Сразу после приезда в поместье кузена граф де Люз съездил вместе с управляющим к главному лесничему, чья маленькая усадьба крылась в дальнему углу парка, на границе леса, велел собрать всех его подчиненных и дал указание регулярно делать обходы и в случае появления человека с такими-то приметами (портрет Теодора был дан  весьма подробный) немедленно его задерживать. Поможет ли эта мера, если учесть ловкость де Ронэ и обширность земель поместья, Луи-Франсуа не знал, но больше ничего сделать нельзя было, и он заставил себя успокоиться на этом. Покой, тишина, радости любви - всё это исцелило его душевные раны, а найденная недавно  книга дала ответы на многие вопросы, которые он не мог задать ни родственникам, ни друзьям.  Отец кузена Анри, коннетабль, не умел ни читать, ни писать, но все наиболее значительные книжные новинки того времени  его библиотекарь приобретал, и вот теперь граф  изо дня в день понемногу читал Монтеня.  Всё, что сказано было там о счастье и несчастье, о нравственном долге и  самолюбии, нашло отклик в его душе и помогло  осознать смысл тяжёлых испытаний, преследовавших его в последние годы.  И как приятно было читать в прекрасно устроенном зале с большими окнами, поглядывая поверх книги на любимую жену, которая читала что-то другое, думала о чем-то своём, но была здесь, рядом!
       Попытка Эмили справиться с огромным фолиантом отвлекла  Луи-Франсуа от "Опытов", он поднялся с кресла, чтобы помочь,  и выпавший из книги листок опустился на пол прямо перед ним.  Граф поднял его, внимательно рассмотрел и отчего-то вдруг ощутил укол неясной тревоги.
       - Удивительная находка! Смотрите, душа моя, как пожелтела бумага, и какой удивительный почерк! Так писали во времена наших дедов... 
       Он подошел к столику, куда Эмили положила фолиант, раскрыл его. Это был старинный гербовник, генеалогия всех Монморанси и их вассалов,  печатный, но с гербами, раскрашенными вручную.
       - Это не то сочинение, которое читают часто и для удовольствия.  Вряд ли этот листок использовали в качестве закладки. Скорее его туда спрятали, чтобы сохранить. Давайте попробуем разобрать, что тут написано!

Бутвиль положил находку на стол, разгладил листок и прочел еще раз, и другой, и третий, всё больше хмурясь: содержание записки следовало признать или  явной бессмыслицей, или... шифром?
          - Если и про любовь, то косвенно... Смотрите, какое странное несовпадение: и почерк, и написание слов старинные, как если бы писал совсем пожилой человек,  а бумага еще прочная и не слишком пожелтела.  Значит, кто-то писал это сравнительно недавно. А имена взяты из старого романа, но здесь ведь не о книге идёт речь! Давайте я прочту, на слух иносказание будет заметнее.
        - Итак, - граф взял записку и подошел к окну, где было больше света, - тут ни приветствия, ни обращения, но верхний край аккуратно оборван, видимо, именно их и убрали. А дальше вот что: "Наш старичок Алькандр не может спокойно видеть, как другой лакомится сладостью, коей он сам не вкусил.  Помогите ему вместо старой Коризанды обрести новую, и он не преминет вознаградить вас.  Расскажите опытному пловцу, что на охраняемый василиском остров можно проникнуть, преодолев невидимый глазом поток, ведущий прямо к уютному гнездышку.  Если птичка, уже высидевшая двух птенцов, принесет еще и третьего, это никого не удивит". 
        Да, чтение вслух кое-что прояснило, и тревога Луи-Франсуа ещё усилилась. Но он скрыл возникшее подозрение  и спросил прежним спокойным тоном:
        - Вам понравилось?  Как вы думаете, что это может означать? 
        - Не понравилось, - ответила Эмили, хотя вряд ли смогла бы объяснить, почему ей не понравилось. - Это про какой-то обман?
       - Это хуже, чем обман. Это предательство, - хмуро объяснил Бутвиль. - Кто-то из служащих этого дома помогал склонить к измене жену владельца, видимо, желая чем-то помочь тому, для кого это написано.
       И этот кто-то, видимо, хотел добиться милостей от короля. Потому что "Коризандой" звали когда-то даму, которую долго обхаживал наш весёлый король Генрих. Это имя из какого-то старого романа, насколько я помню.
    - Жену владельца?.. А кто это?.. - Эмили невольно вспомнила сумасшедшую даму. - Кстати, та дама, помните? Ее теперь здесь нет?
    - Управляющий говорил мне, что её отвезли в какое-то другое поместье и там содержат под присмотром, - Луи-Франсуа передернул плечами, вспомнив мерзкую старуху. - Была ли она причастна к этой интриге, или не была - сейчас можно только гадать. Не хотелось бы мне тревожить тени прошлого, но, боюсь, придется. - Он вложил листок обратно в книгу, поставил гербовник на место и предложил: - Давайте пройдемся немного, хотя бы по двору. Рассказывать такие истории в четырех стенах мне как-то неудобно.
       Воспоминания о безумной даме не пугали мадам де Бутвиль - не в ее правилах было бояться того, что уже прошло. Пожалуй, ей скорее было жаль бедняжку, и гораздо больше интересовала новая тайна.
       - Давайте пройдёмся! - глаза Эмили загорелись в предвкушении...
       Бутвиль улыбнулся и, взяв со стола колокольчик, велел пришедшему слуге подать им плащи для прогулки.

- Это будет тайна, - Бутвиль улыбнулся, несмотря на серьезность предмета их разговора. - Хотя главное действующее лицо, старый коннетабль, давно уже умер, никому нашем роду не нужны смутные, будоражащие воображение слухи о прошлом. -
        Судя по загоревшимся глазам графини и порозовевшим щечкам, слово «тайна» заставило ее забыть о непогоде, да и вообще обо всем на свете.
        - О, я никому-никому не расскажу! - горячо пообещала Эмили.
Обещанию хорошо себя вести умудренный горьким опытом Бутвиль не поверил бы, но тайны его жена действительно умела хранить, и он без дальнейших предисловий повёл рассказ о делах, случившихся, когда его самого еще не было на свете.
      - Почтенный коннетабль был весьма любвеобилен, и где бы он ни бывал, повсюду находились для него женщины всех сословий, приятные для глаза и тела. С некоторыми из них он поддерживал отношения многие годы, и они исправно рожали ему бастардов, преимущественно мальчиков. Он их поддерживал, оплачивал их обучение, находил хорошие должности. В законном браке, увы, ему не везло: жена его рожала раз шесть, но из всех детей выжили только две дочери. Одну из них вы знаете - это Шарлотта, супруга герцога Ангулемского. По рассказам, её матушка была порядочной, доброй женщиной, и коннетабль, овдовев, довольно долго не женился. Однако не мог же он допустить, что столь древний и славный род на нем прервётся!

Отредактировано Бутвиль (2020-10-13 08:22:02)

- Если бы просто женился, мне сейчас нечего было бы вам поведать, - Бутвиль остановился, огляделся и указал рукой на круглую беседку с колоннами, наподобие античного храма, воздвигнутую посреди зелёной лужайки еще во времена предыдущего царствования. Коническая крыша, как зонтик, прикрывала беседку от дождя. - Смотрите, в этом храме неизвестно какого божества есть скамьи, и они, вероятно, сухие. Давайте устроимся там, рассказывать и слушать будет удобнее!
       - А разве можно жениться не просто? - рассмеялась Эмили, устремляясь к беседке - Это ужасно любопытно!
       Внутри беседки всё было сделано в том же римском вкусе: каменные скамьи и пол, выложенный каменной же мозаикой. От розетки в центре расходились полосы вьющегося орнамента, словно круги по воде от брошенного камня. У Бутвиля при взгляде на них закружилась голова, но он поспешно отвернулся, снял с себя плащ, постелил на скамью, чтобы Эмили не было холодно сидеть, усадил её и пристроился рядом.
       - Что было на самом деле, мы толком не знаем, - задумчиво сказал он, окинув взглядом беседку. - Вот затея прошлого века, вроде бы и не так много времени прошло, а камень уже крошится и мхом зарастает... Как же можно быть уверенным в прочности памяти тех, кто рассказывает о былых временах? Старик-вдовец женился на молоденькой вдовушке - в этом можно не сомневаться. Такое случается. Говорят, она была хороша собою, жизнерадостна - правда, не очень знатна, однако знатности Монморанси хватало на двоих...

Бутвиль обнял жену за плечи, коснувшись щекой её прохладных локонов, помедлил, стараясь запомнить это мгновение, потом тихо сказал:   
      - Мне совершенно всё равно, что о нашем браке думает кто угодно, будь то Ронэ или герцогиня Ангулемская. И даже  наша будущность меня почти не беспокоит.  Того, что мы уже прожили вместе, у нас никто не отнимет. Люди склонны судить, что разумно или неразумно,  по общепринятым меркам, а все выходящее за их пределы  объясняют столь же общеизвестными причинами: обманом, как вы сказали, корыстью или, если уж случай совсем особенный, колдовством. Так и с коннетаблем случилось.  Слово "старик" к нему плохо подходило. Он был стар годами, но крепок телом и бодр душой, молодая женщина вполне могла им искренне увлечься,  а богатство и титул, конечно, делали его ещё более привлекательным для провинциальной вдовушки.  А вот чем она привлекла герцога - труднее сказать.  Красавиц в Лангедоке много, и он мог обладать любой из них, причем никогда не забывал вознаградить даже тех, кого бросал ради нового увлечения.  Но жениться? Может быть, всё дело в особых обстоятельствах: герцог приехал на похороны одного из своих бастардов, которому вдова приходилась какой-то дальней родственницей по линии  матери.  Смерть одного из внебрачных сыновей, вероятно, заставила отца вспомнить, что законного наследника у него нет.  А долго искать и выбирать достойную партию возраст ему не позволял...  Пожалуй, так и было. Как вы думаете?

После приезда в Шантильи Бутвиль чувствовал себя гораздо лучше, чем за прошедшие несколько лет.  Покой, тишина, свежий воздух и весенний расцвет оказались для него более действенными снадобьями, чем микстура мэтра Дарлю.  И он не давал жене повода сомневаться в своем добром здравии - ни днём, ни ночью.  Поэтому внезапное беспокойство Эмили и несуразный вопрос заставили его высоко вскинуть брови и изумленно взглянуть на неё:
            - Гроб? Чердак? Душа моя, откуда у вас такая чушь в голове?  Вот что вам дало английское воспитание:  безудержные фантазии, и притом обязательно мрачные.  Объясните, ради всего святого, что вы имеете в виду, если хотите, чтобы я досказал вам историю до конца. Ведь самое странное ещё впереди...

Бутвиль не рассмеялся лишь потому, что Эмили могла принять его смех на свой счет; он позволил себе только улыбнуться:   
         - Душа моя, да кто же обращает внимание на болтовню служанок! Им нравится выдумывать всякие небылицы, это, видимо, заменяет им чтение романов... Интересно, когда бы  это я успел приготовить себе гроб за то недолгое время, что мы тут живем? А главное - зачем? Никто из нас, увы, не может предвидеть даже самое ближайшее будущее, но вот прямо сейчас я вполне жив, о чем вы, сударыня, знаете лучше, чем кто-либо другой! -  Он легонько поцеловал ее в макушку и ненадолго задумался, собираясь с мыслями. -  Старый коннетабль полагал, что срок его земной жизни уже близок, но прожил после женитьбы еще двадцать лет, а вот его юная жена...
        - Умерла?! - воскликнула графиня и быстро глянула на мужа, отчего ее кудри щекотнули его по лицу. - Ой, простите, я снова вас перебиваю!
        Если в ее шаловливой улыбке и было раскаяние, то совсем немного.
        - Если бы герцогиня просто умерла, от болезни или от родов, это было бы печально для близких, но и только, - граф прикусил губу, отгоняя ужасную мысль, что и об Эмили кто-то мог бы однажды вот так сказать; но она была здесь, рядом, живая и весёлая, и для неё давнее происшествие было всего лишь любопытным рассказом. - Поначалу все шло прекрасно. Супруг поселил новую мадам де Монморанси здесь, обеспечил её прислугой, свитой, достойной её ранга, и часто наведывался к ней, но, как старый управляющий рассказывал кузену Анри, явно запрещал ей бывать при дворе - без него.
       - А почему? Он ее... стыдился?
       - Такой человек, как он, не женился бы на женщине, которой мог бы стыдиться, - возразил Луи-Франсуа. - Скорее всего, он её прятал.
       - От кого? - удивилась Эмили. - Или... он опасался, что она может кем-нибудь увлечься?..
       - Это весьма вероятно, но я думаю, тут дело было не в возможном увлечении дамы... а в том, чтобы ею не увлекся единственный кавалер, которому ни одна женщина не могла бы отказать и ни один муж не мог бы отомстить за соблазнение.
       - Это вы про короля, да? - округлила глаза Эмили. - А он что... интересовался?
       - Коннетабль был давним другом и соратником короля, но именно потому он отлично знал, что это не остановит государя Генриха, если юная дама привлечет его внимание. Уже гораздо позже он позволил себе так настойчиво ухаживать за дочерью коннетабля, только что вышедшей замуж, что супругу пришлось тайно увезти ей за пределы королевства...

- Я скорее сказал бы, что вдовушке было безумно скучно у себя на родине,  - врзразил граф. - Вы же видели, как скудна и сурова жизнь тамошнего дворянства. Кузен Анри недаром так часто устраивает разные увеселения в Тулузе и в своих замках - южане так рады поучаствовать в таких праздниках, что еще крепче привязываются к своему губернатору... Супруга герцога Монморанси здесь, в Шантильи,  не соскучилась бы.  Ведь все окрестные господа приезжали к ней с визитами, она устраивала парадные обеды,  прогулки, слушала музыку, любовалась цветниками. А еще роскошные наряды, драгоценные украшения, целый штат прислуги и свой маленький двор - по сравнению с её прошлой жизнью этого было более чем достаточно на первых порах. К тому же через год после свадьбы она произвела на свет дочь, еще через полтора года - наконец-то долгожданного сына, с которым вы хорошо знакомы.  Пока дети не достигли  того возраста, когда их следовало бы вывезти в свет,  герцогиня должна была оставаться с ними здесь.   Возможно, в дальнейшем даме  захотелось бы большего, но этого "дальнейшего" ей не суждено было узнать.

Вопрос жены удивил графа: почему ей интересны эти подробности? Может, Эмили надеется скоро сама стать матерью и пытается представить себе, как будет жить после этого? Ведь она такая непоседливая, живая, может, боится заскучать?  Нужно её как-то обнадёжить!
         - Это зависит от того, насколько успешно детей обучили хорошим манерам, - подумав, сказал Луи-Франсуа. - . Лет в семь-восемь уже можно представить малышей, например, на каком-нибудь придворном празднике,  а  через года три-четыре им дают  должность фрейлины или пажа, и у них начинается своя жизнь. Но дама вовсе не обязана затворничать до этого момента.  Моя матушка говаривала, что только плохая мать бросает свое дитя на попечение чужих людей сразу после рождения, но хорошая может вернуться в свет, если захочет, когда ребенку исполнится два года, при условии, что найдет  надежных нянек и гувернанток. В нашем случае у коннетабля уже не было причин удерживать жену дома после рождения  Анри.  Он не мог слишком долго испытывать терпения короля и любопытство королевы. Да и по рангу его супруге полагалось бывать при дворе. Думаю, что мадам де Монморанси уже предвкушала начало новой жизни, но, увы - эта жизнь оборвалась внезапно и весьма странно...