Французский роман плаща и шпаги |
|
В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.
Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой. |
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды: |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть II: На войне как на войне » Кузнецы своего счастья. 21 сентября 1627 года, около восьми вечера
Герцог Ангулемский пожал плечами.
- Как вам будет угодно, кузен. Хотя отныне судьба этих господ мне совершенно безразлична, лишь бы они никогда более не возникали у меня на пути.
Ему подумалось, что заговорщики, ежели не попадут на эшафот, касательно чего его терзали сомнения, ещё долго не смогут наслаждаться свободой. Премерзкое ощущение безысходности, о котором сам он знал не понаслышке.
Ришелье подавил вздох. Если Ангулем решил, что он говорил о двух сообщниках, тем лучше – значит, не так он жаждал получить голову Кавуа, чтобы это желание окрашивало направление его мысли.
- Я вам более чем признателен, - заверил он. – И приложу все усилия, чтобы на вас и в дальнейшем не пала даже тень подозрения. Но прежде чем я вызову господина де Бреклена сюда, не могли бы вы припомнить: может ли он знать, какая судьба постигла его товарищей по заговору?
Qui a la force a souvent la raison.
Ангулем вскинул бровь.
Так вот ты как запел, мой дорогой друг. "Не пала тень подозрения". Хочешь облагодетельствовать меня на пустом месте, а я обязан после рассыпаться в благодарностях?..
- Господин кардинал, она и не должна была на меня пасть, - герцог улыбался едва ли не с нежностью во взоре. - Иначе бы я отпустил Бреклена на все четыре стороны. Да, он пытался скрыться, когда мои люди его перехватили. Возможно, он что-то и узнал о гибели своих подельников, и это и заставило его тронуться в путь. От меня он ничего не услышал о подвигах капитана де Кавуа, так что сообщить ему сие печальное известие выпала честь вашему преосвященству.
Ответный взгляд кардинала прямо-таки лучился христианской доброжелательностью, сменившейся при первых же словах его светлости не менее очевидным огорчением.
– Сколь же неуклюже я выражаю сегодня свои мысли, сударь! – с раскаянием в голосе проговорил он. – Разумеется, даже тень подозрения не могла пасть на вас.
Ришелье мог бы вызвать в памяти герцога его же собственные разглагольствования о слухах, но делать этого не стал. Не та у него была позиция, чтобы выступать со стороны силы. Ангулем выбрал сейчас роль его союзника, и кардинал ничуть не хотел давать ему причины об этом сожалеть.
– И я не могу достаточно поблагодарить вас, – продолжил он, – за предусмотрительность, которая позволила вам вмешаться так вовремя.
Предусмотрительность эта, разумеется, шла на пользу и самому герцогу – если бы глава заговорщиков исчез, никто не сумел бы доказать, что эту роль не исполнял Ангулем. Но, зная то, что он знал, Ришелье мысленно задавался вопросом, не замыслил ли Бреклен свой побег еще утром – не зря же он сказался больным! Если так, то о смерти сообщников он мог и не знать…
Впрочем, что толку гадать, когда можно спросить?
Шарпантье, появившийся на звон колокольчика, поклонился в ответ на высказанную просьбу и исчез за дверью.
Qui a la force a souvent la raison.
- Благодарить стоит моего племянника, - ответил герцог, когда секретарь скрылся в приемной. - Вы, наверное, задаетесь вопросом, отчего он не направился прямиком к вам? Что ж, я не смею отвечать за него, но все же предположу, что в его промедлении не заключалось злого умысла.
О чем в действительности думал Бутвиль-младший, Ангулему было глубоко безразлично. Сам он склонялся к той же версии, что и кардинал, оставляя при этом за родичем право не питать к прелату никаких теплых чувств.
- Посему прошу вас, кузен, отнестись к нему снисходительно. Молодой человек и без того в смятении от событий последних месяцев, постигших его одно за другим.
Выгораживая Франсуа, его дядюшка, прежде всего, старался отвести скандал от себя. "Достаточно и его неугомонного братца на мою голову".
- Я тоже удручен тем, что подле меня собрались столь бесчестные негодяи, - Валуа вздохнул, вполне искренне раздосадованный упомянутым обстоятельством. - Целыми днями мне приходится трудиться во благо скорейшей победы его величества над мятежниками, изыскивать средства для закупки фуража, амуниции, оплачивать труды лекарей...
Герцог покачал головой, но более не из скорби, а отгоняя вертевшуюся на языке просьбу: "Дайте же мне еще денег, черт вас раздери!"
Отредактировано Шарль де Валуа (2016-01-11 03:13:47)
Желание своего высокого собеседника, пусть даже оставшееся не произнесенным, Ришелье угадывал, но обещать что-либо не спешил. Прекрасно понимая стремление нажиться, он, однако, не намеревался поступиться победой этому в угоду. Как никто иной понимая, как надолго может затянуться осада мятежного города теперь, когда тайный ход, на который он возлагал такие надежды, стал известен осажденным, он и более остальных не мог отступить. Поражение французской армии не означало бы, возможно, и его собственное поражение и отставку – но шансы были слишком велики.
– Я знаю тяжесть ваших забот, – заверил он, – и ничуть не менее его величества благодарен вам за то, что вы взвалили их на свои плечи. Тем омерзительнее предательство тех, кто, пусть даже и неверно оценивая ваше отношение ко мне, не понимает однако, сколь преданы вы интересам державы, не допускающим сейчас разногласий между теми, кто радеет за ее процветание. И тем больше восхищаюсь преданностью месье де Бутвиля – особенно учитывая его обстоятельства.
Говорить, что граф де Люз мог и сам подозревать дядюшку, не стоило, и кардинал собирался плавно перейти к уверениям, что он не намерен ставить в вину молодому человеку то, что следует почитать его заслугой, когда дверь кабинета вновь отворилась, впуская Шарпантье, графа де Бреклена и его обвинителя.
Qui a la force a souvent la raison.
Нет ничего неприятнее долгого ожидания в приемной высокопоставленной особы, особенно если знаешь, что за дверью, которую перед тобой закрыли, разговор наверняка идет о тебе - но в какую сторону идет, предугадать невозможно...
Так размышлял граф де Люз, стоя у окна наполненной народом комнаты и глядя во двор, где не было ровным счетом ничего интересного. Не слишком-то вежливо поворачиваться к присутствующим спиной, но здесь не было людей знакомых или хотя бы таких, чьим мнением Луи-Франсуа дорожил; главное - эта позиция позволяла не смотреть на пленников герцога. Смотреть было тяжело на обоих, хотя и по разным причинам: Вальдувена было до боли жаль, а Бреклен вызывал у графа глухую ненависть - и даже не потому, что тот так подло поступил с ним. Будь хоть малейшая возможность решить конфликт при помощи оружия, все получилось бы просто: убить негодяя - и успокоиться. Но возможности не было, и мысль о том, что из-за Бреклена он, Луи-Франсуа де Бутвиль, должен будет стать орудием того самого правосудия, бездушного свода законов, который сгубил его брата, терзала его неотступно.
Наконец послышался звук открываемой двери, и появился Шарпантье. Луи-Франсуа пропустил секретаря и пленника вперед, вошел последним и, отдав поклон хозяину кабинета, вопросительно взглянул на дядюшку Ангулема.
Заслышав шаги, Ангулем обернулся на входящих.
- А, друг мой, вас-то нам и не хватало.
Невозможно было понять, к кому обращается герцог, к племяннику или к Бреклену. Занимательная беседа подразумевала участие обоих.
- Мы как раз говорили с его преосвященством о превратностях военного времени. Признаться, история, случившаяся с вами обоими, несколько разнообразила весьма непростую картину осады, - Валуа поймал взгляд кардинала и едва заметно улыбнулся, хотя эта перемена в лице не сулила ничего хорошего. - Пускай и не в самом приятном ключе.
Ришелье едва слышал слова герцога, ибо все его внимание было приковано к пленнику. Немолодой уже. И внешностью не вышел – невысокий, как будто полинявший, даже усы обвисли. А глаза он не поднимает, и зубы стиснуты.
– Прошу вас, господа.
Шарпантье занял привычное место позади всех присутствующих, и кардинал любезно указал обоим дворянам на кресла. Бреклен не двинулся с места, переступил с ноги на ногу и вытер зачем-то левую руку об штанину – наверное, чувствовал себя неуютно без шпаги.
– Позвольте мне присоединиться к его светлости и выразить вам свою живейшую благодарность, господин де Бутвиль, – Ришелье продолжал искоса следить за пленным заговорщиком, и от него не ускользнул взгляд, брошенный им на молодого человека. – Я буду искренне вам признателен, если вы расскажете, теперь уже мне, что с вами случилось.
Он обошел стол, приближаясь к Бутвилю – и Бреклену. Кавуа не одобрил бы, верно, такой риск – у предателя мог быть при себе кинжал. Но во-первых, кардинал носил под камзолом кольчугу, а во-вторых, они были не наедине. Понимал ли это сам Бреклен?
При новом взгляде на унылую физиономию заговорщика что-то вдруг шевельнулось в памяти Ришелье. Что-то такое он совсем недавно слышал…
Qui a la force a souvent la raison.
- О да, ваше высокопреосвященство, мне есть что вам рассказать, - Бутвиль тоже предпочел не садиться, пока сам кардинал стоит, но отступил на два шага в сторону, подальше от Бреклена и поближе к дядюшке. - Для начала должен заметить, что все случившееся со мной каким-то образом связано с тем разговором, который недавно состоялся между нами. Никто лучше вас не знает, что я не предлагал вам своих услуг и не был принят вами на службу. О том, что мы беседовали, кроме вас и ваших служащих осведомлены лишь я и моя супруга, и мы ни с кем этими сведениями не делились. Однако вот этот господин, - граф кивком головы указал на Бреклена, - откуда-то узнал, что я побывал здесь, и этого хватило, чтобы счесть меня изменником дела, которого я никогда не поддерживал и даже не обещал поддержать. Далее хочу обратить ваше внимание еще на одну странность: вместо того, чтобы вызвать меня на откровенный разговор, на поединок, в конце концов, - надеюсь, вы простите мне эту дерзость, но я скажу, что решать спор и доказывать свою правоту с оружием в руках, как пристало дворянину, - слишком давний обычай, чтобы от него можно было сразу отказаться... Так вот, этот господин прибег к совсем иным способам. Он устроил мне ловушку, и в качестве приманки использовал предмет, напрямую связанный с прискорбной историей гибели шевалье де Монфлери - седло с гербом Монморанси, какими пользуются только служащие герцога. И мужлан, подосланный ко мне с предложением приобрести это седло, видимо, был кем-то соответственно проинструктирован. В надежде узнать наконец правду о том, что случилось с посланцем кузена, я отправился в указанное место, где на меня напали со спины трое наемников, оглушили, связали - после чего я очнулся в подвале заброшенного дома и имел удовольствие слышать, как господин де Бреклен сотоварищи обсуждают мою дальнейшую судьбу. Но все сложилось немножко не так, как им хотелось бы...
Бутвиль бросил на Бреклена презрительный взгляд и умолк, боясь, что не совладает с собою и отвесит пленнику пощечину.
Слушая молодого человека, Ришелье мысленно возблагодарил Провидение, что на месте Бутвиля не оказался Ронэ с его куда меньшей выдержкой. У горе-заговорщика в этом случае был бы неплохой шанс не дожить до встречи со своей предполагаемой жертвой.
– Действительно, – согласился кардинал и с сомнением глянул на Бреклена, – все это чрезвычайно… странно. Это обвинение… Вы ничего не хотите сказать, сударь?
Ришелье не был бы осторожнее в выражениях, даже если бы мог обнажить шпагу – безнаказанность, даруемая саном, была не тем оружием, к которому он спешил прибегать.
Бреклен поднял голову, и в его ярко-голубых глазах сверкнула ярость.
– Это… – голос его прозвучал глухо, а затем он и вовсе запнулся, явно не решаясь произнести слово «ложь», – какая-то ошибка. Я в первый раз слышу про какое-то седло, какого-то Монфлери, я готов на Евангелии поклясться, что ничего об этом не знаю! И я готов… В любую минуту… С оружием в руках…
Его ищущая рука нашла только пустоту, но этот жест показался кардиналу откровенно наигранным. Бреклен не мог не понимать, что здесь и сейчас никакого поединка не будет.
Qui a la force a souvent la raison.
- С оружием в руках? - усмехнулся Бутвиль. - Вам мало того, что уже было?
Обратившись к кардиналу, граф пояснил:
- Господин де Бреклен намеревался меня прикончить связанного, но благодаря любезности шевалье де Вальдувена, который не только дал мне напиться, но и освободил мне руки, и оставил свой кинжал, я сумел уйти оттуда невредимым. В тот же день, несколькими часами позже, мне удалось вернуть свое оружие, похищенное теми тремя наемниками. К сожалению, схватить их, чтобы предоставить вашему суду, я не смог - двое были убиты, третий бежал и исчез бесследно. Надеюсь, ваше высокопреосвященство, эти схватки вы не сочтете нарушением эдиктов? Что же касается неведения, в котором готов поклясться господин де Бреклен - возможно, имени несчастного Монфлери он действительно не знал, однако всё остальное... Стоит ли принимать уверения человека, способного на такие низости, за чистую монету? Со своей стороны, я даю слово, что в моем рассказе нет ни единой выдуманной подробности. Если потребуется, в гостинице "Герб Аквитании" можно найти свидетелей, видевших упомянутого мужлана и седло.
Если бы Ришелье не успел уже составить свое мнение о графе де Люз, он обратил бы его внимание на то, что описываемые низости пока что никто, кроме его самого, не подтвердил. Но подобная беспристрастность в данном случае была не нужна.
- Вы обвиняете меня во лжи, - Бреклен явно решил дать сперва своему бывшему пленнику выговориться, – пользуясь моим нынешним положением. Я более высокого мнения о том, что должно дворянину. Не подвергая сомнению то, что вы сказали о каких-то мужланах, я, однако же, повторю еще раз, что произошла какая-то ошибка.
- А что говорит шевалье де Вальдувен? – полюбопытствовал Ришелье
- Молчит, - быстро ответил Бреклен.
Позже кардинал узнал, что в этом он не солгал: услышав от Бутвиля рассказ о том, что произошло в домике после того, как они четверо оттуда уехали, и выслушав описание вернувшегося, молодой человек назвал имя. Не потому, что готов был предать сообщника, но просто не поверив своим ушам. «Бреклен не способен…» Больше он ничего не сказал. И это как раз и объясняло нынешнюю уверенность Бреклена.
- Возможно, господин герцог пожелает что-то добавить, - предположил кардинал, начиная вчерне набросанную ими партию.
Qui a la force a souvent la raison.
- А что я могу добавить? - пожал плечами герцог, до того отстранённо внимавший беседе. Казалось, он полностью погрузился в свои мысли, не удостоив ни единым взглядом троих собеседников. - Господин де Бреклен будет настаивать на своей невиновности, приведёт массу убедительных аргументов в свою пользу. Как человек опытный, не сомневаюсь, он подготовил пути к отступлению...
Голос Ангулема словно в одночасье лишился прежней светской любезности, что отличала его разговор с кардиналом, сделавшись абсолютно бесцветным. Так обычно говорили о покойниках, задолго до кончины обречённых не только на печальный финал, но и на последующее равнодушное забвение.
- Не доверять господину графу де Люз у меня нет ни малейшей причины. А убедиться в том, что наш друг лжёт, пытаясь поставить под сомнение его слова, довольно легко. Требуется лишь присутствие пары умелых мастеров с соответствующими инструментами.
Отредактировано Шарль де Валуа (2016-01-14 02:30:26)
Бреклен заметно побледнел и бросил тревожный взгляд через плечо, как если бы ожидал тут же увидеть на месте Шарпантье тех самых мастеров.
– Я дворянин! – воскликнул он.
– Омерзительно, – подтвердил Ришелье с гримасой отвращения. – Однако когда речь идет о шпионаже… Вы знаете, господин де Россильяк позволил себе утверждать именно это.
Бреклен изменился в лице.
– Он обвиняет меня… Он смеет…
Никто не сказал бы по лицу кардинала, насколько важным он считал то, что только что увидел: презрительное подергивание рта при упоминании о шпионаже – и внезапная бледность, когда было названо имя полковника. Эти двое были знакомы. Если бы недостаточно было связи между похищением г-на де Бутвиля и покушением на его жену – теперь это знакомство можно было считать доказанным.
Ришелье кивнул. Разумеется, он хотел бы поведать Бреклену во всех живописных подробностях, что рассказал Россильяк, но заговорщик, если он сколько-нибудь умен, справедливо сочтет такую внезапную откровенность подозрительной. Но если герцог Ангулемский вспомнит, что только что слышал это имя…
Qui a la force a souvent la raison.
Валуа вспомнил.
- Да, Россильяк, - кивнул он, словно собственными ушами слышал признания упомянутого господина. - Презанятный персонаж.
Герцог погладил ручку кресла, будто оценивал его стоимость и пригодность для своего вновь отделанного кабинета в особняке Ламуаньон в Париже.
- Не знай я о его чёрной натуре, решил бы, что это образцовый офицер. В таком порядке содержит своё подразделение, даже нашил им всем на колеты отличительные знаки. Помните, мой дорогой племянник, - генерал обернулся к Бутвилю, - не далее как сегодня днём мы восхищались этими листьями? Вы сказали, что ранее обратили своё внимание на оный символ.
- Да, это интересная новинка, - иронически вздернув бровь, ответил Бутвиль, не сводя глаз с Бреклена. - Иметь возможность всегда отличить своих солдат от всех прочих - это удобно. Но я, к сожалению, впервые заметил эту новинку в таких обстоятельствах, когда восхищаться чем бы то ни было не мог. А именно - во время встречи с теми негодяями, которые утром того дня напали на меня, а ближе к вечеру я нашел их благодаря расторопности своего слуги, вступил с ними в схватку, но, не имея при себе оружия, не смог, как намеревался, захватить хотя бы одного для допроса. Мой противник, обладая громадным ростом и силой, сумел вырваться и бежал, а остальные два погибли в драке... Именно тогда, рассматривая их тела, я эти знаки и заметил. Так что удар по голове и прочее, что за этим последовало - дело рук не каких-нибудь бродяг или бандитов, а солдат, состоящих под вашим командованием, господин де Бреклен!
Живя в Санлисе, Луи-Франсуа недаром когда-то участвовал в разборе нескольких судебных дел - сейчас он понимал, что, будь он на месте Ришелье, всех этих рассказов было бы ему недостаточно, чтобы выяснить истину. Требовалось что-то посущественнее. Прикусив губу, чтобы сдержать закипающую злость, граф снова обратился к кардиналу.
- Я понимаю, ваше высокопреосвященство, что для полного суждения об этом деле вам недостаточно одного моего слова - против слова господина де Бреклена. Свидетельство моего слуги, полагаю, тоже можно поставить под сомнение. Но есть и другие свидетели. Служащие гостиницы и посетители видели, как я возвращался днем - на чужой лошади, без оружия. Многие также подтвердят, что моя лошадь была кем-то приведена во двор гостиницы вместе с запиской, содержание которой заставило мою супругу в сопровождении двух дворян - господина Атоса и де Ронэ - броситься меня искать. Они побывали на месте спустя несколько часов и видели, где меня держали. Кроме того, момент нападения наверняка видели владельцы той корчмы, куда я зашел, чтобы дождаться встречи с предполагаемым свидетелем гибели Монфлери. Были они сообщниками тех троих или нет, не знаю. Но видеть - точно видели. Далее, логово той троицы - весьма уединенная заброшенная хижина, там вряд ли часто бывают люди и, возможно, тела убитых там еще лежат. И наконец - спросите у шевалье де Вальдувена.
- Позвольте, - запротестовал Бреклен, - позвольте, сударь…
Он сдался после второй попытки прервать поток графского красноречия, но когда тот наконец замолк, не дал больше никому вставить ни слова.
- Позвольте, господа, ваша светлость, ваше высокопреосвященство, под моим командованием? Я не хочу никого обвинять, но это уже слишком! Это какая-то ошибка. И уж точно эти люди не имеют ни малейшего отношения ко мне.
Ришелье мысленно выругался, оставляя при себе все то, что он бы хотел сказать и господину де Бутвилю, и про него. Неужели граф де Люз не знает, кем командует или не командует человек, служащий рядом с ним тому же господину?
- Боюсь, что господин полковник с вами не согласен.
Бреклен заметно дернулся.
- Он что, тоже меня обвиняет? Право, я перестаю понимать, но если он… Если верить господину де Бутвилю, и господин де Россильяк зачем-то устроил его похищение, я не удивлюсь, что он обвиняет кого угодно. Я ничего об этом не знаю.
Qui a la force a souvent la raison.
Бутвиль почувствовал, что у него начинает кружиться голова - чудодейственное зелье мэтра Дарлю явно следовало бы пить регулярнее... Раздражение, копившееся уже несколько часов, требовало выхода, но в присутствии дядюшки и кардинала он не мог себе этого позволить, отчего становилось еще тяжелее на душе. Дополнительно злило и то, что, как теперь становилось ясно, ему были известны отнюдь не все факты, касавшиеся дела; возможно, кардинал давно уже знал всякие подробности, но просто не хотел говорить?
- Господа, должен признаться, что и я, как де Бреклен, перестаю что-либо понимать, - глубоко вздохнув, сказал граф. - О господине де Россильяке я, разумеется, слыхал, но не знаком с ним лично, так же как и с господином де Брекленом до недавнего времени. Вокруг меня и моей супруги уже несколько дней творится какой-то водоворот темных, невнятных дел, причины и следствия которых я не в силах уловить, не имея ни нужных сведений, ни людей, способных помочь мне. Так вот, ваше преосвященство и вы, господин герцог, - вы оба гораздо старше и опытнее, чем я - объясните, будьте любезны, почему я не должен предполагать, что люди, напавшие на меня и доставившие в ту хижину, где я имел несчастье встретиться с де Брекленом, служат именно ему, а не какому-то Россильяку? Даже если они и носят нашивки, изобретенные последним?
Ришелье, несколько ошарашенный, молча переглянулся с герцогом Ангулемским, но сказать ничего не успел ни тот, ни другой.
- Но, во имя всего святого, – бурно возмутился Бреклен, - я как раз и пытаюсь сказать, что меня там не было! Это какая-то ошибка! Может, господин граф принял за меня кого-то другого, если в этом подвале было темно, но если он будет утверждать, что видел меня вблизи, лицом к лицу, как вот сейчас, он солжет, на Евангелии поклянусь! В конце концов, мои друзья могут подтвердить, что меня там не было. Ваша светлость, шевалье де ла Грэш, шевалье де Ротур, они собирались отправиться сегодня утром к барону де Буази, но могли уже вернуться. Допросите их, и они подтвердят вам мои слова.
- Вы владеете некромантией, господин граф? – кардинал опомнился, наконец, и его голос сделался холоднее льда. – Чрезвычайно любопытно. Мы вернемся сию же минуту к этому вопросу, но сперва… Господин де Бутвиль, ваша супруга оказала мне честь принять мое гостеприимство. Я прикажу, чтобы вас к ней проводили.
Qui a la force a souvent la raison.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть II: На войне как на войне » Кузнецы своего счастья. 21 сентября 1627 года, около восьми вечера
