- Какие еще игры?.. - начал дон Педро и тут же осекся. Ярость, отразившуюся на его лице, невозможно было не заметить, и, пытаясь то ли справиться с ней, то ли ее скрыть, он, вскочив, тут же сел снова, пряча лицо в ладонях.

- Дон Гильен чрезвычайно предан вашему племяннику, дон Педро, - голос дона  Бальтасара остался ровным. - Но я разделяю вашу тревогу - так продолжаться не может. Юноша, неужели вы не понимаете, что, умалчивая и изворачиваясь, вы не помогаете вашему господину? Если бы вы повели себя так с кем-то… скажем, менее расположенным и к нему, и к вам…

Он не закончил фразу, но сочувственное выражение его лица говорило само за себя. Дона Педро было немного жаль - все-таки теперь племянник, которого он так откровенно не любил, находился под его ответственностью - но во-первых, дон Луис был Суньиге безразличен, а во-вторых, создавать неприятности своим людям он не собирался. Не воспользоваться промахом юного ирландца было бы, впрочем, непозволительной роскошью:

- Рассказывайте, что у вас там за маккавеи? По-настоящему рассказывайте - дон Педро вам порукой, что я не желаю зла дону Луису.

Вино выплеснулось из кружки дона Педро, когда тот поднес ее к губам, и взгляд, который он метнул на своего покровителя, был откровенно встревоженным.

- "Вы" это кто? - уточнил дон Бальтасар. - Вы, дон Адриан и дон Луис?

Ничто в его лице или поведении не выдавало, что мысли его были сейчас далеки от юного ирландца. Грань, по которой он собирался пройти в этой интриге, была тонка: не имея сыновей, он глубоко вовлек в свои политические планы своего племянника Гаспара де Гусмана, а у того с чистотой крови были некоторые сложности. Меньше всего на свете дон Бальтасар хотел ему повредить, а настоящий процесс пробудит к жизни множество фанатиков, слишком многие из которых считали, что любой новый христианин мгновенно отречется от веры, дай ему только возможность. Разумеется, герцог Альба горы свернет, защищая своего любимого бастарда, но если бы, не дай Бог, речь зашла о настоящей ереси, даже рикошет мог бы оказаться чрезмерным.

- Ты отдашь их мне, - не выдержал дон Педро. - Боже милостивый…

- Молитесь, дон Гильен, - перебил дон Бальтасар, - чтобы никто другой их не видел. Как бы невинны они ни были, тот, кто не умеет читать по-древнееврейски, увидит в них ересь и колдовство. Боже, Вы делите комнату с другими пажами, вы живете в чужом доме, и вы храните такие записки?

Дону Адриану можно было только посочувствовать. Даже если ирландец сожжет все полученные от него записки, никто не сможет поручиться, что их содержание было так невинно, как он говорил. А если сохранит все, то никто не докажет, что их не было больше. Именно то, что надо: достаточно, чтобы создать угрозу для двух-трех человек, которую герцогу Альба будет несложно обезвредить, оказавшись при этом на стороне тех, к кому он бы иначе не испытывал бы ни малейшего сочувствия. И он будет еще, без сомнения, благодарен за своевременное предупреждение и помощь.

Он покосился на донельзя встревоженного дона Педро и подумал, что если тому самому не придет в голову мысль отнести сохраненные пажом записки в Святой трибунал, то надо будет предупредить его, что сперва их надо показать кому-то надежному, кто знает язык и сможет убедиться, что дон Луис в самом деле в это не вовлечен. Например, дону Гаспару.

- Как видите, - дон Бальтасар посмотрел на дона Педро, - вы беспокоились не зря. Можете быть уверены, что от меня никто ничего лишнего не узнает.

Дон Педро не сдержал вздоха.

- Благодарю вас, дон Б-…

- Обойдемся пока без имен, - перебил дон Бальтасар. - Еще два-три вопроса, если позволите. Дон Гильен, вспомните, пожалуйста, когда примерно вы с доном Адрианом начали переписываться на древнееврейском? Я не спрашиваю, кто из вас это предложил или кто начал.

- Но лучше бы вы вспомнили и это, - сквозь зубы сказал дон Педро.

- Вот как… - протянул дон Бальтасар, не зная, радоваться или огорчаться. С одной стороны, каталонец ничего не сообщил об этом разговоре по вполне уважительной причине - его там не было. С другой, недоброжелательно настроенный следователь мог с легкостью перенастроить следствие, выставив главным обвиняемым Кабреру. Этого дон Бальтасар бы категорически не хотел: подставлять своих он не любил, а от каталонца был толк. - Послушайте меня, дон Гильен.

Продолжил он, однако, не сразу, не столько выдерживая паузу, сколько справляясь с мучительной болью в груди.

- Во дворце Альба, - сказал он наконец, - много самого разного люда. Как среди слуг, так и среди дворян. И есть шанс, что кто-то знает о вашей тайной переписке… и донесет. На этот случай, если вас будут расспрашивать, говорите правду. В том, что могли увидеть чужие глаза и услышать чужие уши - только правду. Если вы, скажем так, ошиблись при этой нашей беседе, это неважно. Главное, не покажитесь лжецом им, такая ошибка обходится очень дорого. Пока что за дона Луиса, как мне кажется, можно не тревожиться…

Он покосился на дона Педро, который выглядел так, словно он это мнение отнюдь не разделял, и продолжил:

- Но ради спокойствия дона Луиса и дона Педро, я советую вам рассказывать ему, а если его нет, мне обо всем, что касается сеньора де Кабрера - что о нем говорят в окружении дона Диего, что додумывают, что предполагают, что делает он сам… Он… дон Кихоты, знаете ли, могут быть опасны, они ничего не боятся.

- Лучше… - дон Педро залпом допил вино. - Лучше… дон… сударь, если вы сможете… если у вас есть время…

- Меня сложнее… найти, - бледные губы дона Бальтасара сложились в печальную улыбку. - Дела его величества нынче занимают почти все мое время, друг мой. Но если вам потребуется моя помощь, я приложу все усилия.