Бутвиля больше занимала оставленная им только что хозяйка дома, нежели всё то, что находилось снаружи. Он мельком глянул на кучку уличных мальчишек,  покачал головой и обратился к Алонсо:
       - Вы теперь у меня на службе, юноша, и вам не пристало обращать внимание на всякий сброд. Много есть, к сожалению, двуногих, которые подобны  бродячим псам: нападают стаей, а поодиночке бегут, трусливо поджав хвосты. - Он понизил голос и добавил, положив руку на плечо подростка:  - Но псы опасны, и эти тоже могут быть опасны. Неразумно  вступать с ними в бой в одиночку, рискуя бесславно расстаться с жизнью из-за подлого удара в спину.  Если не удастся избежать встречи - старайтесь уйти или просите о помощи, это не зазорно.  А теперь пойдемте!
       Он приветливо взмахнул рукой, прощаясь с управляющим, сдвинул шляпу немного набекрень, натянул перчатки и неторопливо зашагал по улице в сторону своего скромного приюта.

Отредактировано Бутвиль (2022-06-26 17:49:22)

Алонсо легко выходил из себя. В монастыре говорили, что он дикий, и что его бесы одолевают, и еще всякое такое. Но это было, конечно, неправда, никаких бесов у него не было, он их и не видал никогда, слава Господу. Просто когда он злился, он... сам не понимал, что делает. А сейчас... Конечно, сеньор де Бутвиль по-настоящему ему не господин, это ненадолго, это закончится скоро. Вот только он его, Алонсо, защищал, не посмотрел ни на что. А эти!..
От ярости у мальчишки потемнело в глазах. Алонсо быстро нагнулся, схватил ком грязи и запустил краснорожему прямо в физиономию.

Краснорожий увернулся, но не вполне удачно: снаряд юного каталонца попал ему в ухо. Товарищи, безжалостно расхохотавшись, тут же осыпали его десятком обидных кличек — что, впрочем, не помешало им последовать дурному примеру, и в Алонсо и его покровителя вразнобой полетели лошадиное яблоко, гнилая морковка, булыжник и комок грязи, впрочем, безобидно рассыпавшийся на подлете.

Это было слишком. И в следующее мгновение мальчишки, вцепившись друг в друга, покатились по земле.

Бутвиль проводил удирающих щенков насмешливым взглядом - ненадолго же хватило их задора! Обезьянка, сыгравшая в потасовке свою полезную роль, повела себя, пожалуй, разумнее двуногих:  как только те всем скопом кинулись её ловить, ловко проскочила между их ногами, взлетела на кирпичный забор солидного дома, из окна которого только что сбежала,  и, устроившись на безопасной высоте, с интересом созерцала их возню.  Вид его новоявленного слуги понравился шевалье намного меньше.
      - Мдаа... Хорошо, что сейчас у меня нет здесь своего дома - не слишком вы украсили бы его.  Да и в гостинице, где я квартирую, лучше будет пройти боковым входом, со двора. И не слишком внимательно вы слушали меня: я же предупреждал, что не во всякую драку следует дворянину вмешиваться. 
        Тут он вспомнил о брате, который в уличные потасовки не вмешивался, но все равно нашел беду на свою благородную голову, и помрачнел.
        - Пойдемте, - сухо сказал он. - Приведем вас в порядок, потом пообедаем. А там видно будет...

- Хорошее слово "шушера", - усмехнулся Бутвиль. - Выразительное. Конечно, понравиться подобные выходки не могут. Но оскорбить? Скажите, собака, лающая из подворотни, оскорбит вас? В крайнем случае, раздосадует.  А эти неумытые детки своими воплями лишь выказали то, что души у них не чище голов и ног.  Так или иначе, вы молодец. Но довольно об этом.  Идемте же!
        Всю оставшуюся дорогу  он думал о том, насколько труднее отвернуться от оскорбления, исходящего от равного,  даже если оно столь же глупо и грубо, как крики уличных мальчишек.  Письма, которыми брата выманили из Брюсселя, были именно такими. Мог Франсуа проигнорировать их? Мог!  О письмах никто не знал. А даже если бы и узнали - кто укорил бы здесь изгнанника за то, что он не хочет возвращаться туда, где его осудили?  Зачем он это сделал? В сотый раз доказать свою безупречную храбрость?  Кому? Самому себе? Ради чего было оставлять двух сирот и беременную жену без средств к существованию?
         Еще совсем недавно подобные мысли не появились бы в голове Луи. Брат был героем, поединок - делом чести, честь превыше всего. И точка. А теперь у него словно исказилось зрение... или наоборот, прояснилось, и он начал различать контуры подлинной, у не выдуманной жизни?
         В тот раз он не успел додумать новые вопросы до конца - до гостиницы было рукой подать.  Они с Алонсо благополучно поднялись по боковой лестнице, никем не замеченные, и настал черед простых забот. Закрыв за собою дверь, Бутвиль критически оглядел  костюм своего пажа (так ему вдруг захотелось назвать храброго мальчика)  и спросил:
        - Какие-то другие вещи у вас где-нибудь есть?

Вот как: у юноши имеется кузен? Который позволяет ему шляться по улицам и ввязываться в драки с оборванцами? Очень интересно.  Об этом можно будет поговорить - попозже. Сейчас Бутвилю хотелось побыть одному и подумать, как все-таки устроить прощальную встречу с прелестной испанкой, раз уж сегодня не удалось. Как ни грустно расставаться, думать о ней все-таки было отраднее, чем о том, что предстояло там, в Париже.
        - Ну что же,  тогда сходите к кузену и заберите свои вещи, пусть они будут при вас.  Когда вернетесь, пообедаем и поговорим об условиях вашей службы.
        Да... Вот и еще один новый вопрос: сказать ли пажу что служба его будет краткой - или взять его с собой?