Предложение "притопить" Катарину не напугало. За минувший час чувства притупились до полной почти бесчувственности, а оставшиеся сгрудились вокруг лодыжек и места между лопатками, где особенно неприятно терли веревки. Хорошо бы было отправиться в обморок, как и положено хрупкой аристократке, но Катарина, как и ее сестра, обладала крепким здоровьем. И мучения вродя мокрого платья, жестких веревок, дурных запахов, чудовищных звуков и мерзких обстоятельств в целом, было достаточно, чтобы напугаться, но тем и ограничиться.
Порой Катарине казалось, что ей все равно, что будет дальше, лишь бы уже монотонное движение лодки, наконец, закончилось. Чтобы не немели ноги, она иногда осторожно шевелила ступнями, и становилось лучше, вот только следы веревок чувствовались еще сильнее.
Стремление месье де Тайе подбодрить ее обещанием не следовать совету его гнусного помощника было встречено с молчаливым недоверием (о чем Алехандро, конечно, так и не узнал) как возможное издевательство.
Очень хотелось посмотреть, что же вокруг. Неужели они остановились в шумном месте? Но, судя по тишине вокруг, все обстояло ровно наоборот. Катарине вдруг представилось, что они подплыли к одной из маленьких ферм в Уппланде, где они иногда останавливались во время долгих прогулок по воде. Что сейчас все обернется вдруг сном, наваждением, вызванными движением лодки по одной из маленьких речушек... какой-нибудь очередной Лосиной или Медвежьей. Она задремала на плече у мамы, а проснувшись, увидит изумрудный луг и сосновую опушку впереди... и август, ведь воздух совершенно августовский. И не было никакого Парижа... даже Парижем можно было пожертвовать ради такого счастья.
В очередной раз проснуться не удалось, и Катарина тихонько застонала.

На груз Алонсо глянул с любопытством: уж очень он походил… на связанного человека он походил! Но спрашивать ни о чем не стал, раз уж дон Алехандро велел молчать, взял кошелек и побежал обратно. Зевак, на счастье, по-прежнему не было, только две молоденькие, не старше его самого, крестьянки проходили мимо, на карету, конечно же, уставились, и одна, побойчее и довольно миленькая, даже улыбнулась Алонсо, но он постарался напустить на себя самый холодный и невозмутимый вид, и девчонки, пошушукавшись и обидно хихикнув, прошли мимо. И кучер тоже отчего-то хмыкнул, на что юноша, конечно же, внимания не обратил, а открыл дверцу кареты и опустил подножку. Только он собрался бежать за доном Алехандро, как на дороге появился нищий, отвязаться от которого не получалось и при помощи медяка. Второй медяк наглому пьянице отдавать было жалко, но все более громкое нытье попрошайки грозило перерасти в мелкий скандал, что неизбежно привлекло бы внимание тех, кто мог еще появиться на дороге. Алонсо пожалел, что у него нет крепкой палки, но тут ему на помощь пришел кучер, пригрозивший нищему кнутом, после чего попрошайка соблаговолил быстро убраться, а Алонсо, подбежав к верхней ступеньке лестницы, негромко свистнул, жестом показывая, что можно идти.

Карета была не лучше лодки. А в чем-то даже и хуже. Лодки Катарина видела разные. Живя в усадьбе, они вообще с Кристиной не слишком привередничали, приходилось кататься и на совсем простых, и без всяких подушек.
А вот простых карет Катарина никогда не видела.
В тех, в которых ей приходилось путешествовать, были домашние подушки, на скамьи и под ноги, и еще одеяла на ноги... и пахло в них духами и травами.
В этой же пахло, как в подвале усадьбы в Фонё, в самом углу, куда они с Кристиной однажды забрались за вареньем. Не потому что им варенья не давали (хотя вообще-то мама часто и не давала), а потому что интереснее есть было пальцем из деревянной кадушки, а не чинно за столом. В общем, Катарина могла поклясться, что в карете пахнет мышами. И об этом было лучше не думать. И лучше не нюхать. Хотя нюх - единственное ощущение, которое ей пока оставалось. Видеть было невозможно, потому что было так темно, что почти ничего не видно, а ноги, руки и все тело так одеревенело, что чувствовать ими тоже не получалось.
"Какой мерзавец", - прошептала Катарина.
Он обходился с ней, как с куклой. Осторожно, будто она фарфоровая, но не более того. Это было ужасно унизительно. Никакой признательности Катарина не испытывала. Только радость, что он исчез вдруг за дверью кареты. И удивление, что ее оставили одну. Правда, Катарина быстро сообразила, что похитителям просто нечего опасаться. Кричать некому, бежать некуда. Может, им бы даже доставило удовольствие, если бы она вдруг попыталась. Вот бы гогот они подняли. И ведь она бы не успела сообразить, а так бы и поступила, но не успела, потому что руки и ноги вообще не слушались. Сначала стало так хорошо от свободы, а потом, когда кровь с радостью прилила к онемевшим пальцам и лодыжкам, стало ужасно больно, до слез. Карета покатила, сразу сделав парочку прыжков на кочках. Катарина ударилась спиной, захотелось вскрикнуть, но она сжала зубы.

Отредактировано Катарина (2024-11-10 23:22:14)

Они ехали и ехали, и Алонсо радовался только, что конь ему достался спокойный. А поначалу вовсе не понравился, уж больно обычный. Вот если бы это был андалузский жеребец! Вороной. Или лучше белый. Ехать было скучно, дон Алехандро ясно дал понять, что надо помалкивать, и мальчишка воображал, как едет… по Парижу или там по Брюсселю, или даже домой возвращается. И под ним белый андалузский жеребец (правда, белых он не видал никогда, но это, наверное, даже красивее, чем вороной), а сам он в блестящей кирасе, или лучше в бархатном камзоле, черном, а кружева белые, и перья на шляпе белые, а девушки, что навстречу попадаются, улыбаются ему восхищенно, а сами светленькие и милые, как те шведки-близняшки… Правда, дома у них таких девушек не бывает… А вскоре ему стало не до мечтаний, на такой дороге только и гляди, чтобы конь ноги не переломал, или как бы самому куда не сверзиться. И, хотя заехали они в страшную глушь, остановке он обрадовался. Глушь так глушь, кузену виднее. Ужин же будет? А еще можно наконец посмотреть, кого они везут. Алонсо и подошел поближе и… буквально остолбенел. Барышню-шведку он тотчас узнал, не понял только, которую… так они,как две капли воды, похожи… Но почему, зачем? Они, что же, ее украли?! В полной растерянности мальчик шагнул к кузену и (чего в здравом уме ни за что бы не сделал) по-детски
дернул его за рукав.

- Это же… Как же так?!