- Как так? – Франсуаза, коротавшая время за письмом к мадам дю Фонтре, вскинула голову, не замечая, что с пера на бумагу тут же сползла здоровенная чернильная капля, украсив лист разбрызгавшейся черной медузой; на лице у нее мешались легкая растерянность и удивление с капелькой тревоги. – Но ведь…

Спохватившись, она положила перо на все равно уже испорченный черновик и встала.

- Приглашай, конечно. В гостиную.

Проходя мимо зеркала, молодая женщина бросила на себя мимолетный взгляд. Будь это кто-нибудь другой, она бы, может быть, отнеслась  более придирчиво к непослушной пряди, как всегда вылезшей из прически, и чернильному пятну на пальце, но л'Арсо, по правде говоря, случалось видеть ее и в куда менее прибранном виде. Кроме того, это само по себе было очень странно. И тревожно. К тому, что капитан ночевал дома не каждую ночь, она привыкла давно, что он задерживался на службе, бывало, и сутками – тоже, но до сих пор никому из его роты не приходило в голову разыскивать его дома, когда ему полагалось находиться совсем в другом месте.

Отредактировано Франсуаза (2016-10-28 01:16:58)

Подпись автора

Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны

Ненавязчивая и ни к чему не обязывающая галантность гасконца была настолько же привычна, как ежедневный восход солнца, и мадам де Кавуа ответила на нее обычной своей чуть насмешливой улыбкой, как бы говоря «ну что с вами поделаешь»; впрочем, улыбка тут же растаяла, выдавая возросшее беспокойство. Кавуа не было в Пале-Кардиналь? И притом его подчиненные не знали, где его искать? Это было слишком непохоже на ее мужа.

- Вчера утром капитан был совершенно здоров, - осторожно ответила она, пытаясь отогнать холодок неприятного предчувствия. – Надеюсь, что и сейчас тоже. Я не видела его со вчерашнего дня, сударь. А разве он… Разве он не на службе?

Подпись автора

Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны

- Вчера?.. – Франсуаза чуть заметно прикусила губу, потому что неприятный холодок стал сильнее; спохватившись, постаралась вновь улыбнуться, но невольно взялась рукой за спинку кресла, словно ища опоры. Поручения его высокопреосвященства бывали разные, и внезапные тоже, но до сих пор Кавуа всегда находил возможность предупредить домашних, чтобы его не ждали. И она была совершенно уверена, что уж на службе-то он точно сообщил бы о своем местонахождении. Если только…

Если только он не хотел, чтобы об этом не знал никто. То есть совсем никто. Мужчина скрывает свои планы в одном из двух случаев: или любовница, или… дуэль? Первая мысль оказалась неожиданно неприятной, вторая  – откровенно пугающей. Уж лучше любовница, хотя в этом-то случае Кавуа точно не допустил бы, чтобы его начали искать! А вот дуэль… Характер мужа мадам де Кавуа знала хорошо, репутацию – тоже. О своих дуэлях он не говорил никогда, но слухи доходили все равно.

Франсуаза отрицательно покачала головой.

– Нет, не говорил… - Она вскинула на л'Арсо тревожный взгляд. – Но скажите, сударь… Если бы случилось… дурное. Ведь об этом бы уже знали, да?

Подпись автора

Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны

- Вероятно… - пробормотала Франсуаза. Да, она понимала, и спросила-то лишь в надежде услышать то, во что не слишком верила и сама. Париж велик, и потаенных уголков и трущоб в нем полным-полно, в нем может бесследно раствориться любой, неважно, по собственной воле или по воле случая... Лучше бы не спрашивала, право, тогда осталось бы больше возможности уговаривать себя, что с Кавуа все в порядке. Но ведь если бы речь шла о дуэли, так, наверное, л'Арсо знал бы об этом и теперь не пришел бы ее расспрашивать? Ведь они друзья… нет, конечно, никакой дуэли не было!

Отогнать дурные предчувствия – нелегкая задача, почти невозможная, раз вырвавшись на волю, они начинают кружить над головой, словно овод над бедняжкой Ио, рисуя картины одна другой страшнее. Франсуаза тряхнула головой, нетерпеливо отбросила с лица злополучную прядь и посмотрела на гасконца почти умоляюще.

- Да, конечно. Только прошу вас, сударь, если вы что-нибудь узнаете – непременно сообщите мне. Это… - она невольно вздохнула, - это так на него не похоже.

Подпись автора

Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны

Когда за дверью стих стук шагов, сопровождаемый позваниванием шпор, Франсуаза медленно опустилась в кресло, и светски-приветливая улыбка сползла с ее лица. Зимнее солнце, щедро золотящее квадраты паркета и играющее на тяжелых складках портьеры бликами цвета молодого вина, неожиданно показалось ей тусклым, а небо за чисто вымытыми стеклами  – серым.
Вероятно… Как бы она ни уговаривала себя, что о дуэли непременно знал бы л'Арсо, что поручение кардинала могло быть внезапным и невероятно секретным, что, конечно же, все в порядке и она зря переживает – все эти уговоры разбивались о трезвое «он бы предупредил». Кавуа бы предупредил. Чтобы его не искали, нарушая тем самым секретность. Чтобы она не волновалась или не подозревала его в измене. А кроме дуэли, могла быть еще внезапная стычка, уличные головорезы…

Франсуаза крепко потерла ладонями лицо, силясь отогнать видение темного переулка и окровавленного снега. Нет. Еще рано волноваться. И думать о плохом не надо: скверные мысли притягивают беду. Кавуа вернется домой к вечеру или даже раньше и станет, ворча, рассказывать, что его подчиненные вконец распустились и без него шагу ступить не могут… Или, посмеиваясь, осведомится, удалось ли ему заставить ее ревновать…

Но л'Арсо тоже был обеспокоен не на шутку. Франсуаза всегда легко улавливала чужое настроение.
В полку не знают. Она не знает. Но, может быть, мэтр Барнье? Кавуа ему доверял…
Во всяком случае, это было лучше, чем мучиться ожиданием. Франсуаза решительно дернула шнур колокольчика.

- Мари, узнай, пожалуйста, дома ли мэтр Барнье и не занят ли он.

Подпись автора

Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны

Домашние дела иной раз весьма неплохо отвлекают от мрачных мыслей и переживаний. Но, поскольку Франсуаза успела крепко разволноваться, пронзительное верещание горничной оказалось чересчур сильным отвлекающим средством. Мадам де Кавуа сорвалась с кресла и кинулась на шум, даже не подумав, что паника могла быть вызвана обыкновенной мышью, и начисто забыв, что хозяйке дома совсем не пристало бегать по особняку, словно переполошенной прислуге. Второй взвизг, потише первого, оживленные голоса – мэтра Барнье и еще чей-то знакомый голос, перепуганный голосок Мари – молодая женщина даже не разобрала, о чем там говорят, и с разгону едва не втолкнула стоящую на пороге служанку в комнату хирурга, едва успев ухватиться за дверной косяк.

- Господи милостивый, что еще случилось? – тяжело дыша и полусердито, полурастерянно оглядывая присутствующих, осведомилась она. – Мари! Разве можно так визжать! Ну что тебя, укусил кто-то?!

Взгляд ее при этом задержался отчего-то не на г-не Шере, имеющем некоторое отношение к горничной, а на Барнье, стоящем посреди комнаты в одном только тапочке и с большой крытой корзиной в объятиях – будто бы за медиком и впрямь водилась привычка кусать служанок.

Подпись автора

Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны

Шере, который до сих пор видел г-жу де Кавуа только мельком, постарался не таращиться на нее слишком явно, но все равно едва не пропустил многозначительный взгляд Мари. Как и сама горничная, он был уверен, что видеть зверушку хирурга хозяйке дома нежелательно, и поэтому, пользуясь тем, что г-жа де Кавуа на него не смотрит, чуть заметно покачал головой и умоляюще глянул на девушку. Успокаивать какую-либо из двух женщин он бы не стал, даже если бы хозяйка дома оказалась совсем еще юной и наивной барышней, а сейчас и вовсе испытывал ни малейшего желания вмешиваться в разговор: в г-же де Кавуа не было ничего ни простодушного, ни милого, и, хотя она была очень хороша собой, Шере, будь он склонен к поэзии, наверное, сравнил бы ее красоту с красотой лесного пожара – из того, что она сердилась сейчас на завизжавшую горничную, отнюдь не следовало, что она не перенесет то же чувство стократ на тех, кто ее напугал.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

- Мадам, постараюсь, - Мари сделала книксен, лукаво глянула на Доминика и выскользнула за дверь.

А Барнье наконец нашарил тапок, влез в него и принял более непринужденную позу. И нахмурился, конечно.
- Со мной?..

Когда даме нужен хирург, это всегда очень плохо.
Северянин в охотку исполнял обязанности домашнего врача, но до сих пор мадам де Кавуа не обращалась к нему с чем-то серьезнее головной боли, и если она примчалась в его комнату не на крик горничной, а потому, что ей нужен был врач...
Пустое, она могла просто его позвать. Что, черт возьми, происходит?..

- Вас что-то беспокоит, мадам? - Барнье глянул на сумку со своими лечебными зельями. Возможно, она не захочет говорить при Доминике.

- Может быть, вам лучше прилечь? А я сейчас приду.

Он не говорил прямо "давайте перейдем в вашу спальню", это звучало бы несколько вызывающе. В конце концов, есть служанки. И кормилица, и горничная, достаточно, чтобы соблюсти приличия.

Подпись автора

Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.

- Да, - спокойно согласился врач и шагнул куда-то в глубины своей комнаты в поисках сорочки и домашней куртки. Не идти же за дамой в таком виде, тем более в спальню, тем более за женой покровителя.

- Он не кусается, - донеслось оттуда. - Мари зря испугалась. Доминик, ты меня подожди, ладно? Не уходи никуда.

После такой просьбы мадам вряд ли захочет выставлять Шере из дома, и ведь не пыталась ни разу, но все равно чувствовалось что-то... Витало в воздухе. Хирург не смог бы сказать, что. Может, дело было в том, как она смотрела на Доминика? Или как не смотрела?

Подпись автора

Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.