И все-таки, со стороны Креспена это было крайне великодушно - быть премерзким типом. Легко было думать, что он, видимо, сам заслужил, и так ему и надо. В противном же случае, становилось муторно и тоскливо. Какая, право, страшная участь - потерять здоровье! Хуже смерти! Лаварден поневоле попытался представить, что бы он сделал на месте Креспена. Хорошо, если бы удалось добраться до Бреста, а там Жан-Ив, наверное, пристроит под чью-то опеку... Снова заныло в подреберье. И тоскливо подумалось - а сколько он еще выдержит такой жизни, как теперь, и что будет после?
Остальным после встречи с Креспеном, видимо, тоже было не по себе. Вентьевр непривычно мямлил и заикался; Венсан до неприличия открыто таращился на беднягу, а потом еще едва шею себе не свернул, оборачиваясь. Солнце, тем временем, исчезло в низких облаках. Стало совсем уж зябко. Народу на улицах было немного, и прохожие все спешили по своим делам. Праздно прогуливавшихся не видно было. Зато задира-ветер принес чье-то залатанное исподнее, видно, сорванное с бельевой веревки и глумливо швырнул в широкую, подернутую рябью лужу. Венсан, на мгновение оторвавшись от каких-то своих мыслей, уставился на бельишко с живым любопытством - правда, быстро угасшим.
- Господа, - спросил, наконец, он таким голосом, будто они обсуждали какие-нибудь естественные науки, - господа, а как мэтр Креспен может быть сутенером? Он же...
Юный шевалье осекся, смущенно пошмыгал носом и деликатно закончил:
- Ему ведь, кажется, нелегко даже с постели встать.
Роже неудержимо захихикал.
- Шевалье, а вы это делаете ногами? Научите!
От его подавленного состояния не осталось и следа. Лаварден беззвучно засмеялся. Венсан озадаченно посмотрел на обоих, сосредоточенно задумался, а потом покраснел:
- Фу-у-у-у, господин де Вентьевр!!! Это же... фу-у-у-у!!! Он же сутенер, а не... а не... покупатель! Что он может делать ногами?!
- Действительно, - откликнулся Лаварден, - о чем Вы могли подумать, шевалье де Сюрен?
- Я имел в виду драки, - Роже укоризненно покачал головой. - Вы же знаете, зачем девке нужен сутенер!

Венсан страшно смутился и всю оставшуюся дорогу обиженно молчал. Наконец, первая из нужных им лавок - золотая нить с иглой на выцветшем голубом полотне, - встала впереди, как зачарованный замок рыцарских легенд. Лаварден торопливо дернул дверь и с видимым удовольствием шагнул в теплый, пахнущий тканью полумрак.
- Точно здесь? - спросил он, оборачиваясь на Венсана.
- Внутри я впервые, а снаружи - та же вывеска, - равнодушно откликнулся юный шевалье.
И, видимо, набравшись смелости, решительно вернулся к оставленному разговору:
- Но ведь сутенеры обычно не ногами дерутся?!
- Вентьевр Вам так и сказал, - устало засмеялся Лаварден, незаметно толкая локтем товарища. - Что Вас не устраивает, шевалье?
- Простите! Вы меня совсем запутали с господином де Вентьевром, - расстроился Венсан. - Я хотел сказать, что отсутствие ног ему все равно помешает драться... Ох, простите, Бога ради, сударь! Я Вам совсем не хотел отдавить ногу, просто был очень занят разговором.

Лаварден обернулся. В лавке был еще один посетитель.

- Полноте! - де Рибас прямо-таки засиял. - Полноте, ну, какой из меня поэт? Вы ведь сами изволили говорить, что мои стихи хуже собачьего лая. Буквально на днях, когда мы оба были представлены Алиеноре Английской.

"Пейре" в ответ радостно заулыбался и чуть ли не раскинул руки для объятий - таким он выглядел счастливым.
- А ведь я Вас сперва не узнал, - воскликнул он, смеясь. - Вы только не обижайтесь, господин де Рибас - я всего-навсего обожаю собачий лай, он для меня, как музыка! Как же я рад Вас видеть, господин де Рибас!

- Я тоже, я тоже, - юноша заключил своего критика в объятия. И тут же отстранился, будто устыдившись этой ребяческой выходки: - Но ваши друзья, похоже, готовы послать за лекарем, если не за экзорцистом.

При этих словах Роже, который до сих пор лишь переводил недоумевающий взгляд с одного из молодых людей на другого, наконец, опомнился:

— Зачем же за лекарем? — радостно спросил он. — Я бы в первую очередь послал за вашими маменьками, если бы вообще собирался за кем-то посылать.

Несмотря на легкомысленность тона, в нем слышалась некоторая настороженность.

Лаварден наблюдал за происходящим, скрестив руки на груди. На лице его было совершенно нечитаемое выражение: купленный битюг за ночь в стойле превратился в единорога, снес яйцо и дал ведро молока, но правила приличия требовали признать все это совершенно обычным делом.
- Жердьевр, он не врет, - шепотом сообщил он другу. - Представляете? Действительно не врет. Его матушка говорила, что он строил летательное устройство из дерева. Правда, я ее не понял. Подумал, что ему тогда было лет семь или восемь... Зато теперь понял, - он выразительно поджал губы и посмотрел на Роже. - Такие дела, дааа...
Лицо Роже приняло откровенно озадаченное выражение, почти сразу сменившееся озорством.
- Он даже с лестницы не может слететь сам? - трагическим шепотом осведомился он. - Бедный юноша! Брат Лаварден, мы должны ему помочь!
Бретонец засмеялся, а затем трагически, очень громко вздохнул и протер лицо ладонью. И потянулся за кошельком.
- Повлияйте на него, говорит она мне, сударь, - прошептал он, качая головой и выковыривая из темных недр монету. - Повлияешь тут... Вот, мадам, пистоль за русалок. Простите нас, любезная.

Это было вовремя. Венсан все-таки решил расстаться с камзолом, а веер - подарить господину де Рибасу. Слов это у него почти не заняло; громкий и чувственный монолог, льющийся рекой на уши нового знакомца, был посвящен летательным устройствам.
- ...Я тогда был один, и потому не смог ничего построить. Мэтр Крешо мне сперва чердак дал, чтобы я в гостиной не вонял, а потом с чердака меня же и прогнал. Он сказал, дескать, чего доброго, я выброшусь с крыши со своими деревяными крыльями и разобьюсь к чертям собачьим, а матушка от горя потом с ума сойдет, - при этих словах лицо у шевалье де Сюрена было до неприличия радостное. - А сейчас есть Сульяк... Шевалье де Сульяк, умнейший человек и мой хороший друг. Ох, сударь, Вам бы с ним познакомиться!.. У него, кстати, батюшка с матушкой очень любят гостей - может, нам после того, как купим эгретку, зайти к ним в гости? Вы бы уговорили Сульяка снова заняться летательным устройством, только теперь уже нам всем вместе!

-  Как мило, - ледяным тоном произнес Лаварден. - И как жаль покойного мэтра Крешо. Вентьевр, Вы присмотрели подарок супруге, друг мой?

Отредактировано Ги де Лаварден (2023-08-11 18:26:41)

- Может, позировал? - с усмешкой возразил бретонец, пожимая плечами. - Если б я еще знал, кто он такой... Эх! Какого ж ляда я с вами связался?! Рюбены, Абеляры! Чувствую себя каким-то неучем!

Абеляры, тем временем, вовсю мелькали в речи Венсана. Абеляры, да Винчи и еще некто Мор, лично знакомый с месье Рафаилом - архангелом, что ли? - и написавший об этом книгу на святой латыни. Других книг на святой латыни шевалье де Сюрен, очевидно, не читал, иначе бы знал, что гордыня - большой грех.
- ...То есть, все уже готово, понимаете? - доверительно твердил Венсан господину де Рибасу. - Все правила придуманы. Дело за малым - заставить людей по ним жить. Для этого нужно умелое руководство мудрецов, каковыми мы с Сульяком для начала назначили самих себя. А потом к нам, конечно, присоединятся благородные единомышленники, но до этого...

Роже нарочито тревожно огляделся, поднес к губам палец и, подступив к товарищу почти вплотную и изогнувшись крючком, громко прошептал ему на ухо:
— Я тоже! Но тс-с-с!
Лавочница, которую он включил в этот призыв укоризненно-многозначительным взглядом, осеклась, произнеся лишь негодующее "Но!..", благодаря чему число слушателей шевалье де Сюрена увеличилось на три.

— Какая замечательная мысль! — восхитился Роже. — И по каким же правилам вы хотите заставить меня жить, шевалье?
- А? - испуганно переспросил Венсан, оборачиваясь на Вентьевра.
У него был очень растерянный вид - вид человека, который привык, что никто, кроме редких избранных, его не слышит и не слушает.
- Я... я пошутил? - ни раньше, ни сейчас Сюрен не казался лукавым. - Я вообще-то не очень ловко выражаю свои мысли, господин де Вентьевр. То, что я говорил - я не про Вас говорил.

Лаварден нахмурился. Он и сам думал, что первенец мадам постоянно несет чушь, но слышать эти оправдания отчего-то было неприятно.
- Ну, и все-таки? - сухо спросил он.
Сюрен глубоко вдохнул, то ли набираясь смелости, то ли готовясь сбежать.
- Нет, правда, - сказал, наконец, он. - Ни Вас, господин де Лаварден, ни Вас, господин де Вентьевр, ни к чему принуждать не нужно. У вас у самих... ну... ничего особенно нет. Разве что попросить бы вас... не защищать то, что защиты не достойно... Ведь согласитесь, - он вдруг повернулся к лавочнице, - согласитесь, несправедливо, когда один человек умирает от голода, а другой купается в роскоши?!
— Чего ж тут несправедливого? — растерялась та. — Это ж уж как Господь порешил, сударь, за грехи. А те, которые в Париже с голоду умирают, так они просто ленятся, сударь. Чтоб в Париже, да на хлеб не заработать, это надо совсем ничего не делать.
- Ну, пусть не в Париже, - чуть смутился Венсан. - А где-то еще. Какая разница, сударыня?! Иной раз мы говорим обо всех людях на земле...
- Привыкайте! - с усмешкой шепнул женщине бретонец.
- Да, - кивнул Венсан. - Привыкайте. В будущем даже простые люди, вроде Вас, сударыня, будут образованными и начнут задаваться по-настоящему важными вопросами! К примеру - о справедливости. Вы говорите - это за грехи, но если младенец рождается у нищенки, то когда же он успел нагрешить, скажите мне?!

Отредактировано Ги де Лаварден (2023-08-23 01:09:57)

Лаварден слушал разговор молча, неподвижно, все так же скрестив руки на груди - только пристальный взгляд черных глаз перебегал с одного лица на другое. Бретонец улыбался, но улыбка была неживая, будто криво приклеенная, а на душе отчего-то скребли кошки. Что-то во всем этом было не так. Что-то... Не поймешь, назойливое, размазанное, невнятное чувство, как зубная боль, смутно тянущая сквозь сон.
- В ваших силах, быть может, господин де Рибас, - заметил, наконец, он; приклеенная улыбка исчезла. - О нас шевалье де Сюрен сказал, что мы защищаем нынешние, хм, несправедливые порядки. Так?
Бретонец повернулся к юноше, черные глаза встретились с серыми, но Венсан не нашелся с ответом.
- Ну что же... - Лаварден коротко вздохнул и качнулся на каблуках, разворачиваясь к выходу. - Душновато здесь, господа. Я подожду снаружи.

А снаружи, стоило шагнуть за порог теплой лавчонки, от стылого ветра сбивалось дыхание. Лаварден сам не знал, отчего решил сбежать, отчего был так зол и смущен. За спиной захлопнулась дверь. Бретонец глубоко вдохнул, глухо закашлялся от холодного воздуха, прошел несколько шагов и остановился под вывеской. Зябко обернулся плащом. Как вдруг - удивительно! - в разрыве туч засверкало солнце, и мокрый от дождя город засверкал мириадами жемчужин, океаном бледного перламутра. Рядом устроился старый пьяница, поля его ворсистой мягкой шляпы будто обмакнули в расплавленное серебро.
- Красиво, Ваша честь! - сказал он, улыбаясь Лавардену, будто знакомому.
- Красиво... - едва слышно пробормотал в ответ бретонец. - Красиво, милейший.

*    *    *

- Господин де Лаварден на что-то обиделся? - легкомысленно удивился Венсан, когда за бретонцем закрылась дверь. - Очень странно. Ну да ладно.
В руках он все еще держал огромные, каждый с блюдо величиной, обломки русалочьего веера. И сейчас, вспомнив вдруг о них, торжественно протянул шевалье де Рибасу. Лицо юноши прямо-таки светилось радостью - еще бы, ведь новый знакомый так о них мечтал!..