Из спальни послышался шорох, затем чуть слышный щелчок, и дверь распахнулась. Сестра Анна — высокая, костистая и на этот раз улыбающаяся не так приторно, как обычно, поднесла к губам палец и выскользнула из комнаты, старательно прикрыв за собой дверь.

- Мадам де Лавальян? Что случилось, Господи! Вам дурно? Плечо?

Последний вопрос прозвучал по-настоящему обеспокоенно, но взгляд монахини оставался холодным.

Сестра Анна поджала губы, с неодобрением глядя на молодую женщину. Сама она полагала себя до крайности сдержанной в проявлении любых чувств, и поэтому смятение, написанное на хорошеньком личике мадам де Бутвиль, в сочетании с явным отсутствием каких-либо видимых причин для такого страха, не вызвало в ней ничего кроме раздражения.

– Что случилось, мадам? – как сестра Анна ни старалась придать своему шепоту мягкость, прозвучал он сухо, как змея в осенних листьях. Отчего брат Жан-Матье вздумал давать приют в своем доме этой молодой женщине, она не знала, но, глядя сейчас на нее, почти уверилась, что сестра Клара была права и мужчины, даже узревшие свет, всегда остаются мужчинами. – И умоляю вас, тише!

Покой дорогой сестре Катерине был, наверное, не нужен или не очень важен, но и самый малый камушек на высшем пути может сделаться камнем преткновения.

Сестра Анна откровенно оторопела. Рычат, воют… Но ведь там Клара, что там может быть?

Первую свою мысль – что к сестре и впрямь явился Враг Всего Светлого – она с негодованием отвергла, подавив пробежавшую по телу дрожь. Они чисты, они достойны высшего пути – да, они, а не сестра Катерина! – что она несет, эта малолетняя дурочка? Ей показалось или послышалось, верно!

– Дитя мое, – сестра Анна не без усилия сложила тонкие губы в улыбку и похлопала мадам де Бутвиль по плечику. – Вам, верно, почудилось… или это ветер в трубах!

Ну конечно же! Ветер!

Против воли сестра Анна изменилась в лице и шагнула прочь от двери. Вой и рычание не напугали ее так, как стоны и молитвы. Неужто у сестры Клары видение было? Или, может, приснилось что-то? Недаром им запрещено было с нечистыми постель делить. Мало ли что во сне наболтать можно.

- Ох, мадам… - Спохватившись, сестра Анна оглянулась на дверь, но тут же утешила себя мыслью о том, что мадам де Лавальян совершенно незачем заявляться в спальню к хозяйке дома посреди ночи. Право, ерунда какая. И подумается же. – Я спущусь. Бедная сестра Клара! У нее бывают… кошмары. Да. Особенно после плотного ужина.

Подхватив край платья, сестра Анна устремилась к лестнице.

Суровое платье сестры Анны не шелестело и не шуршало, но тяжелые башмаки четко обозначали каждый шаг – сперва от спальни мадам де Клейрак, потом вниз по лестнице. Мадам де Бутвиль смогла догнать ее только у двери отведенной монахиням комнаты. Не стучась, сестра Анна вбежала внутрь.

– Сестра! Сестра?

Ставни были распахнуты, и в комнате царил леденящий холод. Приподнявшаяся на брошенном на пол тюфяке сестра Клара стащила с головы край тонкого шерстяного одеяла и тупо уставилась на вошедшую. Тяжелый, в две сложенных ладони, крест, висевший у нее на шее, глухо стукнулся об пол.

– А? Что? Уже?!

Рывком отбросив одеяло, она вскочила на ноги. Худое её лицо выражало один лишь чистый восторг, и было в нем что-то нечеловеческое.

Сестра Анна стремительно бросилась к сестре Кларе.

- Сестра! Свет с тобой да пребудет! Бредит, конечно, бредит, - бросила она через плечо, крепко обнимая товарку. - Кошмар это. Приснилось, верно, что-то. Что приснилось-то? Ты стонала, сестра. Стонала же?

Она слегка встряхнула сестру Клару, и та слабо улыбнулась. Озарявшее ее лицо выражение неземного восторга уступило место растерянности.

- Стонала? - спросила он. - Приснилось?

- Умерщвление плоти это, - объяснила сестра Анна и, разжав объятия, закрыла окно. В комнате, освещенной досель рассеянным лунным светом, сразу сделалось темнее.

– Нет, – хрипло проговорила сестра Клара, и отбросила одеяло, в которое куталась, на свою скудную кровать. – Спасибо, мадам, не нужно.

Она оглянулась, ища взглядом свою товарку. Та, закрыв ставни на задвижку, обернулась, переводя сосредоточенный взгляд с одной женщины на другую, и назад.

– Вы же «Отче наш» слышали, да, мадам де Лавальян? Что тебе снилось, сестра?

Сестра Клара сосредоточенно наморщила лоб, вспоминая.

– Наверное, искушения какие-нибудь? – подсказала сестра Анна.

– Да, – неуверенно отозвалась сестра Клара. – Наверное.

Монахини переглянулись.

- Не помню... что-то снилось, - неуверенно пробормотала сестра Клара, пряча крест под сорочку. - А... сестра... мадам де Клейрак, как она?

- Благословением Господним, - сестра Анна перекрестилась.

- Я... к ней пойду? Моя... очередь?

- Оденься, сестра, и приходи. Благодарю вас за заботу, мадам. Дурной сон — это так неприятно!

– Очень, – эхом подтвердила сестра Клара, и сестра Анна, успокаивающе кивнув товарке, направилась к двери.

В рыбьих глазах сестры Клары промелькнуло что-то мечтательное и тут же погасло.

- Пост, - ответила за нее сестра Анна. - Постимся мы, заради облегчения мук дорогой сестры...

Она запнулась на полуслове. Сестра Клара поморгала и неуверенно продолжила:

- Нашей сестры во Христе, мадам де Клейрак, чтобы... чтобы... чтобы ей облегчение вышло.

Сестра Анна поджала губы. Сестра Клара не любила или не хотела лгать, и это было и правильно, и благородно, и по-христиански, но очень, очень неудобно.

- Мы будем молиться о ее выздоровлении, - пообещала она и вопросительно взглянула на молодую женщину, все еще стоявшую в дверном проеме. Не говорить же ей: «Подвиньтесь, пожалуйста, мадам». - Вы, может, тоже помолитесь, сударыня?