Если поначалу у кардинала и возникло искушение ответить молодому человеку какой-нибудь резкостью, то возникшая на физиономии заговорщика пакостная ухмылка тут же лишила его такого желания. «Что мадам де Бутвиль здесь делает?» Бреклен уже явно составил себе предположение, и вряд ли его обеспокоит, насколько оно далеко от истины или даже от какого-либо с ней сходства.

- Месье Шарпантье, - попросил он, - если вас не затруднит, окажите мне любезность проводить господина графа к его супруге.

Взглядом он добавил предостерегающую нотку. «И предупредите господина де Кавуа».

- Разумеется, монсеньор. - Секретарь отложил перо и распахнул дверь, ведущую в приемную. – Прошу вас, сударь.

- Если мне позволено будет сказать, - начал Бреклен.

- То вы скажете, что теперь совершенно уверены в том, что произошла ошибка, - перебил Ришелье. – Я вполне понимаю вас, сударь, но, видите ли, господин де Россильяк…

Он перевел вопросительный взгляд на герцога, надеясь, что тот не забыл его вскользь брошенные слова. Если напомнить Бреклену, что Россильяк якобы обвинял его в шпионаже, что еще может при этом всплыть?

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

– Это гнусная ложь! – вскричал заметно побледневший Бреклен. – Я не… Просто мне… я сумел, наконец, расплатиться со своими кредиторами, поэтому…

– Кредиторами, – едва слышным эхом повторил почти сразу же вернувшийся в кабинет Шарпантье, снова берясь за перо.

– Именно это он и сказал, – невозмутимо сообщил Ришелье. – И сдается мне, не без намека. Как вы полагаете, ваша светлость?

– Это клевета!

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

Бреклен перевел тревожный взгляд с одного «кузена» на другого и, обнаружив на лице своего бывшего покровителя лишь скуку и пренебрежение, снова обратился к кардиналу.

– Это ложь! Ложь! Он приписывает мне свои грехи, рассчитывая выйти сухим из воды! Я готов поклясться на Евангелии, что это так!

В этот миг Ришелье испытал внезапный прилив благодарности в отношении ушедшего графа де Люз, оценив – лучше поздно, чем никогда – ту обстоятельность, с которой тот излагал свои мысли. Бреклен готов был клясться, что никогда не видел того лицом к лицу, и это, неожиданно, было правдой.

– Вы готовы поклясться на Евангелии, – серьезно проговорил он. – Я вижу, что слово «честь» для вас еще не пустой звук. Я готов забыть о ваших планах в отношении меня – если вы расскажете про господина де Россильяка.

Взгляд Бреклена вновь обратился на герцога Ангулемского. Что он там искал? Еще одно подтверждение? Или просто стеснялся доносить при третьих лицах? Или опасался, что этого не забудет кто-то другой? В этом случае, он смотрел не в ту сторону – свой приказ Ронэ Ришелье не отменял.

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

Лицо Бреклена, как видно, живо вспомнившего о судьбе Шале, приобрело явственный синюшный оттенок.

- Нет, клянусь всеми святыми, нет! Я... я... я... не знаю, о чем вы говорите!

- Об охоте, - подсказал Ришелье. - Об охоте на бекасов. Господин герцог прав. На королевской охоте без короля не обойдутся.

- Клянусь честью! - заговорщик еще пытался хорохориться, но в глазах его застыл ужас. - Все было не так!

- А как было так? Если это касалось только меня, я уже сказал, что готов все забыть. Если господин герцог проявит великодушие...

Ришелье мог с чистой совестью обещать все, что угодно: что бы не планировал Бреклен в отношении его самого, он был также пособником английского шпиона, о чем кардинал не собирался забывать сам и надеялся, что герцог Ангулемский тоже помнит.

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

Бреклен не выдержал – может, поняв, что о его планах уже все известно, а может, потеряв голову от обрисованной герцогом перспективы.

– Я клянусь… Мы ничего подобного… Мы только… – Следующие слова он произнес, глядя в пол, как если бы не только не верил в них сам, но и, не веря, что их примут за чистую монету, не видел для себя другого выхода. – Для блага государства – только лишь для блага его величества! Мы собирались… Но тут… Россильяк, он не друг мне, только хороший приятель! Обещал молчать, даже советом помочь… Он предупредил меня, что граф де Люз… что кардинал взял его на службу, что он сам сказал об этом королю. И предложил… Я не поверил, а он предложил устроить встречу, чтобы спросить… так, чтобы это было безопасно для нас. А мы потом узнали, что он ездил сюда… Что я должен был подумать? Я хотел все отменить, но они не хотели… И так получилось.

В такое Ришелье поверить был не в силах. Если бы мерзавец и вправду передумал, он первым бы прибежал в ставку предавать товарищей. Но гораздо важнее было другое – в самом ли деле у Россильяка был человек подле короля, который мог подслушать их разговор, или он это выдумал?

– И вы решили, что господин полковник так хорошо осведомлен о наших беседах с его величеством. Почему?

Бреклен как будто даже удивился.

– Он знал… Он мне про представление рассказал, что из-за него охоты не будет.

В памяти кардинала мгновенно всплыли недавние откровения Арамиса. Значит, спектакль действительно отменился не случайно.

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

Ришелье очень убедительно изобразил на лице сомнение, хотя на самом деле в своих действиях был совершенно уверен. Нет, конечно, если король пожелает подвергнуть Бреклена пытке, тот все расскажет. Но, во-первых, расскажет не кардиналу, а кому-то другому, а во-вторых, в то, что король отдаст такое распоряжение, Ришелье не слишком верил. Это было бы равноценно тому, чтобы сообщить всем и каждому, что его величество ценит жизнь своего первого министра наравне со своей собственной. А представить себе нечто подобное кардинал при всем желании не мог — да и на самом деле не хотел. Король, при всем том, что он был человеком многих недостатков, все-таки был королем.

Бреклена, однако, такие тонкости не занимали, и он даже сделал такое движение, словно собрался упасть на колени перед человеком, которого совсем недавно собирался убить.

- Я не покушался!.. Я не шпион!.. – Его голос срывался, как если бы эти обвинения причиняли ему физическую боль. Впрочем, если они были верны, то до этой боли могло быть недалеко. – Я клянусь… Россильяк! Россильяк был шпионом! Я уверен! Я знаю! Я не спрашивал, не хотел спрашивать, но я уверен, он просил меня раз съездить в Брюссель… Я все равно туда ехал… С поручением от его светлости.

Он быстро глянул на герцога Ангулемского.

Лжет или говорит правду? Небольшая разница сейчас, но это уже было что-то новое, чего Ришелье раньше не слышал.

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

Выражение лица Ришелье не изменилось, ничем не намекая, что он сдержал улыбку. Стало быть, поручение все-таки было. И любопытно было бы знать, зачем господин герцог его в Брюссель посылал. Но не спросишь – ни у того, ни у другого.

Бреклен заметно замялся и взглянул на кардинала. Тот еле заметно ободряюще кивнул.

- Передать письмо, - нехотя признался заговорщик. – Письмо какому-то…

Он задумался, но, похоже, не пытаясь солгать, а подыскивая подходящее определение.

- Дворянину, наверное. Да, я уверен, что дворянину. Россильяк сказал, что это его приятель, который ведет для него какие-то дела.

Ришелье глянул на бумагу с многочисленными пометками, безошибочно находя нужную.

«Брюссель, зима 1627, французский дворянин. Неприметный, лет сорока, привез бумаги, получил деньги». Было бы крайне любопытно показать господина де Бреклена мадам де Бутвиль.

- И вы в это поверили? – с нескрываемой иронией спросил он. – И какую же часть выручки господин де Россильяк соизволил отдать вам?

Глаза Бреклена забегали.

- Немного. Он настаивал. Этот его приятель большой любитель живописи…

- Я про него слышал, - перебил Ришелье. – Его весьма интересуют карты и планы.

- Я понятия не имел… - Бреклен продолжал прятать глаза, но лгал ли он им сейчас или самому себе раньше – поди знай. Да и какая, на самом деле, разница. Разве что в первом случае он мог заглянуть в бумаги, которые передавал.

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

– Я не знал! – воскликнул Бреклен, мотая головой так отчаянно, словно чувствовал, как непрочно она держится у него на плечах. – Клянусь! Я смотрел… Но это были… Это была какая-то ерунда. Там ничего было не понять. Ваше высокопреосвященство! Я… я не лгу! Клянусь…

Ирония судьбы и господина герцога Ангулемского, сделавшая из несостоявшейся жертвы заговорщиков защитника одного из них, не осталась незамеченной кардиналом, но нужно было знать его очень хорошо, чтобы заподозрить издевку за серьезным тоном, которым он обратился к Бреклену.

– Но господин герцог прав, сударь, как сие ни прискорбно. При всем моем желании вам верить, я не в силах представить себе, что вы бескорыстно помогали человеку, в котором не могли не угадывать тайные умыслы, не испытывая притом ни малейшего любопытства. Куда вероятнее, мне кажется, что вы даже сейчас выгораживаете его. Такое благородство!

Последние слова Ришелье произнес с откровенным сарказмом.

– Я испытывал, – запротестовал Бреклен, – но Россильяк… он не доверял мне.

– Действительно. С чего бы? Решайте, сударь. Я готов дать вам еще один шанс, – на что он уточнять не стал, – но только если вы будете откровенны.

– Я уже… Я буду!

– Пусть так. Месье Шарпантье, – кардинал чуть не улыбнулся, когда заговорщик уставился на секретаря с изумлением, ясно показывающим, что он о нем и думать забыл, – господин граф желает уединения, бумаги и письменных принадлежностей. И кого-нибудь у дверей, кто мог бы… оповестить меня, когда его труд будет закончен. Я не ошибся?

Бреклен молча потряс головой.

Несколькими минутами позже в кабинете вновь остались лишь герцог Ангулемский и кардинал, и последний, перейдя к окну, распахнул протестующе взвизгнувшую раму.

– Каков мерзавец, – пожаловался он. – Полковник Россильяк не в состоянии сейчас отвечать на вопросы, увы, и этот негодяй – единственная в настоящий момент возможность узнать хоть что-либо об английских шпионах здесь.

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

– Но мне совершенно не нужно то, чего он никогда не знал, – с улыбкой возразил Ришелье. Лившийся в окно соленый воздух обвевал его лицо, прогоняя душный запах чужой лжи и страха. – И потом…

Герцог Ангулемский принадлежал к королевской крови, и потому мог, верно, так легко предложить подвернуть дворянина пытке – и пусть при предложенном им обвинении в этом не было ничего необычного, никто лучше кардинала не знал, что это обвинение было ложным. Даже если бы король согласился поддержать эту ложь, Ришелье не захотел бы воспользоваться таким согласием – или вернее, предпочел бы оставить эту возможность для того времени, когда иной не будет.

– И потом, – продолжил он, – я не могу и помыслить о том, чтобы ввести его величество в заблуждение, тем паче в таком вопросе.

Щепетильность может вызвать ничуть не меньшее уважение, чем тонкий расчет, но в своем ответе Ришелье позволял увидеть и то и другое.

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.