Невозможно было дворянину - а Анрио начал уже в такового превращаться - подав святой воды одной даме, отказать в той же любезности прочим, и почтенная г-жа де Вангрен, при всей своей доброжелательности и снисходительности, заметив его за подобным небрежением, прочитала ему строгую нотацию. Оттого молодой человек, даже уже обменявшись несколькими словами с хорошенькой девицей, вынужденно задержался у чаши со святой водой, сделавшись жертвой, поочередно, золотушной толстухи, знакомой горничной и, наконец, престарелой дамы, назвавшей его милым мальчиком и попросившей его проводить ее до ее носилок.

Увильнуть было никак невозможно, и Анрио учтиво подставил старухе локоть.

- Вы ведь госпожи де Вангрен родственник? - прошамкала та, повисая на его руке, как когда-то требующее просушки свежевыстиранное одеяло.

- Очень дальний, сударыня, - отозвался молодой человек. - Но госпожа де Вангрен была так любезна, что взяла на себя труд ввести меня в общество.

Несмотря на свои обещания, ничего подобного г-жа де Вангрен пока не делала, что служило для Анрио неисчерпаемым источником сомнений. В самом ли деле он еще не научился себя вести? Или она вовсе не собиралась покидать свой уютный домик и вывозить его куда бы то ни было? Он ведь уже прикидывался дворянином и у него все получалось, так почему же?..

- Благодарю вас, сударыня, - учтиво сказал он, когда поток красноречия почтенной дамы, вознамерившейся объяснить ему, сколь скудно достойное общество в столь жалком городишке, иссяк и, в то же время, они оказались перед носилками, такими ветхими, что они, казалось, готовы были развалиться от одного взгляда. - Конечно, вы совершенно правы. Вы позволите?

Он помог даме занять место в носилках и, отворачиваясь от нее, позволил себе еле слышный вздох облегчения. Улица перед церковью была, однако, еще полна народу, и молодой человек, движимый естественным желанием не оказаться единственным тут, кто не обсуждал бы с соседями новые сплетни и происшествия, возвращаться не стал, неторопливо направившись к дому г-жи де Вангрен.

Анрио обернулся на голос, с изумлением обнаруживая перед собой незнакомца — событие, не вовсе невозможное в маленьком городке, но все же выбивающееся из колеи. Первые же слова молодого человека, впрочем, несколько прояснили дело, и Анрио, невольно бросая заинтригованный взгляд на его спутника, удостоверился в полной мере, что они действительно братья. Не то чтобы он опасался лжи или даже задумывался о такой возможности, но явственное семейное сходство между двумя незнакомцами не могло не расположить его к ним, даже если бы платье и манеры старшего из них не указывали на высокое положение и происхождение.

Поистине это была сама судьба! Разве не сожалел он только что о невозможности самому войти в высшее общество, куда его не спешила ввести г-жа де Вангрен?

— Боюсь, я окажусь менее полезен вам, чем я желал бы, — отозвался он с улыбкой, которую, сам того не зная, позаимствовал у Арамиса, — ибо я сам нездешний. Но достойнейшая госпожа де Вангрен, чьим гостем я имею счастье быть, уверяет, что местная дубовая роща — одна из прекраснейших в округе, а протекающий сквозь нее ручей чрезвычайно живописен. К несчастью, то ли я не слишком чувствителен к красоте природы, то ли мне просто не повезло — я не узрел ни единой наяды либо дриады.

Г-н Арамис и г-жа де Шеврез могли бы гордиться — Анрио не только вспомнил про нимф, которых можно было бы застать на лоне природы, но и не смутился, осознав, что не помнит, которая из них за что отвечает.

Свойственная ему практическая сметка заставила его, однако, поднять глаза к небу, с огорчением убеждаясь, что тучи, хоть и не изливались сейчас дождем, все же и не рассеялись.

Если Анрио не чувствовал себя в достаточной мере дворянином, чтобы испытывать к кому-либо расположение, то это не помешало ему решить, что его новые знакомцы - чрезвычайно приятные и, главное, рассудительные люди. Бродить по лесам в такую погоду совершенно незачем, а вот сесть где-нибудь с кружечкой горячего винца…

Эх, были бы у Анрио хоть какие-то средства, он пригласил бы новых знакомцев сам, но во-первых, денег ему не давали, а во-вторых, такой вельможа и не снизошел бы, может…

За неимением денег Анрио мог предложить разве что свои услуги, но и с теми у него тоже не задалось. К счастью, незнакомцу много было не надо.

- "Золотой олень", - уверенно сказал молодой человек и указал в сторону рыночной площади. - Местное вино я бы вам, конечно, не советовал, но бургундское у Папаши Гюго отменное. Заказывать у него дичину, пожалуй, не стоит, вряд ли сегодня у него будет свежая, неоткуда, с таким-то дождем. Но куры у него очень хороши. Я Анри де Дампьер, кстати, к вашим услугам.

Надо было ковать железо, пока горячо, да и учтивость в любом случае требовала от него представиться первым. Даже если дело окончится простым кивком, потом они поймут, что он хорошо посоветовал: мадам де Вангрен заказывала порой обеды, и у Папаши Гюго они и в самом деле были наилучшими.

Анрио поспешно поклонился молодым людям - не столько из учтивости, сколько для того, чтобы спрятать расплывающуюся по его лицу неуместную улыбку: настоящему дворянину так явно радоваться было бы неприлично, верно?

Вопрос своего дворянства начал беспокоить Анрио с той самой минуты, когда г-н Арамис сообщил ему, что заботится о нем по просьбе его настоящих родственников, которые, хоть и удостоверившись в его сходстве с его покойным отцом, сомневались пока, следует ли им его признавать - насколько незаконный сын достоин отцовского наследства. На многочисленные вопросы Анрио г-н Арамис отвечать отказался - ни имени его настоящего отца не назвал, ни места, где жили его родственники, ни даже размеров наследства. Пообещал, правда, что он будет помогать и дальше, но в чем ему самому тут корысть - не сказал.

Другой на месте Анрио засомневался бы, а то и оскорбился бы таким инсинуациям в адрес матери, но Анрио-то как раз знал, что не все с его рождением было гладко. И пусть отец - деревенский булочник, которого он всю жизнь звал отцом - обращался с ним как с родным сыном, о ползущих по деревне слухах Анрио знал с самой ранней юности. Матушка, когда он решился ее спросить, отхлестала его тряпкой и выгнала за дверь, но, покидая деревню, он уже знал, что не вернется. Удивительно ли, что он сразу поверил? И удивительно ли, что сразу начал находить в своем происхождении объяснения тому, в чем отличался от своих сородичей?

От этого оставался лишь один шаг до вопроса, насколько ему нужно чему-то учиться - если он уже дворянин? Г-же де Вангрен он этот вопрос задавать не решался, а г-н Арамис все не приезжал, и в том, что касалось фехтования, ответ был очевиден, но отчего-то именно сейчас молодой человек засомневался снова. Выходов из сложившегося неловкого положения имелось два - который из них был правильным?

- Я буду счастлив проводить вас, господа, - проговорил он, выбрав нечто среднее, - но… боюсь, у меня в кошельке дует ветер, а в долг Папаша Гюго не отпускает.

Анрио невольно улыбнулся в ответ. Был бы он еще слугой - отмахнулся бы мысленно от этой шутливой беседы сварливым: "Вот господа чудят!" Но новые обстоятельства исподволь изменили его, и, хотя сам он не осознавал произошедших в нем перемен, сейчас вместе с желанием как-то присоединиться к веселью двух молодых людей он почувствовал и искреннее сожаление, что не может подтвердить догадку старшего г-на де Бутвиля.

Или все-таки может?

- Он в душе худой, Папаша Гюго, - шальная радость распирала его, не позволяя, как он ни пытался, придать лицу серьезное выражение. - Да и телом-то не особо полон, поэтому все время сам свою кухню пробует и никак не наполнится.

Он знаком предложил им следовать за ним и повел их в неприметный проход между домами, через который легко было срезать путь к Рыночной площади. А хорошо же получилось! Не полный - потому что никак не наполнится! А что рожа у Папаши Гюго лоснится, а пузо выпирает не меньше, чем толстая задница - это другой вопрос!

- А вы, господа, - спросил он, тщетно пытаясь вспомнить, что ему рассказывали про географию, - едете, как я посмею предположить, в Париж?

Куда еще могли ехать такие нарядные господа, как не к королю?

От вопроса старшего г-на де Бутвиля Анрио смутился и, хоть и приложил все усилия, чтобы не выдать свои чувства, почувствовал, что щеки горят, а во рту пересохло.

- Я не… я в некотором роде нелюдим, - решительно выпалил он, вспомнив отговорку, которую ему советовал г-н д'Эрбле. - В нашем несовершенном мире человеческое несовершенство раздражает особенно. Я говорю, конечно, о своем несовершенстве.

Последняя фраза, в отличие от двух предыдущих, была его собственной - упрекать в несовершенстве двух столь изящно одетых и любезных кавалеров показалось ему, в лучшем случае, самонадеянным, а в худшем, оскорбительным.

Проулок, изогнувшись в конце, вывел их на главную площадь городка, где по утрам крестьяне торговали плодами своих трудов, а ближе к вечеру чинно прогуливалась молодежь. Колодки у стоявшего посредине столба пустовали, в отличие от коновязи рядом с "Золотым оленем", где своих мулов оставили по меньшей мере трое гостей Папаши Гюго. Одного из них - мула, а не гостя! - Анрио даже узнал, ибо его хозяин, почтенный аптекарь Мартен, не раз заезжал к г-же не Вангрен.

Никогда прежде Анрио не задумывался о том, что путешествие может быть чем-то большим, чем единственным способом попасть куда-то, куда тебе надо, и оттого на младшего из двух братьев он взглянул с нескрываемым изумлением:

— Но ведь люди, у которых вы учились, они же живут где-то далеко? — возразил он полувопросительным тоном, который подсказывала ему привычная опаска перед людьми благородного происхождения. — А мы, милостью Господней, живем здесь, где люди самые что ни на есть обычные… А значит, опыт, приобретенный вдали от родного дома, может оказаться… Но я не хотел вас задеть, — спохватился он. — И я все равно не сумел бы никуда уехать, я…

Жаловаться на бедность, будучи одет так, как был наряжен Анрио, было бы, в его глазах, не только полнейшим лицемерием, но и глупостью. И закончил он оттого с куда меньшей уверенностью:

— Я же нелюдим… в некотором роде. То есть… я хочу сказать… Беседа с вами столь приятна мне, что я прямо-таки забываю об этом. Не сочтите за назойливость, а вы в каких местах путешествовали?

Хотя вопрос этот следовало обратить к тому из двух братьев, кто упоминал о своих странствиях, Анрио неосознанно посмотрел при этом на старшего.