красавицы "Стеллы" на отдаляющийся Стокгольм и махавшего им платком супруга, фру Боот впервые вздохнула об оставшейся на пристани карете — такой вместительной и удобной, с обитыми тисненой кожей сидениями, меховыми полостями и вделанным прямо в пол столиком, под который как раз помещалась жаровня.
Но не брать же с собой две кареты? А им понадобятся две, потому что тесниться в одной карете с Марией и горничной было бы жестоко, а ведь был же еще багаж со всеми подарками! И не в дикую же Московию они едут, найдутся там экипажи внаем! Вот и находились, конечно, и вполне приличные кареты, что в Энкхаузене, что в Лондоне, и только у этой, последней, после второго перегона отвалилась подножка.
Задерживаться на два дня в Амьене, чтобы починить поломку, отказались и мать, и дочери, а последние, обнаружив, что теперь из кареты можно было вылезти на ходу, и вовсе решили, что так удобнее. Ну и что с того, что обычная европейская барышня с ними бы не согласилась — обычные европейские барышни и не стали бы подбирать юбки и идти пешком, да еще и обгонять при этом весь поезд. А для шведской барышни такие прогулки только в удовольствие!
После темной и душной кареты, пропитанной запахами кожи и лошадиного пота, от забрызганной кружевными пятнами света лесной дороги кружилась голова, и девушка, спрыгнув на обочину, даже зажмурилась на мгновение, полной грудью вдыхая ароматы смолы и ветра.

Отредактировано Кристина (2020-08-01 14:39:46)

— Догоню-ю-ю!
Кристина также подхватила юбки и, хохоча, бросилась за сестрой. Это было так замечательно, совсем как дома, не хватало только Марии, с которой они втроем бегали наперегонки, но Мария ехала во второй карете, до которой Кристина так и не успела отстать, и вела себя прилично.
— Фрё-кен! — крикнула мама, когда она пробегала мимо, то ли только ей, то ли им обеим.
Дверца кареты, так и оставшаяся открытой, распахнулась навстречу девушке, и Кристина, шарахнувшись в сторону, влетела в куст малины.
— Ой!
Малина, никогда прежде не встречавшаяся со шведскими барышнями, пришла в восторг от нового знакомства и цепко ухватила Кристину за платье и за волосы, словно хотела сказать: "А ну-ка, постой, дай мне на тебя взглянуть!" — особенно ей пришлись по нраву брабантские кружева на корсаже. Кристине, правда, они тоже очень нравились, и целую минуту они с малиной спорили, кому они в итоге достанутся. Если бы не французский капитан, месье де Состер, Кристина могла бы остаться ни с чем, но капитан неожиданно спешился, бросил поводья своего коня кому-то из своих людей и принялся отцеплять от девушки колючие ветки.

Кристина закусила губу и тут же опустила глаза, чтобы Улаф не увидел в них, как она разозлилась. Девушкам не положено злиться — не так, чтобы в ушах шумело и хотелось сложить пальцы в кулак, отвести его назад и ударить изо всех сил, то ли Улафа, то ли по ближайшему дереву! Порядочная девушка всегда держит себя в руках и ни в коем случае не злит Улафа, который мог выполнить свою угрозу!
— Фрёкен, извольте сесть в карету! Обе!
Голос мамы, как всегда спокойный и уверенный, подействовал на Кристину как ведро холодной воды, даже щеки, кажется, уже не горели так. Она подхватила край юбки, взялась за протянутую ей руку и вскарабкалась в карету так быстро и так ловко, что и капитан, и Улаф, и сопровождавшие их всадники могли заметить разве что белую вспышку от показавшегося на миг чулка.
— Я не изображала никакого медвежонка! Ни в каком малиннике! — прошипела она, когда дверца закрылась за Катариной. — Я просто зацепилась!..
Она протянула руку и схватила Катарину за руку, сжимая изо всех сил и зная, что сестра поймет, даже если не скажет ни слова.

Вообще-то он был, наверное, слишком суров с Кикки, да и сердился не столько на нее, сколько на Состера с его неуместной галантностью, увидев в ней какую-то фамильярность. Да и на Кикки тоже: улыбалась так, словно только того и добивалась. И все равно Улафу было жаль, как будто взял и обидел ребенка. Он даже попытался с кузиной примирительно переглянуться, но Кикки только вздернула носик и отвернулась. А может, это и не она была, кто ее знает? Различать сестер он с грехом пополам научился, но чтобы точно понимать, кто перед ним, все-таки требовалось очень много условий. И езда верхом с подглядыванием в неплотно задернутую занавесь кареты были полной противоположностью этим условиям.
Поняв, что загладить вину не получается, Улаф о ней просто забыл.
А сентябрьский день, между тем, уже собирался заканчиваться. Солнце уже стояло низко, а в воздухе заметно посырело. Фру Боот не любила сырости и, вторя докторам, всегда говорила о вреде ночного воздуха и вызываемых им миазмов. Улафа эти тонкости не пугали. Не то чтобы маленькую часть его жизнь день начинался как раз к появлению "миазмов". Если бы они были так вредны, то должны были убить его, однако он был жив, здоров и не слишком-то на что-то жаловался. Девицы тоже вряд ли так уж боятся "миазмов", но волновать лишний раз фру Боот, которой путешествие и так давалось непросто, но которая переносила его стоически, Улаф не хотел.
- Мы успеем до сумерек добраться, куда собирались? В... Этуи?
В этом названии ему мерещилось почему-то что-то неприятно птичье, и Улаф неприязненно скривился.
- Должны успеть, - ответил капитан Состер
Он не знал орнитологических ассоциаций шведа и, расценив его гримасу по-своему, решил обнадежить:
- Обязательно.
Он бы еще добавил многозначительное "Если нас опять что-нибудь не остановит", но сдержался.

Состер оказался прав, они на самом деле успели. Солнце как раз уже подбиралось к горизонту, когда дорога вдруг сделала резкий поворот, за которым пейзаж совершенно переменился: деревья норовили закончиться, а вот дома как раз наоборот показались.
- Нам туда, - махнул рукой Состер.
Здание почтовой станции возвышалось над местными строениями, как старый гриб среди молодых. Вроде, такое же двухэтажное и не слишком отличающееся по виду, вот только несуразно большое и бесформенное. Вероятно, его многажды перестраивали и даже пытались надстроить, но безуспешно.
Как только остановились, хохот и шепот, постоянно доносящийся из кареты и прерываемый только низким певучим голосом фру Боот, смолк.
Один из людей капитана спешился и отправился на поиски хозяина.

Отредактировано Улаф Бильке (2020-08-02 22:48:41)

Улаф оторопел от явления хозяина. Такая нелепость, что он почти уже решил, что все какая-то шутка, вроде как грубоватый подарок от радушных хозяев гостям. С выражением лица, на котором читалось "Это все шутка?" он посмотрел на капитана Состера. Тот, как ни странно, тоже выглядел смущенно. Вроде как он обеспечивал охрану и не отвечал за проделки станционных служащих, но, видимо, предпочел бы более ожидаемое развитие событий.
Улаф пожал плечами, вроде как говоря: "Ну поговорите с ним, что он там предлагает".

Катарина, едва карета остановилась, выглянула из окна и поняла, что остановка не случайная и не недолгая.
- Кажется, приехали.
Ожидать, как полагается, пока кто-нибудь откроет дверцу и поможет ей сойти, Катарине не хотелось. Известно ведь, что так можно многое пропустить, да и надоело уже сидеть. Спрыгнув, она с изумлением уставилась на бегающего между лошадей громадного полуголого человека.
- Мамочка! - вскрикнула она, хотя совсем не собиралась обращаться к фру Боот.
У страшного на вид человека волосы, казалось, сползали с головы вниз. Во всяком случае у него была почти лысая макушка, но мохнатые плечи и шея.
- Кикки, это кто? - сдавленно прошептала Катарина сестре. - Мне кажется, это тролль.
Кристина, выпрыгнувшая из кареты вслед за сестрой, невольно ухватилась за ее локоть, и две девушки прильнули друг к другу, успокаивая и успокаиваясь одним этим прикосновением.
- Какая гадость, - таким же шепотом откликнулась она, прижимая горящую щеку к плечу Катарины. - Я не хочу…
Объяснять, чего именно она не хочет, она не стала, но безотчетно оглянулась на карету.
- Не распрягайте! - одного взгляда хватило фру Боот, чтобы оценить положение дел. - Мы поедем дальше!
Ни малейшего эффекта этот окрик не возымел: к величайшему ее раздражению, ни по-шведски, ни по-немецки, ни даже на плохой латыни никто во Франции ее пока не понимал.

Увидев обеих девиц, выпрыгнувших из кареты, Улаф только глаза возвел к небу. Он был недоволен, но вместе с тем не смог не оценить некоторого комизма ситуации. Местный кузнец и начальник станции был не тем мужчиной, которого можно себе представить по античным скульптурам. Как бы одна из его кузин не решила отказаться от замужества.
Капитан Состер все-таки решил вступить в переговоры.
- И что же это за счастливый случай среди всего несчастья? - поинтересовался он.

Отредактировано Улаф Бильке (2020-08-02 22:49:10)

У Улафа вид был высокомерный и полупрезрительный, что говорило, конечно, о том, что он не слишком-то уверен в том, как понимает происходящее. Вот сейчас был один из тех "прелестных" моментов, когда особенно видишь, что чужак. Улаф как-то понимал кузнеца, хотя в той тарабарщине, с которой полуголый черт обратился к мальчишке, не понял ровным счетом ничего, кроме выражения лица и тона. Пацану явно сказали что-то сделать быстро, но вот что? В общем, понимать-то понимал, но решительно не мог предположить, кто перед ним - смешной, но не вредный простак? хитрый разбойник, прикидывающийся таким? еще кто-то? Тот сыпал именами и подробностями, которые значили для Улафа не больше, чем поток воспоминаний восьмидесятилетней двоюродной тетки, любящей вспоминать о гостях в доме ее отца, большая часть которых отошла к праотцам еще до рождения матери Улафа.
Оставалось только рассчитывать, что капитан Состер во всем этом потоке плавает гораздо лучше.
Состер на самом деле уловил в происходящем несравнимо больше и отнесся ко всему гораздо благосклоннее. Он только поднимал брови, когда слышал очередное имя и задумчиво жевал губами, как будто размышлял, как их всех расставить между собой.
- Жоашен де Виньякур... лейтенант роты великого приора, - кажется, неожиданно для себя вспомнил Состер, не понимая еще, откуда он это знает. - Ах вот... Виньякуры... И что же... Жоашен де Виньякур в добром здравии? Сколько же ему лет?

Отредактировано Улаф Бильке (2020-07-25 12:21:56)

Кристина незаметно перевела дыхание — хотя бы лакей говорил просто, понятно и, главное, не несся, как санки со снежной горы, нисколько не задумываясь, что им с сестрой приходится переводить маме! Конечно, если бы они и вправду все переводили, они бы не справились, но фру Боот, как женщина в высшей степени разумная, в тонкости семейной жизни господ де Виньякуров вникать не хотела и уточняла только самое важное: кто сейчас владеет замком, есть ли у него дети и жива ли его супруга. Кристина, может, и набралась бы смелости сама заговорить с этим ужасным троллем, но к счастью, на половину маминых вопросов он и сам ответил.
— Они оба очень молоды, кажется, — Кристина покосилась на сестру. — Даже… несовершеннолетние?..
— Нет, это хозяин несовершеннолетний, а жена у него просто молоденькая… и еще кто-то старый…
Катарина слушала, старалась, но ведь слушать кого-то можно только если ты на него смотришь? Обычно это помогает, а тут сильно мешало, потому что как она не старалась, но меховые плечи кузнеца и ужасный вопрос, неужели такое у всех, из головы никак не хотел уходить. Задать такой нескромный вопрос можно было только сестре, но ведь она точно не знает на него ответа! А мама, если спросишь… Катарина была уверена, что наказание будет хуже, чем Улаф недавно прочил Кикки.
К счастью, появился лакей, одетый, как полагается, только говорил он ужасно смешно, будто вот-вот лопнет, да еще и пальцем ткнул в конюшню. Катарина не выдержала и ахнула:
— Как же так? Неужели господин де Виньякур — конь?
Получилось очень хорошо. Не зря же они с Катариной любили игру, кто лучше пошутит с таким серьезным лицом, что ему поверят.
— Нет, это Улаф, Кайса, — невозмутимо поправила Кристина по-шведски. — То есть Алоф.
— Что Улаф? — встревожилась фру Боот.
— Да Улаф вот думает, не стать ли здесь хозяином, мама, — ответила Катарина матери. — Улаф, Алоф… может, все и не заметят разницы.
— Особенно кобылы, — прошептала Кристина ей на ухо, чувствуя, как ее щеки снова заливает горячий румянец. Если бы не тролль, разве посмела бы она так шутить? Нет, Кайса поймет…
— Особенно если шоры у них надеты на ноздри, — так же шепотом дополнила Катарина.

Отредактировано Кристина (2020-08-01 14:39:18)

— Четверть лье! — воскликнула Кристина, бросая на Улафа негодующий взгляд. Всего четверть лье, каких-то пятьсот фамнов! И этот бесчувственный негодяй, это чудовище хочет, чтобы они проделали этот ничтожный путь в душной карете, которую еще и придется ждать! — Мы пойдем пешком, Улаф, что за чушь! Мама, — девушка перешла на шведский: — скажите ему, что мы можем пойти пешком! Пятьсот фамнов! О, я поняла! Улаф устал, бедный наш Улаф, он весь день трясся в седле! Пускай он и поедет в карете! Мы даже можем не спешить, пусть он нас догонит! Тогда на полпути мы сядем в карету как курицы в корзинку! И все будет очень прилично!
Катарина была совершенно согласна с сестрой. Что за глупость грузиться в карету, которая за целый день надоела уже так, что хоть сожги ее.
И разве есть что-нибудь лучше ночных прогулок? Особенно если точно знать, что тебя не польет дождем сверху, а под ногами не разверзнется вдруг болото.
— За нас не беспокойся, Улаф, мы дойдем. А ты можешь и в карете с мамой поехать, — сказала она кузену по-шведски, а потом прямо обратилась к лакею. — Ведите нас. Из-за короткой прогулки мы тут ждать лошадей не будем.
— Что я, старая развалина? — возмутилась вдруг фру Боот. — Хороша бы я была, если бы без лошадей и двух шагов сделать не могла!
Почтенной даме совсем не хотелось сидеть в карете и ждать, в то время как ее неуемные фрекен скрываются в темноте.
— Улаф, ну что ты стоишь столбом? Помоги мне вылезти из этого гроба на колесах. У меня еще с моря перед глазами все качается, а тут еще столько дней в карете. Хочется почувствовать под ногами твердую землю.

Отредактировано Кристина (2020-08-01 14:40:25)