Этим утром из Парижа неожиданно приехал Левассер. И не один, а в сопровождении дорожной кареты.

- Тут очень мило, - оценил он гнездышко графини де Люз. – Подвалы по весне не подтапливает? Мне кажется, наклон почвы к тому располагает… В столице о нашем приключении почти не сплетничают, Бержуан специально обошел все злачные места… И все же Нейи слишком близко от Парижа, и слишком явно связано с вами, а значит, с Монморанси. Поэтому моим друзьям пора отправляться в Конье.

Дидье принял эту новость спокойно, а маленькая Жанна захныкала, но, получив в подарок новое платье и большую тряпичную куклу в очень ярком наряде повеселела и убежала хвастаться к Агате.

- Мне кажется, или она стала меньше хромать? - заметил Франсуа, глядя вслед ребенку. – Всего неделя прошла.

Маленьким девочкам очень просто угодить, женщинам - много сложнее. Мадам де Бутвиль решительно не выглядела счастливой, бледность, круги под глазами… Может, его наблюдательный слуга, предположивший, что молодая графиня пребывает в интересном положении еще после того, как ее укачало до рвоты верхом, а потом мутило в карете, прав?

- Ваш муж все еще не приехал, - беспечным тоном давнего друга семьи продолжал рассказывать Левассер. – Но три дня назад появлялся посыльный из банка, я отправил его сюда, в Нейи. С вашей рентой все в порядке?

Господин инженер при случае бывал проницательным, причем случаи для этого выбирал самые неподходящие.

Отредактировано Франсуа Левассер (2024-05-05 07:20:55)

- Чтобы их любили, нужно не только детям, - философски заметил Левассер. – Вы куда-то уезжаете?

Трудно было не обратить внимания на наряд дамы и ее служанки. И на суету, обычно сопутствующую сборам в дорогу. Да и на блеснувшие на ресницах графини слезы тоже, но вот это по-прежнему не его дело.

- Я не настолько голоден, чтобы вас задерживать, - заверил гость. -  Хочу убедиться, что Дидье и Жанетта отбыли в провинцию, потом вернусь в Париж. У меня там встреча с одним итальянским коллегой. Если и вы надумали наведаться в столицу, почту за честь сопроводить вас.

Франсуа все еще чувствовал себя обязанным мадам Бутвиль за разгром, что они учинили в монастыре, - далеко не каждая женщина согласится участвовать в подобной авантюре, - и за приют, что Эмили предоставила беглому гугеноту и его маленькой дочери. И потому вел себя заметно любезнее, чем обычно. В своем, разумеется, стиле.

- Вот, возьмите, - он протянул графине платок. И шепотом добавил: - Когда  дама плачет, чтобы вынудить мужчину совершить какую-нибудь глупость, то это еще понятно. А когда он даже не видит… Это лишнее, мадам.

Отредактировано Франсуа Левассер (2024-05-06 01:43:48)

Левассер не догадывался о своей догадливости. А главное, о той страшной опасности, что ему удалось избежать. Когда дорожная карета, наконец, тронулась, он поехал рядом, любезничая с Анной-Марией и рассказывая ей об архитектурных стилях строений, что попадались им по дороге.
Осень была прекрасна, воздух чист и прозрачен, небо сияло бескрайней лазурью, потускневшая и припорошенная пылью зелень августа все больше сменялась золотом и сочной охрой конца сентября, а сам факт увядания природы еще не вызывал в людях тоску и меланхолию.

- Зачем вы возвращаетесь в Париж? – удивился Франсуа. – Там грязно, суетливо и опасно.
- Светская жизнь, сударь, - напомнила ему собеседница. – Неужели, она вас совсем не интересует?
- Не слишком, - признал господин инженер. – А вас интересует? В таком случае, почаще ходите в церковь.
Это была шутка в духе гугенотов, всерьез полагающих католические церкви местами, куда люди ходят развлекаться и рассматривать друг друга.
- Кроме храмов есть еще приемы, салоны, балы в Ратуше, балеты, - принялась перечислять мадемуазель де Вансак.
- И кстати о балете, - вспомнил Левассер. – У меня есть приятель, который строит машины для двигающихся декораций. Морские волны, облака на небе. И для королевских балетов, и для развлечений попроще. Хотите, свожу вас в Бургундский отель?

Отредактировано Франсуа Левассер (2024-05-09 01:53:09)

- Я что-то слышал о ней, - кивнул Левассер. – Ах, да, эта дама сама рисовала план своего дома, когда ей вздумалось его перестроить. Раз вы туда собираетесь, значит, он до сих пор не рухнул, замечательно. Видите, вовсе не обязательно отказываться от кружев и оборок, дабы заняться чем-то мужским.
Изящная словесность и поэзия господина инженера интересовали мало, за покровительство литераторам маркиза де Рамбуйе вряд ли удостоилась бы его похвалы. За манеру принимать гостей, лежа в постели – тоже вряд ли. Но план перестройки особняка – совсем другое дело. И вообще, пусть лучше юная графиня прокатится послушать стишки, нежели ввяжется в очередную авантюру, о которой «не доложен узнать господин граф».

Оставив дам посплетничать, Франсуа поторопил коня, чтобы составить компанию сидящему на козлах Томасу. Он неплохо говорил по-английски, потому что ничто не улучшает ваше знание языка так верно, как год, проведенный на небольшом острове в постоянных стычках с английскими колонистами. Они поболтали об упряжках, потом о конструкциях карет, а потом въехали в Париж забирая к северу к отелю Монморанси.

Час был ранний, и в двух гостиных первого этажа, и в знаменитой голубой, и в менее известной зеленой, народу еще было немного, что, возможно, объяснило очевидное удовольствие, с которым маркиза де Рамбуйе приветствовала новых гостий. Если ее и удивило появление прежде не навещавшей ее салон герцогини, то она ничем этого не выказала, совершенно дружески осведомилась у нее о здоровье ее детей, мужа и матери, посетовала на редкость из встреч, пообещала, что позже появится кто-то из их общих знакомых, и снова обернулась к г-же де Бутвиль, которую только что мягко упрекнула в пренебрежении:

- А вас я хочу кое с кем познакомить! Вы ведь из Гаскони, верно? - Она победоносно улыбнулась и сделала знак входившему в гостиную средних лет мужчине в черном с побитым оспой лицом. - Позвольте представить вам аббата дю Риве, он тоже родом из-под Бордо. Впрочем, госпожа де Бутвиль может и не помнить своих родных мест, она очень долго жила в Англии.

- Это повод для сочувствия, сударыня? - осведомился аббат, совершенно по-светски склоняясь к руке г-жи де Бутвиль с улыбкой, осветившей все его некрасивое лицо. - Или причина для зависти?

- Это тема для беседы, - парировала за нее маркиза. - Почитайте госпоже графине стихи, она замечательная ценительница. А поскольку я их уже все знаю…

Она сделала неопределенный жест рукой и, высмотрев в дверях следующего гостя, улыбаясь, поспешила ему навстречу.

- На самом деле, я не вполне гасконец, - со вздохом признался аббат. - Умоляю вас, не отталкивайте меня по этой лишь причине, у меня есть другие достоинства.

Откровенность, с которой его собеседница призналась в своих недостатках, аббата дю Риве явно ошарашила, но растерянность его продлилась недолго, на тонкие губы его снова наползла улыбка, а в обращенном на нее взгляде засветилось лукавство.

- Своими стихами я делюсь лишь с музами, - виновато отозвался он, - но я собираю чужие и охотно делюсь ими с другими. Пожните же плоды своего любопытства, сударыня!

Он отступил на шаг, выпрямился во весь свой, не особо внушительный рост и начал читать, слегка подвывая на концах строк:

- Когда тяжелой поступью кончина
Придет, дабы обрезать жизни нить,
Я поспешу клинок свой обнажить
И бой приму, как воин и мужчина.

Пускай иной трепещет как осина!
Я не просил бы смерть повременить,
И слезы я б не стал пред нею лить,
Но моему упорству есть причина.

Язычник я, и божество мое
Жестоко так, что я по дням горюю,
Когда еще не повстречался с ней,

Нет адских мук, что были бы страшней
Холодности ее, но, пусть сгорю я,
Я даже раю предпочту ее.

Пока он читал, из соседней гостиной, привлеченные его глубоким низким голосом, появились две дамы, уставившиеся на него во все глаза, а один из трех облаченных в черное господ, расположившихся в оконной нише, скривился так, словно ему в рот попал лимон.

Отредактировано Провидение (2024-05-24 02:29:25)

- Сударыня! - ужаснулся аббат и вдруг улыбнулся юной графине, и благосклонности в этой улыбке было не меньше, чем снисходительности. - Я не могу не восхищаться вашей искренностью. Вы действительно не ценительница, но вы не поверите, сколь многие не готовы признаться в этом или даже признать. - Взгляд, брошенный им на стайку духовных лиц у окна, был достаточно презрительным, чтобы выдать, о ком он говорит. - Но тот, кто готов учиться, заслуживает поощрения.

В последующие полчаса, пока салон маркизы медленно заполнялся гостями, Эмили и две безмолвно присоединившиеся к ним дамы узнали, что прочитанный аббатом сонет недурен по замыслу, не грешит против размера и не ужасает рифмами, в нем имеются, однако, нешуточные погрешности как формы, так и стиля. Важнейшими из этих последних аббат дю Риве почитал смутивший юную графиню клинок, но также и полюбившуюся ей осину, каковая, по его мнению, вызывала в воображении столь низменный предмет как виселица. Вслед за тем он указал своим слушателям, число которых достигло уже полудюжины, что построение сонета еще и не следует канону, требующему, чтобы второй катрен был антитезой первому, и тут не выдержал один из троих собеседников в оконной нише:

- А господин де Вуатюр полагает, что подобное построение давно устарело! И даже Клеман Маро его нарушал!

- Это где же, сударь? - полюбопытствовал аббат и, поворачиваясь к юной графине, добавил: - Наш ученый друг это господин де Ларош, он сможет также поведать вам, чей сонет мы разбираем.

- Я… я не помню, - растерялся господин де Ларош. Лицо его оставалось в тени, но голос был молодым, даже срывался слегка. - Там было про сурового супруга…

- А! Сонет герцогине Феррарской! - аббат опустил на миг веки, а потом прочитал:

- На добродетели твои, принцесса,

Молюсь я, загрустив с тобой в разлуке.

При наших встречах вновь терплю я муки,

О лилия в колючей чаще леса.

О женственность божественней, чем месса,

О сердце, чуждое завистной скуки,

О мужнин гнев жестокий, близорукий,

О слепота супруга-мракобеса.

Господь не стерпит твоего позора

И руку помощи тебе, синьора,

Подаст, дабы угасла злость слепая.

На небе грозовом бледна Аврора.

Приободрись и знай, что тучи скоро

Умчатся, место солнцу уступая.

Господин де Ларош истово кивал.

- Ну, так чего же ждать от протестанта? - усмехнулся аббат. - Или вам это нравится, сударыни?

Четыре дамы и присоединившийся к ним худощавый юноша, не столько слушавший критика, сколько восхищенно таращившийся на г-жу де Бутвиль, дружно помотали головами.

Отредактировано Провидение (2024-05-24 17:31:38)

- Так он же раскаивался, - тотчас указал аббат. - Даже не один раз, просто смешно.

- Прямо как покойный король, - отметил худощавый юноша, и в лице его мелькнуло вдруг что-то неприятное, как склизская водоросль в набежавшей на берег волне. - Это тоже просто смешно?

- Quod licet Jovi, non licet bovi, - отрезал аббат. - Вы прекрасно подметили, дорогая господа де Бутвиль: месса тут некстати.

- Признайтесь, вы просто не вспомнили точно, сударь, - засмеялась одна из дам. - Даже знаменитая память аббата дю Риве может порой давать осечку!

- Если вам будет угодно, сударыня, - поклонился тот. - Ради прекрасных глаз я готов признать за собой любую ошибку. А если эти глаза еще и голубые…

- Пользуйтесь случаем! - дама обернулась к юной графине, наставительно воздевая к небесам палец. Глаза у нее тоже были голубые, но назвать их прекрасными было сложно - дама немилосердно косила. - Ловите его на слове! Пусть он напишет вам сонет. И прочтет его нам всем, узнаем, на что он способен!

Аббат покраснел, и во взгляде, который он бросил на г-жу де Бутвиль, ясно читалось смущение и тревога.

- Раз увидев ваши глаза, их невозможно не запомнить, - заверил аббат графиню, к вящему неудовольствию косой дамы. - Но еще прекраснее их ваше великодушие.

Прочие дамы, то ли не обладавшие тактом юной г-жи де Бутвиль, то ли не желавшие упустить случай, попытались настаивать, но аббат, вполне вернув себе присутствие духа, легко отшутился от их настойчивых просьб, обнаружив даже некоторое умение язвить: дамы, поднявшие столько шума, никак не могли считаться музами. Спорить с этим было сложно, ни один греческий или римский автор не приписывал спутницам златокудрого Феба ни суетности, ни многословия, и косая дама, именовавшаяся, как оказалось, Гераклеей, как нельзя лучше подвела итог:

- Одно можно сказать, сударь: для того, чтобы разбирать чужие стихи, музы вообще не нужны.

- Совершенно верно, - не смутился аббат. - Совершенно не требуется быть поваром, чтобы судить о вкусе яичницы.

В дверях гостиной как раз появился г-н де Вуатюр, и привлеченное к нему всеобщее внимание обернулось тишиной, отчего фраза эта прозвучала достаточно громко.

- О, кто-то опять взялся сравнивать божий дар с яичницей? - засмеялся поэт.

- А муз с птичницами, - нажаловалась Гераклея.

- Что ж, и тем, и тем приходится иметь дело с гусиными перьями, - нашелся аббат.

Тут с г-на де Вуатюром заговорила маркиза, дамы устремились к новому источнику сплетен, и аббат оказался практически наедине с юной графиней.

- Признайтесь, - вполголоса проговорил он, - тщеславие вам так же чуждо, как и злоба?