Эстебан проснулся оттого, что кто-то всхлипывал у него над ухом - так безутешно, как плачут только от большого горя. Несколько мгновений он пытался вспомнить, где заснул вчера и в какой компании. Когда ты трижды меняешь хозяев за полгода - немудрено и запутаться. Потом вспомнил: на постояом дворе в Кориа-дель-Рио. «Значит, опять Нена ревет,» - лениво подумал Эстебан. И, не открывая глаз, тронул мальчишку за плечо:
- Чшшш... Ребят разбудишь.
Кровать в комнате была такая большая, что они поместились на ней все вчетвером: он сам, Нена, Кристо и Валерито. Эстебан вздохнул: ему претила манера его новых друзей называть друг друга уменьшительными именами, и попытки звать его Эстебанильо он решительно пресек в первый же день. Уж лучше клички, честное слово. Хотя и клички у них были странные: Нену, вообще, на самом деле звали Педро. Нет, десять лет парню, а его крошкой-малышкой кличут. Тьфу!
Нена меж тем не унимался, и Кристо, спавший с другого бока от него уже начал ворочаться. Нену они вчера уложили в середку - как младшего и хворого: с краю еще свалится, чего доброго. Если честно, Эстебан не понимал, зачем фрай Франсиско потащил Нену с собой. Ну, калека парень, сразу ведь было заметно. Но фрай Франсиско говорил, что у Нены такой голос, с каким раз в сто лет рождаются. Эстебан не спорил: с хозяевами спорить - себе дороже, но сам думал: кой толк в голосе, если Нена не выстоит мессу?
По-настоящему хорошие голоса были только у них с Неной. Кристо и Валерито были много слабее. Но Кристо зато знал ноты, а Валерито хотя бы умел читать и писать. Эстебан не умел ни того, ни другого. И, признаться честно, не грезил церковной карьерой. Он уже решил для себя, что в Севилье сбежит при первом же удобном случае. Наймется на корабль, отплывающий в Индии. Он крепкий, он справится: он уже выше Кристо и Валерито на голову и шире в плечах. И он здоров, не то, что Нена. Турки верно говорили: черные рабы легче переносят операцию. А в Индиях никто не будет его искать. И он, наконец-то, станет сам себе хозяином.
Эстебан снова вздохнул, понимая, что заснуть уже не получится. Любую другую рёву-корову, он просто бы пихнул кулаком в бок, но обижать Нену было совестно. Как его утешить, он тоже понятия не имел, но это, к счастью, и не потребовалось: Кристо уже проснулся и заворковал с Неной как с маленьким. Вот этих фокусов Эстебан совсем не понимал: всех этих "миленький", "солнышко", "золотце". Что-то не так было с этими мальчишками, со всеми тремя. Они говорили, как женщины. Порой Эстебану начинало казаться, что у них какой-то свой тайный язык. Они смеялись, как женщины - тихо и смущенно, прикрывая лицо ладонью. Он ели, как женщины - мало, аккуратно, не залезая пальцами в тарелку и не набивая полный рот. Они ходили как женщины - словно даже и не шли, а плыли над землей. Их даже дразнить было неинтересно: они испуганно смотрели на тебя своими оленьими глазами и хлопали ресницами - там где любой нормальный парень ответил бы колкостью или полез в драку. И обманывать тоже было неинтересно - все равно, что девчонок: они с открытым ртом слушали все твои байки и верили каждому слову. Аж неудобно как-то.
Неужели мужчина превращается вот в это, когда теряет все, что делает его мужчиной? Неужели он сам станет таким же со временем? Точно станет, если проживет в этом «гареме» подольше. Нет, надо бежать сразу, как они доберутся до Севильи. А на корабле он станет трудиться наравне с другими матросами - и никому не будет дела до того, что турки его обкорнали.
И, все-таки, Эстебан немного завидовал своим приятелям: они не помнили, как их изувечили. Они не просыпались посреди ночи в холодном поту от одного и того же кошмарного сна. Нена вообще думал, что родился таким - без всего, что ниже пояса. Бывает же, что люди рождаются без ног или без рук, а он, мол, вот так. Кристо и Валерито слышали от родителей, что им когда-то давно вырезали грыжу, и не печалились о своей потере - наивные... и счастливые. Никогда не поймут, чего лишились, никогда не полюбят, никогда не будут страдать.
Он прислушался: Нена тихонько причитал, уткнувшись в плечо Кристо:
- Мама... мама... ведь даже не знает, что меня увезли. Она к тетке на крестины поехала, вернется - а меня нет.
- Ой, дурень! - не выдержал Эстебан. - Да она нарочно ушла, чтобы твоих слез не видеть. Она ж тебя сама и продала нашему капельмейстеру.
- Неправда! - Нена сел в постели и принялся тереть глаза кулаками. - Я не раб, чтобы меня продавали. Мне фрай Франсиско сказал, что в городе важные сеньоры хотят послушать, как я пою, и что нам недалеко ехать, всего день пути, мы успеем назад до маминого возвращения. А мы все едем и едем, - тут до Нены, кажется, начало доходить - и он залился слезами.
- Эстебан, ну зачем? - укоризненно спросил Кристо. - Может, ему бы так проще было - не знать правды.
Эстебана уже самого мучила совесть и он примирительно сказал:
- Ладно, что мы все о грустном? Радоваться надо: в большой город едем. Что вы там в своих деревеньках видели: две улицы, три дома да церквушка? А тут Севилья! Вы послушайте, оно даже звучит по-особому: "Се-виль-я".
- Там, наверное, ярмарка каждый день, - мечтательно протянул Валерито и зевнул: - Ко-онфет можно накупить.
- От конфет зубы чернеют, - возразил Кристо. - И вообще, я заработанное буду домой отсылать: сестре приданное собирать надо.
- Заработки, - хмыкнул Эстебан. - А мне вот только комежку да одежку обещали.
- Так ты ра-а-аб и ту-у-урок - снова зевнул Валерито. - Тебе большего не положено.
- Сам ты турок, - обиделся Эстебан. - Я эфиоп, между прочим.
- А какие они, конфеты? - вдруг вмешался в разговор Нена. - Я их никогда не ел, - он больше не плакал, только шмыгал носом и икал.
- Это так не объяснить, - облизнулся Валерито. - Это пробовать надо. Вот, представь самое вкусное, что ты ел.
- Свежий хлеб, - задумался Нена, - который только вынули из печи. А если еще в сметану макать... ммм...
- Ну вот, - сказал Валерито, - А конфеты в сто раз вкуснее.
- А для меня нет ничего вкуснее бабкиного гаспачо, - заключил Кристо.
- Пробовал я ваш гаспачо, - фыркнул Эстебан. - Накрошат хлеба в воду с маслом и уксусом, присолят сверху - и хлебай. Свиное пойло и то сытнее будет. Нет, мальчики-девочки, лучше хорошо прожаренного куска телятины ничего не бывает, и в обратном вы меня не убедите.
- У меня живот песни поет, - пожаловался Нена.
- И у меня, - вздохнул Кристо. - Зря мы о еде заговорили. До завтрака еще несколько часов.
Валерито ничего не сказал - но его живот оказался красноречивее и издал такую звонкую трель, что ей позавидовал бы любой соловей.
- Ладно, - Эстебан спустил ноги с кровати, - видно, придется наведаться в кладовку.
Вся троица уставилась на него с почти священным ужасом:
- Украсть? Но ведь так нельзя. Это ведь грех. Это плети и ссылка на галеры!
- Надо просто попросить, и нам дадут еды, - серьезно заявил Нена.
- Ага, - прыснул со смеху эфиоп. - Догонят и еще дадут. Эх, вы, ангелочки! Учитесь, пока дон Эстебан Моро жив. Пошли.
Они выбрались из под одеяла, и Кристо, перехватив Нену, собравшегося идти босиком, натянул ему на ноги чулки, буркнув:
- Застудишься, потом маяться будешь.
- Валеро, прихвати свои иголки-булавки, - велел Эстебан.
- Зачем? - удивился мальчик.
- Увидишь.
***
Вереница ангелов в белых ночных рубашках бесшумно спустилась по лестнице, осмотрелась, помешкала немного, свернула к кухне - и испустила разочарованный стон, разглядев в темноте на двери кладовой большой замок.
- Ну все, пошли обратно, - махнул рукой Кристо. - Я сразу знал, что из этой затеи ничего не выйдет.
- Без паники, - скомандовал Эстебан. - Вы же со мной - значит, голодными не останетесь. Валеро, давай булавку.
Валерито порылся в суме, которую всегда носил на поясе, выташил из нее коробочку и подал Эстебану длинную булавку.
Эфиоп благодарно кивнул, повертел булавку в руках и вдруг как-то загнул ее кончик. Потом склонился над замком, бормоча себе под нос:
- Эта железяка только с виду крепкая, а на деле - ерунда... Ага, попал... Теперь повернуть... Нет в другую сторону... Черт, обломилась, что ли? - ангелочки за его спиной, кажется, перестали дышать. - А нет, пошло-поехало, - обрадовался Эстебан. - Опа! - и замок оказался у него в руках. - Прошу, сеньоры, - мальчик распахнул перед товарищами двери кладовки. - Сим-сим нам открылся.
- Ты где этому научился? - ахнул Кристо. - И что за "сим-сим"?
- Да так, было дело, - отчего-то засмущался Эстебан. - Налетайте.
Но ангелочки замерли у входа в «волшебную пещеру», не решаясь ни к чему притронуться.
- Может, возьмем кольцо колбасы? - предложил Валерито, указывая под потолок. - Их вон пять висит, у трактирщика не убудет.
- Ох, дурачье, - аж застонал Эстебан. - Раз их всего пять, значит, они у хозяина наперечет, и он быстро догадается, что тут побывали воришки. И потом, как ты достанешь эту колбасу? Взлетишь?
- Эстебан прав, - вздохнул Кристо. - Надо брать то, чего много, тогда пропажу не заметят.
Нена первым стянул с полки глиняный горшочек, сунул в него нос, потом пальцы, облизал их:
- Ой, тут что-то сладкое...
- Дай сюда, - потребовал Валерито и, попробовав, блаженно улыбнулся: - Айва в сиропе. Все не ешьте, возьмем по кусочку - и хватит.
Эстебан только фыркнул: сладким не больно-то наешься - и принялся искать на полках что-то посущественнее:
- Пирожки, возьмем два - по половинке на брата... - эфиоп опустил добычу в подол ночной сорочки. - Ага... А тут у нас что? Огурцы? Огурцы я не люблю, в них вкуса нет, одна вода. Нена, ты любишь огурцы? - он настолько увлекся грабежом, что не заметил, как в коридоре вдруг стало светлее.
- Мальчики, - позвал женский голос. - А вы, наверное, голодные, да?
Кристо, уплетавший айву, едва не выронил горшочек:
- Мы... наш учитель за все заплатит, сеньора, - пробормотал он. - Мы и взяли-то совсем немного, без злого умысла и не из шалости.
«Так она нам и поверила, - подумал Эстебан, спрятвшийся в глубине кладовки. - Интересно, бить прямо сейчас начнут или до рассвета погодят?»
- Да какая я тебе сеньора, - рассмеялась женщина. - Я судомойка и кухаркина помощница. - Пошли, молока налью. Чего всухомятку-то есть?
И Эстебан не успел оглянуться, как они уже сидели на кухне, за длинным столом, ели свежие лепешки и пили парное молоко.
- Я же говорил, - улыбнулся Нена, - надо просто попросить и тебе все дадут.
- Ну-ну, - ухмыльнулся в ответ Эстебан. - Если бы все было так просто, у меня не было столько шрамов на спине.
В каморке при кухне заплакал младенец, и судомойка вскоре появилась с ним на руках.
- Это ваш? - поднял голову Нена.
- Мой, - вздохнула женщина. - Да что толку? Скоро будет чужой.
- Это как? - удивился мальчик.
- Хозяин велит в приют отдать - не то выгонит меня, а куда я с дитём пойду? Хочешь подержать? - вдруг спросила она.
- Хочу, - Нена протянул руки, и младенец, оказавшись в его объятиях, затих, а потом загулил.
- Ты ей понравился, - судомойка поправила конец шали, сползший с плеча.
- Меня малыши любят, - кивнул мальчик. - Да и вообще все любят. А как нас зовут? - он склонился над девочкой.
- Хуаника, - женщина смахнула слезу. - Это я ее так зову, ее ведь только малым крещением крестили, в приюте, мож, другое имя дадут.
- Будь счастлива, Хуаника, - Нена чмокнул малышку в лоб и вернул ее матери: - Вы не плачьте, хозяин одумается еще: негоже отцу родную кровь в приют отдавать.
Судомойка ахнула, залилась румянцем, подхватила дочь, а потом, склонившись, поцеловала Нене руку. Эстебан аж куском лепешки подавался:
- Это чего сейчас было? - шепнул он Нене, когда судомойка ушла, чтобы уложить ребенка.
- А чего? - простодушно улыбнулся Нена.
- Руку она тебе поцеловала, будто священнику, вот чего.
- Ах, это. Она хорошая женщина, вот и все.
- У тебя все хорошие, - Эстебан допил молоко и отставил кружку. - А как ты узнал, что ребенок - трактирщика? Его ведь этой бабенке мог заделать любой проезжий. Разве мало их тут?
- Нечаянно угадал, - Нена продолжал безмятежно улыбаться, и Эстебан внезапно разозлился:
- Ты из меня дурака-то не делай. Ты, наверное, вчера подслушал, как она с трактирщиком о ребенке говорила, а теперь корчишь из себя мудреца и пророка. Угадал он! И вообще, зря ты ее обнадежил. Девчонку у нее как пить дать отберут.
Нена закусил губу и отвернулся, словно Эстебан дал ему пощечину, и мальчик тут же пожалел о своих словах: все же не стоило его обижать, Нена был самым беззащитным из всей этой троицы. Такого тронуть - все равно, что ребенка ударить или женщину... Или ангела, спустившегося на землю, - вдруг подумалось Эстебану. Он оглянулся на Кристо и Валерито, задремавших прямо за столом, привалившись друг к другу. Фрай Франсиско называл их всех ангелочками. Может, не так уж и неправ был?
Нена тем временем выбрался из-за стола и подошел к окну, за которым уже светлел восток:
- К заутрене звонят, - он запел какой-то псалом, и Эстебан подхватил мелодию, без слов, латыни он почти не знал: в Эфиопии молились иначе. Он встал рядом, и Нена привстав на цыпочки, положил руку ему на плечо. Не сердится, значит. Почему-то Эстебану было приятно, что Нена на него не обижен. Хотя, какая, в общем, разница? Он ведь сбежит, обязательно сбежит, едва доберется до Севильи. И больше они не увидятся. Но хорошо, все-таки, что Нена его простил.
- Как поют-то, - ахнула судомойка где-то у них за спиной. - Вот благодать! Будто небо на землю сошло.
- Да, - откликнулся фрай Франсиско (он, видно, не обнаружил своих подопечных в спальне, и пошел на звуки пения). - Будто само небо на землю сошло.
* Фрай Франсиско - Франсиско де Сантьяго, капельмейстер Севильского собора, композитор (это не одно лицо с падре Франсиско Галиндо из предыдущего сюжета, они просто были тезками). Одной из задач капельмейстера был поиск и "покупка" юных певчих для собора.
Отредактировано Провидение (2024-02-17 09:02:43)
