Время в тюрьме в Альбайсине будто совсем не двигалось - застыло, как смола на растрескавшихся стволах старых деревьев. Гонсало уже не знал, сколько его прошло - две недели, три или больше...

После той беседы с  маркизом Лос Велесом Гонсало был уверен, что для него все обойдется выговором.  Но  выговором в итоге все обошлось для капитана Мальдонадо, выволочку получил дон Пабло  и солдаты, громившие дом Лопесов . А для обоих Агиларов - не обошлось.  Дело было решено передать суду , потому Гонсало и Алонсо перевезли в тюрьму, которая располагалась в крепости в одном из районов Гранады.  Слуг Лопесов отпустили, скот оставили в лагере. О прочих подробностях Гонсало никто не уведомлял.

Здесь было сыро. И очень тесно - до изумления  много народу.  Признаться честно, Агилар не ожидал увидеть в тюрьме сколько дворян и богатых ремесленников.  Почти все они были заложниками. Все держались вместе, потому  сразу дали  отпор компании лбов разбойного вида. которые попытались докопаться до новичков.  Не остались они  в стороне и потом -  когда еще один из местных висельников привязался к Гонсало с самыми пакостными намерениями. Правда, Гонсало все-таки успел засветить тому по физиономии левой рукой -  правая тогда еще толком не слушалась...

Агилар сдружился с Франсиско - мальчиком, который сейчас пел песню про запрещенный королем мавританский танец, и его отцом  - доном Антонио.Так что ему  не пришлось привыкать к тюремной похлебке - его угощали новые знакомые, которым еду приносили из дома.

Хуже всего выматывало вынужденное бездействие. Потому что сейчас Гонсало оставалось только ждать. Суд вроде бы должен быть совсем скоро, но когда именно - никто толком не знал. Песня отвлекала  от невеселых мыслей,  потому не могла не радовать.

Да, он восхищался деяниями славного предка - дона Гонсало де Кордоба, названного El Gran Capitán, который завоевывал Гранаду. Но то, что по приказу короля ныне творили с морисками, его совсем не радовало.  Изначально испанский король обещал им совсем другое.  Обещание было дано, и отказываться от него  - это поступок не короля, а ростовщика. Об этом Гонсало сразу сказал дону Антонио - кажется в первый вечер...

Потому сейчас Гонсало Агилар пел вместе с Франсиско. Не обращая внимания на неудовольствие галерника, которому эта песня пришлась не по нраву.

В этот раз обращенных к ним слов Гонсало даже не расслышал - для него сейчас существовала только песня. Бывшая явным вызовом нынешнему порядку вещей, который несомненно радовал отца лжи и его присных.

"Отец", крякнув, поднялся с места, зазвенев кандалами:

- Слов вы, значит, не понимаете, господа... - угроза в его голосе была была нешуточной.

Узники зашумели, пришли в движение, и дон Антонио де Кордоба одернул молодых людей:

- Полно, полно, сеньоры. Не давайте повода ищущим повода, как говорит Писание.

Но не успел "отец" сказать или сделать что-либо еще, как дверь камеры отворилась с протяжным скрежетом, и внутрь вошел комендант крепости в окружении солдат и закутанных в плащи кабальеро.

- Добрый вечер, дон Херонимо, - поднялся навстречу ему дон Антонио. - Чем обязаны?

Не ответив на приветствие мориска, комендант кивнул страже, и те подойдя к "отцу", хрипло взвизгнувшему: "Эй-эй, чего это?.. Я ничего..." - сняли кандалы с его рук. Потом они обошли поочредно всех узников-испанцев, расковывая их и вручая им ножи, тесаки и шпаги - все оружие, какое нашлось в крепости, похоже.

В камере повисла тишина, то и дело нарушаемая позвякиванием цепей, шарканьем ног, возгласами галерников, растиравших запястья, да испуганным шепотом морисков, которым оружия не досталось.

- Что все это значит, дон Херонимо? - осмелился, наконец, выразить общее недоумение дон Антонио.

- Ровным счетом ничего, сеньор де Кордоба, - ободряюще улыбнулся комендант. - Это для пущего спокойствия. Сами знаете, время сейчас непростое.

- Для чьего спокойствия, дон Херонимо?   - язвительно поинтересовался Гонсало. -  К тому же оружия явно недостаточно. Мне вот, к примеру,  ничего не досталось. Сеньору де Кордоба - тоже...

Агилар  прекрасно понимал, что ничем хорошим затея коменданта не закончится . Похоже здесь решили попросту избавиться от неугодных морисков, причем чужими руками. Воистину, нет предела подлости человеческой...

- В первую очередь - для моего, - ответил комендант. - Я хочу знать, что во ввереной мне крепости не будет беспорядков. Холодное оружие хорошо остужает слишком горячие головы, - он усмехнулся, и его свита угодливо засмеялась. - Но ведь беспорядков не будет, да, дон Антонио?

- Я и мои друзья - верные слуги его величества, - дон Антонио простер руки, словно пытаясь обнять и защитить всех морисков в камере. - Какие беспорядки, дон Херонимо?

- Вот и чудно, - заключил комендант. - Тогда ни мне, ни вам не о чем беспокоиться. Желаю доброй ночи, сеньоры!

- Как-то вы очень избирательно раздали оружие, сеньор, - не сдержался Гонсало. - Получается, теперь в Испании бандитам с большой дороги доверяют больше, чем дворянам?

- Ясно, сеньор комендант, -  крикнул ему вслед Гонсало. - Ясно, что в Испании ныне напрочь позабыли о чести!

Разумеется, молодой человек совершенно не думал, что эти слова дон Херонимо потом вполне может ему припомнить - при случае. И что такой случай при определенном раскладе ему легко представится.

Еще по ходу этой более чем страной беседы Агилар наметил среди толпы разбойного сброда троих, одному из которых  придется ссудить его оружием. Один - долговязый и худой как жердь  держал шпагу так, что сразу было ясно, что ему привычней орудовать  тесаком.  Другой -низенький и плотный  похоже прежде промышлял воровством  - во всяком случае, серьезным противником не казался... Третий, кажется, тоже.

Беда была в том, что кроме Гонсало похоже никто из дворян не задался этим вопросом. А стоило бы... Но слишком многие мориски, оказавшиеся в этой тюрьме,  были людьми совершенно мирных занятий - торговцы, врачи, ученые... И нынешняя подлость стала для них громом среди ясного неба. Агилар попытался их успокоить:

- Резать сеньоры, можно только тех, кто покорно пойдет на бойню! А оружие вполне можно взять в бою!

И сразу спросил сеньора де Кордоба:

- Скажите, дон Антонио, кто  сможет драться?

- Я сам... - задумался дон Антонио, положив руку на плечо сына. - Сеньор Кальдерон, сеньоры Энрикес Марин, - понизив голос, он назвал еще несколько имен.

- Я смогу, - Франсискито закивал, сморгнув слезы.

- И я... - шепнул Алонсо.

- Кончай разговоры! - распорядился "отец". - Всем спать.

Соотношение сил ожидаемо оказалось совсем не в их пользу.  Но сколько раз битвы выигрывались при заведомом численном превосходстве противника!

- Смотрите сеньоры - за оружие поначалу  сойдет что угодно  - здесь в стенах многие камни держатся на честном слове, - шепотом пояснил своим соратникам Гонсало. -  Основной удар  нам придется принять на себя.  Остальные - помогайте чем можете, хоть под ноги этим висельникам кидайтесь. На достойный отпор они точно не рассчитывают - пусть удивятся.

Подумалось вдруг, что судьба плетет воистину странные арабески  - некогда его славный предок брал Гранаду, а ныне названный в его честь идальго  командует теми, против чьих предков сражался Великий Капитан...

И сразу же в камере гранадской тюрьмы зазвучал клич, с которым испанские солдаты шли в  бой:
- Испания и Сантьяго!

Гонсало Агилар  в одно мгновение поднялся со своего соломенного тюфяка со стены.  Рядом  сразу встали дон Антонио и дон Алонсо. И остальные.

Ведь пока прочие  занимались своими делами, Гонсало , изображая задумчивость, внимательно наблюдал  за висельниками. А между делом успел расшатать и вытащить из стены уже три камня. Пригодятся... Да, здесь затевалась бойня, но Агилар намеревался дать бой. 

Он заранее переговорил с  сеньором де Кордоба  и прочими, кому предстояло дать отпор  мерзавцам и  теперь они ожидали его знака.   Судьбе было угодно, что Гонсало Агилар здесь оказался единственным человеком с военным опытом,  потому  остальные полностью ему доверились, несмотря на юный возраст...

Стена была вся сырая - толком не прислониться и одному дьяволу было известно, сколько еще продлится это томительное ожидание.  А закончилось оно разумеется неожиданно - так всегда бывает, сколько не жди...

Этот возглас ошарашил галерников, но не надолго.

- Смерть морискам! - заверещал долговязый арестант, кидаясь в атаку. - Все они волки в овечьих шкурах!

- Смерть маврам! - поддержал его рев голосов. - Смерть магометанам.

А потом - потом был тот самый рукопашный бой, где едва отличаешь своих от чужих, где с обеих сторон кричат: "Сантьяго! Сантьяго!" и "Иисусе Сыне Божий!" Где проклятия мешаются с молитвой и крики ярости - со стонами раненых.

Мориски дрались: камнями, цепями кандалов, голыми руками, зубами. Дрались с той отчаяннной храбростью, на которую способен лишь обреченный. Проламывали головы своим убийцам, душили их. И каким-то чудом отразили первую атаку, хоть без потерь не обошлось.

Первыми погибли те, кто, не слушая окриков дона Антонио, бросился к двери - звать на помощь. Их зарезали, как ягнят. А стража за дверью безмолвствовала.

- Держать строй! - призвал к порядку их маленькое войско дон Альваро: - Франсиско? Дон Гонсало? Дон Алонсо? Живы?

Ренегат только раскашлялся, подтверждая, что жив.

- Дон Хайме Энрикес... - голос Франсиско дрожал. - Я не вижу его, батюшка, и он не отвечает. А дон Эрнандо ранен.

-Я здесь, сеньоры, - ответил Гонсало, который только сейчас отдышался. В одной руке у него была шпага, в другой нож. Оба клинка перепачканы кровью. На лице и на рубашке Агилара тоже была кровь - он пока что толком не понимал, своя или чужая.

Гонсало  не стал дожидаться, пока ошарашенные висельники  примутся за дело и сразу бросился на того долговязого, у которого хватило глупости полезть вперед, размахивая шпагой.  Легко увернулся от удара и засветил галернику камнем по башке. А второй камень  тут же запустил в толпу наугад . А как именно ему удалось добыть нож, Агилар уже не помнил... Скольких он сумел достать - тоже.

Он оглядел своих соратников - дон Антонио, дон Алонсо, Франсискито.. Хвала Господу, живы!  И сразу спросил сеньора де Кордоба:

-  Дон Антонио, что вам принесет больше пользы - нож или шпага?

Отредактировано Родриго Агилар (2022-06-23 08:51:36)

- Чем все закончилось, сеньоры?

Голова болела и кружилась, было больно дышать. И пробовать приподняться на локте точно не стоило.  Но в окно с решеткой светило  яркое весеннее солнце, настойчиво напоминая, что жизнь продолжается несмотря ни на что.

В ту кошмарную ночь Гонсало дрался, не надеясь остаться  в живых, но Господь судил иначе.

Франсиско, сидевший на краю его постели, заулыбался было, потом сморщился и потрогал забинтованный затылок.

- Вы живы, дон Гонсало, - он глубоко вздохнул, борясь со слезами. - И батюшка жив, только очень слаб. И дон Алонсо... А дон Эрнандо все спит.

Гонсало улыбнулся в ответ - те, кто за эти три недели стали ему друзьями,  остались живы :

- Воистину, смерть сторонится храбрецов. Получается, вы сообща сумели все-таки вразумить этих висельников?

Франсиско помотал головой, охнул, как-то разом побледнел, согнулся пополам - и его стошнило на пол.

- Простите, - смущенно пробормотал он, отвернувшись, и торопливо утер губы ладонью: - Нас не добили, потому что в камеру ворвались солдаты графа Тендильи и горожане. Все остальные, - его плечи дрогнули, - больше ста человек... упокой Господь их души...

От таких вестей Гонсало на какое-то время лишился дара речи. Хотя после всего, что им предшествовало, именно этого и следовало ожидать...

- Боже милосердный... Получается ...  получается, здесь все кто остался жив?

Отредактировано Родриго Агилар (2022-06-16 21:25:58)

- Сносно, - был ответ. - Обо мне не беспокойтесь, сеньор - здесь есть те, кому ваша помощь нужна куда больше... Тот же дон Эрнандо...

Гонсало хотел еще поинтересоваться, с чего это вдруг тюремное начальство вдруг стало заботить  самочувствие  тех, кто чудом уцелел в бойне, которой господин комендант весьма поспособствовал, но говорить было тяжело.  И правая рука снова не слушалась, но теперь похоже уже совсем по другой причине  - не зря она была забинтована от локтя до запястья. Грудь тоже была перетянута повязкой.  Причем всем этим список неприятностей  не исчерпывался. В общем, недавние малоприятные странности с рукой ныне казались юноше не заслуживающим внимания пустяком.

Неожиданная гостья в тюремном лазарете  поначалу показалась Гонсало видением из тех, что являются в горячечном бреду. И наверное, лучше было бы, если  бы так все и оказалось. Потому что его вдруг осенило - это супруга дона Эрнандо!  И она привела их сына, чтобы он мог проститься с отцом! Да, в ту страшную ночь Гонсало Агилар  сумел выиграть свой спор со смертью,  но какая польза от того была остальным?  Явно ведь не  такая, как он самонадеянно полагал еще совсем недавно..

Проклятая боль  помешала Агилару сразу понять, что все, о чем здесь говорится, касается и его - на это понадобилось некоторое время. Потом понимание наконец  пришло. И стало по-настоящему жутко. Но он все-таки решился спросить:

- А что известно насчет меня, сеньора? 

Гонсало тут же сообразил, что дама  не знает его имени - но на дальнейшие пояснения сил уже не было - он снова откинулся на подушки.

Донья Лус подняла голову, обернувшись на голос:

- Остальных приговорили к плетям и каторге, - тон ее был ровным и даже насмешливым. - Наказание отложили до тех пор пока вы, сеньоры, не будете в силах его перенести. Суд вовсе не хочет засечь вас до смерти и лишить испанскую корону таких ценных рабов.

- Сеньора, сеньора! - замахал руками лекарь. - Боже Правый, как вы неосторожны! А если на вас донесут? У вас сын...

Продолжить он не смог, потому что при слове "засечь" Франсиско, не успевший дойти до своей койки, со стоном рухнул на пол.

- Да что же это за наказание! - схватился за голову доктор. - Что с ним, падучая?

- Нет, - прохрипел дон Антонио. - Ему просто страшно. Уложите его, если можно. Сейчас все пройдет.

Какое-то время в лазарете царила полная неразбериха: пришлось звать стражу, чтобы поднять и водрузить на койку бившегося в истерике Франсиско. Потом донья Лус отпаивала его водой и утешала перепуганного малыша Альваро. Потом проснулся Алонсо и принялся громко жаловаться на боль в боку. Потом доктор велел всем посторонним уйти, и, наконец-то, наступила тишина. Только Франсиско все еще вздрагивал и всхлипывал, зарывшись лицом в подушку.
Лекарь вернулся к койке дона Гонсало, казалось, провалившегося в забытье и поднес к его носу флакон с чем-то резко пахнущим.

- Не к чему.., - прошептал Гонсало, отстраняя левой рукой его руку. - Лишнее..

Просто услышанное от доньи Лус стало для Агилара настоящим громом среди ясного неба. Таким, что на какое-то время все остальное просто перестало для него существовать.

- Это.. это правда?, - спросил он дона Антонио, глядя на него широко раскрытыми глазами.

Сейчас, несмотря на бинты, скрывавшие часть лица, юный кабальеро казался растерянным мальчишкой . И ничем не напоминал того Гонсало Агилара - спокойного и решительного,  который с немногочисленными соратниками совсем недавно готовился к безнадежному бою.

Небо за зарешеченным окном лазарета  было уже почти летнее. Пели птицы  - так, что заслушаешься.  Настало самое чудесное время, но волей судеб Гонсало Агилар проводил его совсем не так, как следовало бы.  Утешало одно - что в достойной компании. Знакомству с доном Антонио де Кордоба и его сыном он был очень рад. Вообще, ему грех было жаловаться на судьбу - сломанные кости срослись, раны затянулись, оставив шрамы, силы вернулись. А о том, что будет потом, Гонсало просто запретил себе думать. За то единственное проявление слабости ему было стыдно до сих пор.

- Спойте что-нибудь,  Франсиско, -отвлекшись наконец от окна, попросил он своего товарища по несчастью. -  А я подпою. Весна и здесь остается весной.

- На рассвете дня Святого Иоанна... - охотно откликнулся на его просьбу  Франсискито.

Он сидел на краю койки, по-детски болтая ногами, и теперь принялся отбивать ритм, стуча пяткой о ее ножку.

- Мавры... - рассказать, что сделали мавры тем праздничным утром, он так и не успел, потому, что дверь лазарета распахнулась и строгий голос выкрикнул:

- Агилар! Де Кордоба, на выход!

Песня  закончилась, не начавшись. И видимость спокойствия - тоже. Гонсало глубоко вздохнул, будто перед прыжком в воду, посмотрел, как солнечные блики играют на раме окна и  первым поднялся со своей койки. Оглянулся на своих товарищей:

- Да поможет нам Господь и Пречистая Дева, сеньоры!

И шагнул за порог. На губах Агилара играла презрительная  улыбка - положение обязывало.

Отредактировано Родриго Агилар (2022-06-19 20:27:08)

Солнце светило все также ослепительно ярко, в лазурном небе не было ни облачка, дул теплый ветерок . Весна оставалась весной - даже здесь.  Гонсало, еще уходя из лазарета, твердо решил не думать вообще ни о чем.  Потому и сейчас он выглядел совершенно спокойным, хотя уже не питал никаких иллюзий насчет того что именно его ожидает.

Солдаты держали Агилара  за плечи, но когда он сам шагнул вперед, не стали ему мешать.  Гонсало сложил руки на груди, снова насмешливо улыбнулся:
- Начинайте свой фарс, господа комедианты...

И посмотрел на дона Херонимо, который присутствовал здесь явно не только по долгу службы, так, будто тот и впрямь был комедиантом вышедшем на сцену.

Обрюзгшее лицо дона Херонимо вытянулось, будто он хлебнул уксуса, думая что ему поднесли вино. И коррехидор, сеньор Родригес, стоявший от него по правую руку, прижал платок к губам, скрывая улыбку:

- Хвалю за храбрость, юноша. Не разочаровывайте меня, постарайтесь сохранить ее и дальше.

Дон Хуан Родригес де Вильяфуэрте не испытывал неприязни к морискам и совершенно не лукавил, говоря, что храбрость дона Гонсало ему по нраву. Два месяца назад он вместе с графом Тендильей пытался остановить ночную бойню и искренне жалел, что опоздал.

Гонсало предстояло быть сегодня первым, кроме него наказания ожидала еще горстка цыган и пленных мятежников, которых после должны были клеймить.

Агилару зачитали приговор: двести плетей и четыре года галер. Велели снять рубашку и подойти к столбу.

Удар попал в цель, славно! На физиономию дона Херонимо стоило полюбоваться... Вправду ведь  сеньор комендант годится в комедианты! Гонсало едва не рассмеялся.

Пока зачитывали приговор, Агилар смотрел на птицу, которая парила высоко в ослепительно-синем небе. Похоже, орел.. Так что слова про двести плетей и четыре года галер  молодой человек попросту пропустил мимо ушей. Он расслышал лишь то, что было сказано в финале.

Гонсало сбросил рубашку и спокойно пошел к столбу, не заботясь о том, чтобы считать шаги, оставшиеся до неизбежного или думать, что ему  сейчас предстоит... Все с той же насмешливой улыбкой.

Руки молодого человека привязали к железному кольцу, вделанному в столб - не столько, чтобы не сбежал, сколько - чтобы не упал под ударам. И плеть свистнула в воздухе...

Палач хорошо знал свое дело: умел, если требовалось, одним ударом рассечь плоть до кости, и наоборот - мог бить так, что шрамы сойдут уже через месяц, и следа от них не останется. Только спина позудит немного - и все.

Вчера ему щедро заплатили именно за второе его умение и прибавили: "Свалится с лихорадкой - лично с тебя три шкуры спущу".

Боль неожиданно оказалась вполне терпимой. Потому и в нынешнем незавидном положении  у Агилара получалось держаться соответственно имени, которое он носил - даже с некоторым вызовом.  Гонсало, разумеется, не знал, кому он обязан такой возможностью...  Не знал он и сколько все это продлится.

А в небе над крепостью наверное все также кружит орел... Убедиться в этом у молодого человека сейчас не было никакой возможности, но верить хотелось..

Тишину ясного майского дня доселе нарушал лишь свист плети, вздохи приговоренных, да ленивая перебранка караульных, уставших стоять навытяжку. Но дон Херонимо, видно, заподозрил что-то неладное:

- Что ты его гладишь, как девчонку в борделе?! - накинулся он на палача. - Работай на совесть!

- Не переживайте так, дон Херонимо, - посоветовал ему коррехидор. - Сегодня жарко, я боюсь, как бы вас не хватил удар, - он протянул коменданту свой платок, чтобы тот мог утереть струившийся по лицу пот, но дон Херонимо только раздраженно отмахнулся.

Палач крякнул и хлестнул приговоренного сильнее, так, что плеть рассекла кожу, и сквозь зубы прошипел:

- Ты что подыграть не можешь? Его милости оттуда не видно, как я тебя бью, зато хорошо слышно, что ты не орёшь.

- Нет, -  тихо ответил палачу Гонсало. - Я солдат, а не комедиант. Делай свое дело как подобает...

Стало быть, у него неожиданно оказался неизвестный доброжелатель  но его усилия похоже пропали втуне - дон Херонимо слишком внимательно наблюдал за экзекуцией..

Гонсало закусил губу и стал молиться. Палач ударил его по-настоящему только один раз, но этого хватило, чтобы понять, что при таком раскладе дальше держаться  как должно будет очень непросто.

- Ну, пеняй на себя, братец, - палач вновь опустил плеть на спину Гонсало. - Все, что мог, я сделал, - последовал новый удар. - Мне, знаешь, место терять тоже не хочется...

Отредактировано Родриго Агилар (2022-06-21 13:38:27)