Шере качнул головой дважды, сперва в знак недоверия, затем – не то подтверждая отказ, не то внезапно усомнившись.

– Мари… – он ничуть не притворялся, мольба в его голосе была искренней. – Не надо, Мари.

Не надо – что? Шере и сам вряд ли смог бы сказать сейчас, что имел в виду. Не надо – не злись? Не надо – не требуй того, что я не могу тебе дать? Не надо – не пытайся меня использовать? Не надейся меня обмануть? Одного взгляда на новое ее лицо было достаточно, чтобы убедиться: что бы ею ни двигало, это была не благодарность, и ему, человеку, который построил свою жизнь на долгах, на своих и на чужих, это было много оскорбительнее, чем ее готовность платить собой. Что бы он ни говорил ей самой, она была перед ним в долгу, а хотела – обжулить. Как когда-то – Тереза.

– Пожалуйста, пусть… пусть все будет как раньше.

Он верил в эту возможность – ровно столько же, сколько верил ей. Ни на грош.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

– Лучше бы?! – Шере мог бы много сказать в ответ – и того, что она знала сама, и того, о чем она даже представления не имела. Все, что могло с ней случиться, он пережил, и мгновение, одно короткое мгновение он хотел швырнуть все это ей в лицо, как она сама швырнула в стену злосчастный этот подарок, который подарком не был. Одно мгновение – прежде чем он спохватился, осознал и вспомнил, что она, конечно, не имела это в виду и что двигала ей только злость – злость и отчаяние. Возлюбленному, которому она так глупо доверилась, она была больше ни к чему – да что там, избегал он ее наверняка, не объяснять же ей все то, о чем он не думал, когда соблазнял ее, а жизнь продолжается, и теперь, когда самого страшного не случилось, начинаешь думать – а что дальше? Что дальше, когда ты сама – порченый товар, и понятия не имеешь, что и из этого положения есть выход? Когда замужество, которое всегда было для тебя непреложной частью твоего будущего, вдруг оказывается невозможным? Когда даже матушке нельзя сказать, и не с кем посоветоваться? И конечно, ты вспомнишь про Доминика Шере.

Мари и вспомнила – но не за советом же к нему идти!

Нравился? Да, может, и нравился – как милая игрушка, добрый приятель, с которым весело сходить на ярмарку, подержаться за руки, месить вдвоем тесто для пирога, выгулять на зависть подружке, принять только самый ничтожный подарок, потому что она была честная девушка и гуляла с Эженом. Шере не обманывался – он был для нее не больше чем второй поклонник, которого приятно иметь под рукой – даже не про запас, что бы ни говорила, быть может, ее мать.

Она была, верно, так уверена, что он потеряет голову от счастья. А он… лет десять назад, может, и потерял бы, и потерял бы все – снова.

Но второй Мадо не будет, и второй Терезы – тоже. Мари была не виновата, но рисковать Шере не собирался. Если бы она пришла к нему за помощью, если бы не пыталась… да что она пыталась, девчонка, дура? Он даже злиться на нее толком не мог. И ничего не мог. Даже совет дать – и уж точно не мог обнять и утешить. И надо было уйти, но он все же попытался снова.

– Мы же были друзьями, – он все-таки подошел ближе и робко коснулся ее плеча, ощущая под пальцами новехонькую, гладкую до холода ткань платья. – Помнишь? Не плачь, вот увидишь, не так все плохо. Я же тебе не нужен, ты себе лучше найдешь. Кто не будет знать ничего.

Неправильные слова, конечно – или самые правильные, потому что лгать ей он не хотел и она, сумевшая за прошедшие полтора года оказаться к нему слишком близко – она была ему не нужна и опасна. И жаль ему было – до слез, до горького комка в горле, и все, что он мог сделать, было глупостью.

– Пожалуйста, не плачь.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.