Когда в воротах постоялого двора появился первый всадник, Алехандро заканчивал бриться. Ежедневная брань у колодца будила его еще в предрассветной темноте, и, когда он спешил в кухню за кувшином горячей воды, заметить чуть пробивающуюся щетину было еще некому: все либо спали, либо были слишком заняты, чтобы на него пялиться. Тем не менее, вернувшись в комнату "доньи Аны", он всякий раз вздыхал с облегчением и брился всякий раз так тщательно, как не брился даже перед тем, как его представили эрцгерцогине Изабелле.

За первым всадником в воротах появился второй, за ним третий, лошади у всех были серые, и Алехандро судорожно втянул в грудь сделавшийся вдруг тяжелым и жидким воздух.

— Адрианиньо, — он коснулся щеки заледеневшими пальцами. — Отряд. Может, и по наши души. Тебе что нужно — побриться или одеться? Или я сбегаю, разведаю, что и как?

Разумеется, одеться без посторонней помощи "донья Ана" не могла, но в наихудшем случае, если щеки Адриана не выдержат проверки, он мог и остаться в кровати. Это было бы много хуже, в ночной рубашке он куда меньше походил на даму, но дама со свежей щетиной на женщину не походила бы вовсе. Эх, еще бы один день, накануне Адриан уже вставал и ужинал с ними а одним столом, назавтра их бы тут не было…

Алехандро снял с вбитого в стену крюка чистую сорочку. Днем раньше он одолжил у Диего денег и сходил к старьевщику: погода стояла скверная, выстиранное белье не сохло, и им троим нужна была еще одна смена одежды. Накрахмалить воротник для "доньи Аны" он, конечно, не смог бы, но теперь слуги, приносившие в комнату обеды и ужины, видели куда более привычные для себя картины.

— Сам наденешь? Погоди, я сбегаю, предупрежу Диего.

Не дожидаясь ответа, он бросил сорочку на кровать рядом с другом и, выскользнув на галерею, постучался в соседнюю комнату.

— Отряд приехал, — шепотом сказал он, забыв поздороваться. — Посмотришь, кто и зачем, или мне сбегать? Только мне надо сначала Адриану платье зашнуровать.

Алехандро, не успев ответить, проводил его взглядом. Голоса внизу принадлежали трем купцам, появившимся на постоялом дворе накануне, разделившим вчетвером со слугой одну комнату и три ужина. Судя по негодованию Хуаниты, которой они не подарили вчера ни мараведи за принесенную грелку, они и сейчас пытались что-то выгадать, но в следующее же мгновение ее голос приобрел совсем иные нотки:

— Да что вы, ваша милость, разве ж я вашей милости? Да разве б я посмела? Такой щедрый господин, разве б вы кому задолжали? Это вот сеньоры припасы в дорогу желают, так я и говорю: пусть хозяин разбирается…

— Я что, вру, по-твоему? — возмутился старший купец.

— Да разве я знаю, что он для ваших милостей выделил? — не растерялась Хуанита. — Вот явится хозяин…

При мнимом доне Педро хозяин постоялого двора тут же терял имя, и, пересказывая Адриану причину шума, Алехандро не преминул об этом рассказать и чуть подумав, добавил:

— Вот, кстати, кто, я надеюсь, уедет до нас. Очень подходят для погони.

— Надеюсь, не понадобится, — Алехандро накрыл руку Адриана своей. — Но держи нож под рукой. Их не так много, а погибнуть в бою лучше, чем попасть к ним в лапы. Терпи, что делать.

Он в два счета зашнуровал ему корсет, помог ему слезть с кровати и одну за другой надел на него юбки — полотняную нижнюю и бархатную верхнюю. За ними пришла очередь корсажа, темно-синего, в тон юбке, светло-голубых рукавов и, напоследок, шерстяной шали уродливого болотного цвета, которая мало того, что хорошо грела, но также придавала лицу Адриана почти чахоточную бледность.

Доносившиеся из обеденного зала голоса, меж тем, становились все тише, пока не стихли вовсе, и в это же время послышался стук сапог, сопровождаемый негромким позвякиванием шпор.

— С Богом, — Алехандро окинул комнату пристальным взглядом и, охнув, бросился прятать оставшуюся на виду бритву.

- Давай сюда, - негромко окликнул его Адриан. - Ножа при себе у меня нет, и времени его искать - тоже. Бритва сойдет.

Губы Алехандро сжались в тонкую полоску и бритву он протянул другу с очевидной неохотой.

- Ммм? - Адриан быстрым движением приподнял подол, пряча бритву за подвязкой чулка. Поправил юбки, вздохнул, выпрямляясь и обратил на Санчо вопросительный взгляд.

Алехандро, словно не заметив, проверил, как сидит чепец, расправил юбки, глянул на дверь и только тогда снова посмотрел на Адриана:

— Не хочу об этом думать. Если ты не подумал…

Закончить ему не удалось: в комнату постучали — три громких уверенных удара, и тут же последовавшее за ними: "Святой Трибунал, откройте!"

Алехандро судорожно вздохнул, прижал на миг руку к груди и поспешно отодвинул хлипкую задвижку.

— Входите, ваши… ваши милости. Простите, что неприбранно немножко, донья Ана у нас хворает еще…

— Мы ненадолго, сеньора, — невысокий полноватый мужчина, первым вошедший в комнату, даже не посмотрел на мнимую служанку, всецело сосредоточившись на "госпоже". — Всего несколько вопросов. Антонио Примо, фамильяр Инквизиции, к вашим услугам. Как ваше имя, сеньора? Откуда вы едете?

Второй, также оказавшийся лицом светским, не сказал ни слова, глядя на мнимую донью Ану так пристально, словно уже что-то заподозрил.

Бенавидес с готовностью кивнул, глядя на мнимую донью Ану с явным сочувствием, которому, скорее всего, немало способствовала ее привлекательность, недаром его взгляд то и дело возвращался к ее скромно прикрытой косынкой груди.

— Место жены возле ее мужа, — первый фамильяр, Примо, покачал головой с таким укоризненным видом, что Алехандро невольно сжал кулаки. Какое ему было дело до чужой семейной жизни! — Откуда вы следуете, сеньора?

Тут у них особого выбора не было, и ехали они, разумеется, из Мадрида, но вопрос в любом случае был опасный. История доньи Аны в некоторой мере объясняла выбор дороги, куда бы они ни ехали, но кто знает, не заронила ли она новые подозрения? И ведь не ответить же, служанке полагается молчать… подмигнуть им, что ли, пусть его расспрашивают? Или не стоит?

За тревогу в глазах Адриана фамильяров хотелось убить, но Алехандро мог только скользнуть пальцами по его пальцам и ответить ему таким же быстрым взглядом, а что в нем читалось, он не знал. Видит Господь, он чуть не заговаривался со страху — надеялся избавиться от обоих, не предложив им вина, а вместо этого еще шутить вздумал, болван!

— Ох, да нешто я огурец помянула? — "Мария" тоже трепетала бы перед страшными гостями, и дрогнувший голос не пришелся некстати. — Масло я имела в виду, только не простое, а кокосовое, был у нас сосед, матрос, так он на него прямо молился… то есть не вправду молился, конечно, ваши милости, а это говорится так. Он про него в Индиях узнал, так у нас еще кожевник был, тоже ужасно страдал, и он с ним делился порой… моряк, стало быть, с кожевником, я потому про огурец, верно, и сказала, что про того кожевника думала.

— Кокосовое масло? — переспросил Примо, когда мнимая служанка умолкла, чтобы набрать в легкие воздуха. — В первый раз слышу.

— Ерунда какая-то, — буркнул Бенавидес. — И причем тут огурцы?

— Ей-же-ей, не ерунда! — в голосе "Марии" прорезалась мольба. Матрос, в отличие от кожевника, действительно существовал, только был не матросом, а солдатом и на кокосовое масло не молился, слишком уж дорого оно было. — А кожевник тот просто ужас как огурцы любил, а оттого изжогой и страдал и к матросу тому за кокосовым маслом ходил, только оно ж дорогое, знаете, а матрос задарма делиться не больно-то хотел…

— Так, милая, помолчала бы ты минуту, — бесцеремонно перебил Бенавидес. — Не о масле речь!

— Ну… — пробормотал его сотоварищ, — вот уж и вправду, не знаешь, где найдешь… Донья Ана, еще один вопрос. Вы из Мадрида когда выехали?

— А ты, милая, — Примо устремил ястребиный взгляд на лже-служанку, — была при ее милости все это время?

Алехандро облился холодным потом. Опасный, опасный вопрос! Почему они с Диего и Адрианом не обговорили все мелочи? Теперь их могли поймать на чем угодно — на времени отъезда из Мадрида, на трактире, где они остановились бы передохнуть, на выбранных воротах… нет, с воротами как раз сложностей нет, но черт, почему они не сели все и не обсудили всё это?

— Была, ваша милость, третьего дня мы сюда приехали, — затараторил он, — и я при ее милости, стало быть, три ночи уже тут, первое-то время совсем дурно ее милости было, лихорадило ее…

— Цыц! — рявкнул Примо. — По существу отвечай, дурища! По дороге сюда обгоняли вас? Трое всадников?

"Надо же, знают", — мелькнуло в голове у Алехандро, хотя чему тут было удивляться — тому, что комендант рассказал, сколько их было? Тому что, несмотря на то, что он распряг запряженных в карету лошадей, кто-то сумел понять — по следам, не иначе! — сколько человек уехало? Но они не могли знать, куда поехали беглецы, они просто проверяют…

— Не заметила я, ваша милость, — сокрушенно покаялась "Мария", — я с ее милости глаз не сводила, очень уж плоха она была! Обгоняли какие-то, мы ж тишком ехали, а вот сколько их было, не скажу.

— Всадники? — уточнил Бенавидес, но Примо уже повернулся к "донье Ане":

— Благодарю за беседу, сеньора, и извините за беспокойство. Вы этих всадников не заметили, случайно?

Алехандро, ответив на вопрос Бенавидеса кивком и книксеном, бросил на Адриана предостерегающий взгляд. Чудо их спасло, не иначе: не вмешайся вовремя второй фамильяр, он заговорил бы о бродягах на дороге, на языке вертелось, слава Богу, не успело сорваться. Бродяг бы стали искать, бродяги не спешат и могут переодеться… Чудо, что не наговорил лишнего!