Агилар не спал - последнее время он вообще спал как попало, хотя за день, как полагается любому галернику,  выматывался так , что по всем законам природы должен был бы провалиться в сон сразу, едва представится такая возможность.

Гонсало  упорно не давала покоя одна мысль - а вдруг, не приведи Господь,  война закончится прежде, чем завершатся  полтора года, которые ему оставалось ворочать веслом на галере... Потому что сейчас  происходило  то, о чем он грезил  с раннего детства  - христиане  наконец взялись за турок, возомнивших себя хозяевами Средиземного моря. И ныне их галера шла к Патрасскому заливу - на помощь венецианцам...

Вначале он думал что долго здесь не протянет. Потому что хотя молодой человек  и силой был не обижен, и усадили непривычного к работе дворянина туда, где легче всего  - к самому борту,  весло поначалу казалось совершенно неподъемным,  и Гонсало  то и дело выбирался из ритма. За это новичку доставалось с завидной регулярностью  -и кнутом от подкомита,  и от соседей. Вечерами он просто падал от усталости.  А на следующий день все равно нужно вместе с остальными непослушными руками, выбиваясь из сил, ворочать чертово весло - через боль, какой бы невыносимой она не казалась.  Шептались, что "этот скоро свое отплавает". Но в итоге  на их банке свое отплавали смешливый цыган и здоровенный турок, а Гонсало каким-то чудом выжил.  Стал сильнее, набрался опыта и переселился от борта к середине - там было еще тяжелее. А на его прежнем месте теперь обосновался парнишка-мориск.

Не зря говорят, что человек привыкает ко всему...  За эти два с половиной года Агилар привык к тому, к чему казалось бы привыкнуть совершенно невозможно. Более того - все это стало казаться чем-то само собой разумеющимся -  страшная теснота, тяжеленное весло,  цепь, которой он был прикован, обритая голова, скудная еда, палящее солнце  и  соленая вода, то и дело окатывавшая гребцов ... Он очень изменился и сам бы себя не узнал, если бы увидел.

Время тянулась мучительно долго.  Гонсало успокаивал себя известным изречением из Святого Писания-  все проходит, и это тоже пройдет. Но последние две недели стали для него настоящей пыткой  - они вышли из Мессины  в середине  сентября и через десять дней добрались до Корфу. Из разговоров солдат Гонсало узнал, что турки захватили Фамагусту и устроили там резню. Теперь же проклятых нехристей ожидало достойное возмездие... Но принять участие в этом возмездии Гонсало Агилару, увы, было не суждено... Потому в эту ночь уснуть у него так и не получилось. И неожиданное явление Франсиско особо не удивило. Когда шаги часового стали удаляться, он спросил вполголоса:
   
- Что стряслось, братишка? Дурной сон приснился?

Отредактировано Родриго Агилар (2022-07-02 20:40:42)

Франсиско де Кордоба в его двенадцать лет уже пришлось пережить столько, что любому взрослому хватило бы до конца жизни. Неудивительно, что сейчас он от страха не мог произнести ни слова. За него ответил Гонсало:

- Сеньор, у мальчишки живот разболелся и ему надо пробежаться на нос...

Агилар понимал, что в ответ запросто может получить от часового затрещину или нажить себе очередные неприятности. Но промолчать было бы последним свинством - тем более, речь шла о его названом брате.

Солдат неожиданно рассмеялся, но издевки в этом смехе не было:

- Значит, похлебка точно была прокисшая. Где ты там, мученик? Иди сюда, залезай на банку... вот, - он втащил Франсико на куршею. - Сам дойдешь? Ну, тогда бегом марш!

Потом он вдруг уселся на куршее, свесив ноги вниз, вздохнул и шепнул Гонсало:

- А вы не побоялись заговорить ночью с часовым. И все ради мальчишки, у которого скрутило живот... Кто он вам, брат?.. Приятель?..

Судя по голосу, часовой был молод, одних лет с Гонсало или немногим старше.

Странный он был какой-то , этот часовой... Он беседовал с невидимым собеседником как с дворянином, как с равным. Хотя не мог не знать. что перед ним галерник. И Гонсало не задумываясь ответил ему:

- Названный брат, сеньор. И я ему многим обязан...

Агилар приподнялся на локте и сел, освободившееся место на палубе тут же занял сосед, паренек-мориск, который до этого ютился среди гребцов, лежа на боку.

- А бояться у нас в роду как-то не принято... Потому меня никто тому не учил...

- У вас в роду... - часовой наклонился, словно пытаясь разглядеть лицо Гонсало, а потом и вовсе соскочил на банку. - И какого вы рода, если не секрет?

Казалось, ему просто скучно, и он пытается скоротать время за праздной беседой. Или хочет поглумиться над галерником. Но договорив, он тяжело сглотнул и прижал руку к животу - повторив жест Франсиско.

Быть может, это вправду был лишь праздный интерес. Но Гонсало поднялся с палубы и присел на банку рядом с молодым солдатом:

- Гонсало Агилар к вашим услугам, сеньор,, - ответил он, не задумываясь как странно звучат эти слова в устах галерника. - Никто из Агиларов не отступал с поля боя - каким бы не был расклад. Впрочем, мне настоящей войны, увы. не досталось...

И тут он заметил, что с его собеседником творится что-то неладное:
- Что с вами, сеньор?

- Пустяки, - усмехнулся солдат. - Просто кок кормит нас всякой дрянью. Или я вчера перебрал вина. Пройдет, - он снова сглотнул и переменил тему: - И не зовите вы меня "сеньором" через каждые три слова. Дон Мигель, договорились?

Новый знакомый Гонсало о чем-то задумался, потер переносицу и вдруг спросил:

- Постойте, а не вы ли тот Агилар, о котором нашему капитану писали из Мадрида?

- И вас получается, тоже? - удивился Гонсало. - Я до сего момента был уверен, что всю дрянь здесь скармливают галерникам...

Он рассмеялся. А потом вдруг прозвучал вопрос, которого Агилар совсем не ожидал. Потому он ответил на него не сразу:

- Не знаю, дон Мигель. Но одно могу сказать точно - другого Агилара на этой галере нет...

Он порой вспоминал Алонсо - как бы не сложилась судьба родича, она точно оказалась удачней его собственной...

- Относительно вас есть некое распоряжение, - все так же задумчиво промолвил дон Мигель. - Капитан говорил об этом еще в Мессине. Вы помните, наверное, к нам тогда на борт поднялся дон Хуан? Сеньор капитан расстарался, устроил настоящий прием, даже музыкантов позвал. И этот ваш названный братец тоже там был! Только его, похоже, сначала отдраили в семи водах, а сверху облили розовым маслом, - дон Мигель тихо засмеялся и наморщил нос: гребцы благоухали отнюдь не розами.

- Он еще танцевал невольничью пляску. Знаете, ту, что пляшут в кандалах? - он сложил и развел руки над головой, изображая, как стучат кандалами друг о друга. - А потом кто-то из неаполитанцев принялся его щипать, а он, представляете, пнул его по лодыжке, обозвал содомитом и сбежал, не дожидаясь, пока с него снимут кандалы. Да... Я, право, не думал, что дети здесь сохраняют хоть какое-то понятие о чести. Его и пажи не всегда сохраняют...

- Он тоже дворянин, дон Мигель. Франсиско де Кордоба, - вздохнул Гонсало. - Они с отцом оказались здесь по ложному обвинению, причем редкостно мерзкому - просто потому что они мориски...

Агилар по старой привычке, вроде бы напрочь позабытой на галере, сцепил пальцы на коленях:

- А я - за то, что помешал обесчестить знатную даму и отправил на тот свет двоих висельников, оказавшихся моими сослуживцами... Жаль, конечно, что только двоих, а не всю толпу... В странные времена мы живем, дон Мигель, не находите?

Он снова усмехнулся. Потом лицо галерника приняло весьма задумчивое выражение:

- Я об этом распоряжении впервые слышу. Вам случайно неизвестно его содержание?

-  Сеньор поэт, -  наконец заговорил с  Руфо Гонсало, все это время молча  наблюдавший за беседой двух солдат. - Дон Мигель поведал мне , что вам  известны все здешние новости. Скажите, вам часом не доводилось слышать о распоряжении , которое капитан нашей галеры получил из Мадрида, кажется еще в Мессине? Распоряжение это относительно некоего Агилара...

Он говорил с полуулыбкой,  будто о чем-то неважном, а сердце колотилось как безумное. Гонсало сразу вспомнил ту ночную беседу и слова  маркиза Лос Велеса: "Быть может, у вас найдутся защитники, о существовании которых вы не догадываетесь" - так ясно, будто она была вчера..  Неужели Господь наконец  внял его молитвам?

- Агилар... Агилар... - Руфо наморщил лоб и поскреб в затылке. - Не припоминаю.

Повисла пауза, и поэт несколько обиженно продолжил:

- Но, быть может, что-нибудь и освежит мою память... Что-нибудь...

Этот Руфо в отличие от дона Мигеля явно был не настроен сразу все рассказать. И, похоже, из любого рассказа устраивал целое представление. Что поделаешь, придется любоваться зрелищем.

-Лучше всего память освежает кружка хорошего вина, - улыбнулся Гонсало. - Но ее сейчас здесь взять совершенно негде. Так что придется обойтись обещанием -  буду должен.

Он даже не подумал, насколько странно звучит  все это в устах галерника...

Отредактировано Родриго Агилар (2022-07-07 21:29:44)

Агилар наконец  поднял голову и посмотрел на сеньора де Кордоба. Поначалу  так, будто видел его в первый раз.

- Оказывается, я уже месяц как свободен, дон Антонио.  Пришло письмо из Мадрида - маркиз Лос Велес сумел добиться для меня королевского  помилования. Но ни одна сволочь  не сочла нужным мне о том сообщить!

Гонсало горько рассмеялся.

Снова донесся свист: не отлынивать от работы! А потом на спину замешкавшегося молодого человека обрушилась плеть подкомита.

- Да греби же ты! - взвыл юный мориск, толкая весло вперед. - Из-за тебя всю банду перепорют!

- После, - одними губами шепнул дон Антонио.

И Гонсало взялся за проклятое весло - не подводить же дона Антонио и остальных.   От души желая чертову неаполитанцу и всем его присным  всех "благ" в этой жизни и достойного воздаяния в вечности. Ведь королевское письмо, пока капитан не соизволит сообщить о нем всем на галере, ничего не меняло для Гонсало Агилара.  Для всех он по-прежнему был обыкновенным галерником. Хотя уже месяц мог бы быть солдатом...

Весло снова казалось неподъемным - как тогда, в самом начале. Потому Агилар очень скоро сбился с ритма - чего с ним не случалось, наверное года полтора, если не два.

Последовал новый удар, потом еще один, оставивший на спине Гонсало свежие багровые отметины. Они снова промешкали, и мориск, получив веслом по голове от сидящих сзади, не издав ни звука, обмяк, осел на банку, а с нее - сполз на палубу.

- Третий, очнись! - взревел загребной. - Иначе, если комит не изобьет тебя во время стоянки, я тебе сам всыплю.

Третьим был Агилар.

Как же быть? Всеми правдами и неправдами найти возможность переговорить с капитаном? Но ведь чертов неаполитанец  точно скажет, что никакого письма в глаза не видел... 

В следующее мгновение  плеть подкомита и  окрик загребного очень  доступно пояснили Агилару, что пользы  в этих мыслях сейчас нет ровно никакой, скорее наоборот.  Потому Гонсало  заставил себя забыть обо всем. И самого себя забыть тоже - без этого здесь не выжить.  Для него сейчас существовало  только весло, которое то поднималось, то опускалось. Он был  одним из многих, лишь  частью  безликой  силы,  что мчала по волнам корабль под испанским флагом...

А потом вдруг раздался крик марсового. Гребцы вряд ли его расслышали за плеском воды, скрипом уключин и собственными проклятиями и стонами под ударами плети.

Но за ним последовал приказ сушить весла. А за ним - словно легкий ветерок повеял над банками: "Турки... турки... турки..." И один из гребцов-магометан истерично взвизгнул, помянув своего Аллаха - и получил затрещину от соседа.

- Вот мы и нашли турок. Или они - нас, - констатировал Гонсало, как только отдышался. - Тем лучше. 

Когда молодой человек повернулся к дону Антонио, было видно, как блестят его глаза. Да, встреча с турками гребцам ничего хорошего не сулила, но Агилар сейчас видел в ней единственный свой шанс.

Отредактировано Родриго Агилар (2022-07-09 23:01:00)

- Дон Антонио, Богом клянусь, я не допущу чтобы с Франсиско  случилось что-то дурное, - попытался успокоить сеньора де Кордоба Гонсало.- К тому же  не стоит отдавать победу туркам заранее..

Дон Антонио, действительно ставший для Гонсало вторым отцом,  мало походил на его родного отца дона Энрике - всегда собранного и невозмутимого.  Но дону Энрике Агилару, хвала Господу, не довелось пережить и малой доли того, что выпало сеньору де Кордоба...   

Гонсало похоже унаследовал отцовское спокойствие - сейчас он был спокойнее очень многих. Из  разговора сержанта  с тем самым уже знакомым ему  корабельным шутом, Агилар понял, что  на галере и вправду дела плохи. А еще -  что пора действовать. Потому что в цепях и без оружия названного брата он никак не защитит.

Услышав, что сержант идет обратно, он больше не раздумывал:

- Сеньор Кастельяно, потрудитесь наконец, вспомнить про письмо с королевским распоряжением на мой счет, которое оказывается уже месяц как лежит у капитана! Распорядитесь, черт побери, снять с меня цепи и дать оружие!

Сержант замедлил шаг, обернулся, посмотрел на Агилара, как на безумного, и собрался идти дальше.

- Мое имя Гонсало Агилар, сеньор, - пояснил молодой человек, только сейчас  сообразив, что для офицеров все галерники на одно лицо. - Я солдат, а солдаты сейчас здесь  куда нужнее гребцов!

- Гонсало Агилар?.. - сержант пожевал губами. - Знаете, катитесь к чёрту, Гонсало Агилар! Не до вас сейчас.

Банда заржала, удивляясь фантазии молодого человека: надо же, выдумал какое-то письмо! И Дон Антонио схватил Гонсало за локоть, умоляя остановиться, а один из подкомитов уже хотел оборвать гневную речь Агилара  ударом плети, как вдруг сержант поднял руку:

- Не надо! Я доложу сеньору капитану. Не капитану галеры - нашему капитану, дону Диего.

Все это время Агилара не покидало ощущение, что он бьется в каменную стену. И эта стена вдруг поддалась - когда он уже почти отчаялся.

- Благодарю, сеньор, - Гонсало слегка склонил голову.- И прошу простить мои резкие слова, я не сразу сообразил, что к тому, что творится на этой галере вы никакого отношения не имеете.

Офицер, с которым он затеял безнадежный спор, волей судеб оказался  из роты абордажников, которая поднялась на борт их корабля в Мессине. И это сразу меняло дело - в лучшую сторону.

Солнце медленно клонилось к закату, день угасал. А вместе с ним гасли и окрылявшие Гонсало  надежды на немедленное  торжество справедливости .  Потому что никто так и не пришел снять с него оковы. Офицеров занимали совсем другие вопросы - бывшие куда важнее просьбы  галерника.

Потому  неожиданный отдых  показался ему очередной изощренной пыткой. Агилару невообразимо тяжело было оставаться в стороне, когда рядом готовятся к бою. Но что он мог сделать?  Ровным счетом ничего...

Разговоров и шуточек на гребной палубе в этот вечер было куда меньше чем обычно. Некоторые гребцы сидели мрачнее тучи - в полной мере сознавая, что если галера пойдет на дно, они погибнут первыми. А вот турки наоборот сияли, надеясь на скорое освобождение. Но тоже помалкивали.

В общем, тот разговор, ничем так и не закончившийся,  припомнил Гонсало только один давний его недоброжелатель, угодивший на галеры за разбой. Улыбнулся во весь рот:

- Что,  съел, выдумщик? Дождался?

И показал внушительную фигу.

Гонсало ничего ему не ответил. Он вообще за весь день не проронил ни слова.  Когда стемнело - попытался заснуть. И снова не сумел.

Отредактировано Родриго Агилар (2022-07-12 06:51:23)

Этот разговор многое прояснил для Гонсало, который все также лежал без сна, глядя в темное небо.  Стало быть, дон Мигель заговорил с ним вовсе не из праздного любопытства. А еще оказалось, что они очень похожи - Агилар любую боль с детства считал мелочью, не достойной того, чтобы обращать на нее внимания, хотя всякие неприятности случались с ним с завидной регулярностью. Жаль, если для дона Мигеля не сбудется завтрашний бой...

Но сейчас Гонсало куда сильнее волновала собственная участь. Потому, как только в беседе  сержанта и уже хорошо знакомого ему корабельного шута возникла пауза, молодой человек, призвав на помощь своего небесного покровителя, решился задать вопрос, который для него сейчас воистину был вопросом жизни и смерти: 

- Сеньор Кастельяно, вы переговорили с доном Диего?

- О, Господи! - сержант  застонал, словно у него разболелись все зубы разом. - Снова вы? Вы назойливей, чем слепень в жаркую погоду!

Руфо расхохотался:

- А ваш Мигель, между прочим, вчера с ним всю ночь просидел. Вот тут на банке.

- Мигель... кхм... гхм...

- Да, вас, никак, ветром продуло, сеньор Кастеллано? - участливо поинтересовался Руфо. - Берегитесь, не подхватите лихорадку.

- Сеньор Сервантес, - ничего не выражающим тоном произнес сержант, - такой же "мой", как и "ваш". Оставьте ваши инсинуации, сеньор Руфо! - он наклонился, пытаясь разглядеть Гонсало среди других гребцов: - Я доложил о вас сеньору капитану. Ждите, и ваше терпение будет вознаграждено. Моего слова вам достаточно? Или мне пойти разбудить дона Диего, чтобы он сказал вам это лично?

Сердце, которое на несколько мгновений перестало биться, теперь  заколотилось так, что его стук заглушал плеск волн.

- Увы, сеньор, - спокойно ответил Гонсало собеседнику, который похоже по-прежнему пребывал не в лучшем настроении, - Справедливость ныне стала такой редкостью, что для того чтобы ее отыскать, приходится уподобляться самым разным тварям земным и небесным. Вашего слова мне, разумеется, достаточно. Благодарю вас!

Он не стал продолжать разговор - не хватало еще перебудить соседей.  Молодой человек лежал глядя в небо и  благодарил Господа, Пречистую  Деву и святого Гонсало за  возможность, о которой он грезил столько, сколько себя помнил, и которой  ныне оставалось ждать совсем недолго. В разрыве между туч блеснула яркая звезда и это показалось Агилару добрым предзнаменованием.

Руфо и Кастельяно удалились, продолжая беседовать, и некоторое время до гребцов еще долетали обрывки их разговора:

- Не понимаю, как вам только в голову приходят такие... такие глупости! Чтобы мы с Сервантесом!..

- А что прикажете думать, когда вы бежите из Мадрида вдвоем, перед тем заколов какого-то беднягу-штукатура, который даже свое имя не умеет написать? Что вы ночные грабители и решили поживиться его месячным жалованием?

- Не заколов, а ранив.

- Тем более! А альгвасилы гонятся за вами по пятам аж до самой Севильи и только там теряют ваш след.

- Именно так все и было.

- Ну-ну... Штукатур, верно, был польщен, узнав сколько шума из-за него поднялось. Его собратья редко удостаиваются подобной чести. Нет, знаю! Это был какой-нибудь королевский бастард! Неизвестный брат дона Хуана Австрийского, которого все это время скрывали, воспитывая в семье каменщиков! Признавайтесь, Кастелльяно, это так?

Гонсало уже не прислушивался к разговору - узнав самое главное, он потерял к беседе Руфо и Кастельяно всякий интерес. Только подумал вдруг, что ему стоит помолиться за дона Мигеля, благодаря которому он узнал то, о чем никто на этой чертовой галере не потрудился поставить его в известность. Пусть Господь дарует и  ему возможность проявить себя в завтрашнем бою....  А звезда в темном небе светила все также ярко и тучи , которые в вышине нес ветер, почему-то обходили ее стороной.

- Благодарю, сеньор, - Гонсало слегка склонил голову. - Я ваш должник.  Что же касается оружия, шпаги и кинжала мне вполне  будет достаточно.

Голова слегка кружилась - будто от вина. Да, если бы  не сеньор Кастельяно, он точно бы оступился.  Невозможное вдруг стало возможным, нет больше проклятых цепей и совсем скоро - тот бой, о котором он столько мечтал!

- И еще... - добавил молодой человек, сообразив, что времени на разговоры скоро  не будет. -  У меня есть одна просьба - отправьте меня в самое опасное место.  Я не подведу.

Агилар понимал, что привести себя в нормальный вид он точно не успеет - придется драться как есть, в одной рубахе, если у него вообще будет время ее надеть. Но это обстоятельство молодого человека совершенно не смущало. Смущало другое - он получил долгожданную свободу, а сеньор де Кордоба до сих пор в цепях.  И Гонсало, напрочь позабыв о том, что эти слова могут выйти ему боком, сказал:

- Сеньор Кастельяно, дон Антонио тоже может сражаться и оставлять его в цепях сейчас, когда каждый человек на счету, весьма недальновидно...

Я, кажется, понимаю, как вы оказались на веслах, - бормотал сержант, поторапливая Агилара. - Будет вам самое опасное место. Лично прослежу.

Ропот на гребной палубе все не стихал, вновь засвистела плеть комита, и кто-то заохал. Дон Антонио проводил своего названного сына тоскливым взглядом, перекрестился и вздохнул.

У крюйт-камеры собрались солдаты и освобожденные гребцы, получавшие оружие. И там тоже кто-то шумел.

- Нет, я тттребую, дон Ди-ди-его!

- А я требую... то есть приказываю: возвращайтесь на корму, дон Мигель.

- Сервантес, да вы горите! Отойдите от крюйт-камеры! Не дай Бог, порох задымится! - это снова был Руфо.

Солдаты рассмеялись.

Теперь, при свете дня, можно было разглядеть, что дон Мигель невысок, но хорошо сложен, худощав, но с гордой осанкой, с изящными маленькими руками и ногами.

Но стоило ему обернуться - и человек ожидавший увидеть красавца, был бы жестоко разочарован: узкое лицо, на котором нелепо смотрелся орлиный нос, тонкие губы, маленький рот, в котором словно не умещались крупные, росшие вразнобой зубы.

Эти недостатки внешности обычно искупались веселым взглядом карих глаз, смешливостью, какой-то по-детски беззащитной - и оттого обезоруживающей - улыбкой. Но сейчас глаза Сервантеса сверкали гневом (а, может, это жар был виноват?). Он шагнул навстречу сержанту и почти обижено попросил:

- Кккастельно, ну, хотя бы вы скажите им! Я такой же солдат. И если я не могу ды-ды... - он запнулся, борясь с усилившимся от волнения заиканием, - драться, то пусть меня по-поставят туда, где я хотя бы умру с честью - за своего короля.

- Вот вам товарищ, дон Мигель, - сержант указал на стоявшего чуть позади Агилара. - Тоже рвется в бой. В самое опасное место.

- Дон Гонсало! - Сервантес провел рукой по лбу, пригладил волосы. - Значит, вы и, правда, свободны?

- Благодаря вам, дон Мигель, - улыбнулся ему Агилар. -  Иначе я об этом до сих пор бы не знал. И я очень рад, что сегодня мы будем сражаться плечом к плечу.

Только что Гонсало еще раз убедился, что перед ним человек, для которого  честь значит больше, чем просто слово.  И это не могло не радовать.  А особенно согревал душу намек на то самое ставшее легендой  солдатское товарищество, которому разумеется неоткуда было взяться в толпе сброда под командованием Пабло де Гранада... О котором Агилар  мечтал не меньше, чем о славных битвах.

Народу возле  крюйт-камеры  собралось изрядно и  Гонсало  сообразил, что если замешкается, ему придется довольствоваться тем. что останется. А останется точно какой-нибудь несуразный тесак. который ему не нужен ни к черту, ни к дьяволу.

- Шпага и кинжал найдется, сеньоры?.  - поинтересовался он. -  На такую толпу турок одного клинка точно будет маловато.

Он вновь был солдатом. Будто и не было этих лет в цепях на галере, бессчетных побоев и унижений.

- Вы пробовали когда-нибудь скрестить шпагу с турецкой саблей? - удивленно хмыкнул один из солдат, но капитан не дал ему продолжить, обратившись к Агилару:

- Руки-то еще помнят, как управляться с оружием?

- Такое не забывается, сеньор, - ответил ему Гонсало.

- Сеньор капитан, - поправил его дон Диего. - Раз уж вы теперь под моим началом. Дон Диего де Урбина к вашим услугам.

Послышались смешки, но капитан поднял руку, призывая солдат к молчанию:

- С абордажным палашом справитесь?

- Гонсало Агилар - к вашим, сеньор капитан.

Молодой человек склонил голову в поклоне, ведь перед ним был офицер,  которому он обязан свободой. И возможностью, о которой еще вчера Гонсало  мог только мечтать.

Со стороны эта сцена выглядела более чем странно. Потому что  по всем правилам командиру представлялся  галерник с иссеченной спиной, босой и в одних полотняных штанах.   

- Справлюсь, но шпага мне все-таки привычнее.

- Может, вам сразу пику, дон Гонсало? - невинным тоном спросил Руфо. - Она длиннее.

Кто-то фыркнул, кто-то закашлялся. Сервантес показал Руфо кулак, и тот примирительно поднял руки: понял, умолкаю. А дон Мигель внезапно вынул из ножен  свою шпагу и протянул Агилару:

- Я не смогу ей драться сегодня, так пусть она послужит вам.

Руфо закатил глаза и покачнулся, будто собираясь упасть в обморок.

Гонсало пропустил слова насмешника мимо ушей.  Сейчас он смотрел только на дона Мигеля, который внезапно поступил так, как на его памяти поступали только герои старинных романсеро:

- Благодарю, дон Мигель, но оружия здесь более чем достаточно. Клинок для меня  несомненно найдется. А оставшись против толпы нехристей с пустыми руками, чести себе вы не добудете.

Шпага у дона Мигеля оказалась  отличная и главное,  пришлась Гонсало по руке.  Агилар сделал несколько движений,  рисуя  клинком в воздухе какие-то  арабески.  Это простое вроде бы  занятие сейчас пьянило лучше любого вина. И сейчас молодому человеку не было дела ни до чего вокруг  - ни до того, что говорилось,  ни до того, что происходило....

Наконец Гонсало остановился и радостно констатировал :
- Дон Мигель, у вас отменная шпага - в бою такая не подведет

Только сейчас молодой человек заметил, что именно рассматривает тот, кому он обязан  неожиданно сбывшимся невозможным.  По темной подвеске, изображавшей крошечную ручку сжатую в неприличном жесте шла трещина. И это ничего хорошего ее владельцу не предвещало.

У Гонсало тоже был такой амулет, когда он был еще мальчишкой. Они у многих были - считалось. что этот самый кукиш отпугивает зло.  Свой он передарил любимой младшей сестренке Лусии - как раз когда уходил на войну. Решил, что взрослый мужчина и без талисманов как-нибудь обойдется. Точнее, что талисман у него теперь может быть только один - собственная шпага... 

А дон Мигель, получается, думает иначе...  И вполне может быть, что прав именно он - не зря ведь говорят, что кто предупрежден - тот вооружен.  Гонсало, ничуть не заботясь о том. что скажет по этому поводу насмешник Руфо, положил руку на плечо Сервантеса, который похоже задумался, что сулит ему этот недобрый знак:

-И  что бы там вам не судила судьба - попробуем вместе с ней поспорить!

- Глупости - все эти фиги и прочие амулеты, - буркнул Сантистебан. - У меня кузен бирюзу носил, чтобы лошадь не сбросила. А толку? В прошлом году так навернулся, что едва жив остался. Плохому наезднику никакая бирюза не поможет.

- Не скажи, - качнул головой Кастаньеда. - Я вот слышал историю...

- Это старая трещина, - перебил его Сервантес. - Ей уже несколько лет

Гонсало удивился:
- Зачем вы его тогда носите, дон Мигель? Такой талисман о беде вас уже не предупредит...

- Это память, - Сервантес убрал цепочку и понизил голос: - О несчастном доне Карлосе.

Прошло уже три года с тех пор, как принц Астурийский умер в заточении, но слухи о нем не стихали. Говорили, что принц хотел уничтожить инквизицию, за что и поплатился. Ведь он был настоящим рыцарем, как его дед, Карл V....

Гонсало изумленно воззарился на дона Мигеля:
-  Вы... вы были  знакомы с доном Карлосом?

Отредактировано Родриго Агилар (2023-05-02 16:15:39)