Нет ничего лучше, чем правильно составленный и  удачно выполненный план. Помимо успеха в делах он дарит также хорошее настроение и немалый заряд бодрости.  Так и хочется взяться еще за какую-нибудь задачу и немедленно её решить!
        Именно в таком настроении  пребывал граф де Люз, возвращаясь в Париж, и даже промозглая декабрьская погода, не столько холодная, сколько сырая и унылая, не могла его одолеть.  То, что поездка  несколько затянулась, не смущало Луи-Франсуа.  Главное - у него всё получилось! Должность вице-губернатора была продана за весьма приличную сумму, и теперь граф мог уверенно строить планы  восстановления наследственного имения  покойного барона де Кюиня.  Пусть наследие рода Бутвилей всё ещё оставалось под секвестром, запаса денег и двух поместий, матушкиного и жениного, вполне могло хватить для достойной жизни - не в столице, а в Тулузе: после всех переживаний  прошлого года и Париж, и  чопорное  светское общество ему опротивели. И к тому же там, на юге, он мог рассчитывать на дружбу и покровительство благородного кузена Анри.
      Впрочем, и здесь, на севере, у последнего представителя младшей ветви дома Монморанси нашлась доброжелательная поддержка. Если бы не содействие принцессы Шарлотты-Маргариты, дело не сложилось бы так благополучно. На обратном пути граф не преминул навестить кузину в Шантильи, куда она удалилась (от скаредного мужа) под предлогом подготовки к  празднованию Рождества, чтобы порадовать её и поблагодарить, благо пути туда от Санлиса было каких-то три-четыре лье. Разумеется, родственника не отпустили сразу, и он охотно остался погостить. Но, прогулявшись перед ужином по парку, граф вспомнил знаменательную прогулку с Эмили - ту самую, которая отвратила его от мыслей о гибели брата и о мести, - и понял, что хочет домой.  А  "домой" - значило туда,  где ждет его жена. Несмотря на радушие кузины, Луи-Франсуа, едва выдержав два дня, честно признался, что ему не терпится лично сообщить добрые вести супруге, и был отпущен, пообещав привезти мадам де Люз в Шантильи весной. 
     Оставив позади и древний, скучноватый город   Санлис, и уютное родовое гнездо среди густых лесов, Бутвиль проделал последние десять лье, отделявшие его от Парижа, так быстро, насколько позволяла раскисшая дорога. От  ворот  Сен-Дени он пронесся по улицам, не глядя, против обыкновения, кто попадается у него на пути.  Спешил, будто сама Эмили ждет в отеле Монморанси. Его первым вопросом к дворецкому,  вышедшему встретить дорогого гостя, было: "Есть письма от мадам де Люз?"
     Однако писем не было.

Настроение Бутвиля мгновенно испортилось; сразу же он ощутил, как сильно продрог в пути, как устал, хотя ехал вовсе не издалека. Но опытный дворецкий в прямом смысле окружил его заботой: по его знаку один лакей забрал у приезжего отсыревший плащ и шляпу, другой стащил заляпанные грязью сапоги и подал домашние туфли, и тут же явилась почтенная служанка  с кувшином горячего вина и печеньем на серебряном подносе. Бутвиль, погруженный в свои грустные мысли, почти не замечал этой суеты, машинально сунул ноги в туфли, но запах вина с пряностями заставил его очнуться. Отпив несколько глотков приятного напитка из серебряного же стакана, он осознал, что дворецкий находится тут же, рядом, и спросил:
        - И все-таки, почему же нет писем?
        - Ах, ваша светлость, - с улыбкой ответил старик, - вы поторопились огорчиться! Письма были, а как же!  Только курьер вас не застал.  Я сообщил ему, что вы в Санлисе, но, видимо, вы уже оттуда уехали...
        - Да, я уехал в Шантильи, видимо, мы разминулись, - вздохнул граф. - Ну что же, надеюсь, курьер догадается догнать меня в Париже. 
        Поблагодарив дворецкого за утешительное известие, Бутвиль отпустил его, но, как это часто случается с любящими, не смог успокоиться. В голову полезли   глупые, но назойливые мысли: а может, среди присланных писем вовсе и нет  весточки от Эмили? Может, она поленилась писать мужу, предпочитая вести переписку с Теодором?  И почему  курьер? Эмили вполне могла воспользоваться обычной королевской почтой, тогда первое ее письмо могло бы застать его еще до отъезда в Санлис... Граф отлично понимал, что причин для беспокойства нет, что почта в эту пору года не может доставлять корреспонденцию бесперебойно, но доводы разума бессильны перед волнениями такого рода.  Пребывать в подобном состоянии Бутвилю было противно, а чтобы восстановить равновесие, следовало срочно чем-то заняться.  Не спать, не читать книгу, а... да, пожалуй, лучше всего пойти прогуляться.
      Сказано - сделано. Не предполагая делать визиты, граф ограничился тем, что умылся и переоделся с дороги, натянул сапоги понаряднее вместо только что снятых, а для тепла накинул отличную вещь, подаренную кузиной-принцессой  "впрок на Рождество", как она выразилась - широкий, подбитый мехом казакин из плотного фландрского сукна.
       О костюме Бутвиль позаботился, а вот куда идти - не задумывался. Старый, еще дедом нынешнего герцога выстроенный особняк стоял  в самом начале улицы, названной в его честь.  Отсюда было рукой подать до оживленной улицы Сен-Мартен, главной в этом квартале,  и Луи-Франсуа как-то сам собой оказался на ней.  Несколько кварталов он прошел в глубокой задумчивости, пытаясь определить, чего ему недостает в настоящем и чего хотелось бы в будущем, но наконец остановился у церкви св.Мартина. Со стороны могло показаться, что он любуется  новой, в современном вкусе, отделкой, которую совсем недавно придал древней церкви архитектор Мансар, на самом же деле он понял, что прямо сейчас его прогулке недостает цели, а цель могла быть лишь одна: вспомнить, как они гуляли по столице  с Эмили, как беседовали, какие чувства тогда рождались в его душе. Но из  памятных мест ближе всего был Бургундский отель. Сообразив это, граф свернул налево и, пройдя по нескольким кривым и узким улицам,  вскоре уже изучал афиши, вывешенные по обеим сторонам скромно украшенного входа в это святилище муз.

Когда Бутвиль пришел к театру, представление уже давно началось, зазывала с барабаном удалился и толчея у дверей утихла. Дородная особа, которой глава труппы доверил взимать плату за вход, нетерпеливо посматривала из своей будочки на модно одетого, видного кавалера, очень надеясь, что он прямо сейчас все-таки заплатит за хорошее место, может быть, даже в ложе. 
       Однако граф де Люз, прочтя все, что значилось в афише, не испытал желания узнать, какие же именно приключения придумал для некоего ипохондрика никому не известный автор.  Он обещал когда-то Эмили поход в театр, и идти одному не хотелось.  Зачем он вообще шел сюда? Уловить какие-то тени того вечера, когда он подошел к этому порогу с пажом Франсуа и ждал встречи с кузиной в надежде, что она поможет ему в ситуации, которая казалась тогда безвыходной ? Как все переменилось теперь! Деньги, покровительство благородного родственника, новая служба, - всё есть. А паж превратился в прелестную жену. Только вот уверенности в том, что все неприятности, вызванные ее историей и характером, остались в прошлом, у счастливого супруга нет.  Потому и вспыхивает в сердце тревога всякий раз, когда нарушается нормальный порядок жизни...
       Дневной свет  над крышами города еще не угас, но в узких улицах между рядами домов уже сгущались сумерки. Стало заметно холоднее. Какой-то шустрый мальчишка, не по-зимнему легко одетый, прошмыгнул мимо в опасной близости от кармана  Бутвиля.  Торчать здесь дольше, привлекая взгляды воришек и праздных зевак, не стоило.  Граф собрался уходить, но напоследок, повернувшись спиной к дверям театра, бросил взгляд в ту сторону, где когда-то стояла карета принцессы Конде и где они с Эмили встретили капитана де Кавуа.

Бутвиль не сразу понял, что слова, прозвучавшие у него за спиной, обращены к нему. Он даже не все расслышал, но раздраженный тон не оставлял места для сомнений: кому-то очень хотелось нарваться на ссору.  Граф круто развернулся на каблуках и окинул незнакомца, позволившего себе такую дерзость,  оценивающим взглядом.  Этот молодой человек, судя по внешнему виду, вряд ли был обычным забиякой из тех, кто толпами валят в театр лишь затем, чтобы там потолкаться и учинить какое-нибудь безобразие. Черный костюм в испанском  духе, скромный, но с изящной отделкой,  , плащ из добротного сукна - а еще осанка, гордая посадка головы - все указывало на человека благородного и со вкусом.  Правда, в сумерках, к тому же под полями шляпы, черты лица, обрамленного длинными вьющимися волосами,   виднелись смутно. Зато эфес шпаги, очень недурной работы, весьма красноречиво блеснул в свете фонаря, висевшего над ходом.
       -  Правильно ли я понял, сударь, - с холодной любезностью произнес Луи-Франсуа, - что вы так чураетесь уличной грязи, что сами боитесь в нее ступить, предпочитая предложить это людям менее изнеженным?

Вот оно! Вот чего, оказывается, не хватало графу уже давно: позвенеть шпагами! Под Ларошелью было не до того (ночную сцену в аббатстве вспоминать не хотелось, уж больно все нелепо вышло), в Тулузе не было поводов, а сейчас... Это Париж. Здесь нет лучшего способа унять тоску, чем затеять ссору с первым встречным.
       - Любопытно, - иронически усмехнулся Луи-Франсуа, как бы невзначай поправив перевязь и передвинув шпагу поближе к руке, - откуда у вас, юноша,  такая уверенность, что вы имеете право учить кого бы то ни было хорошему тону... тем более, что вы,  судя по всему,  с обычаями столицы королевства французского вряд ли хорошо знакомы!       
       Он сказал так потому, что в немногих брошенных незнакомцем словах ощущался какой-то иноземный оттенок. Не южный - с говором Лангедока граф уже был знаком. В сочетании с костюмом... возможно, это испанец?
       Бутвиль огляделся.  У театра становилось людно:  приближался конец спектакля, и сюда сходились лакеи с факелами, которым предстояло провожать своих господ домой, торговки с корзинами пирожков и яблок, попрошайки и уличные мальчишки.  В этом "изысканном" обществе наверняка были и соглядатаи, интересующиеся мнениями и поведением дворянства. 
       - Мне кажется, сударь, - с подчеркнутой любезностью добавил граф, - что здесь становится слишком шумно. Я с удовольствием познакомлю вас с правилами парижского хорошего тона, если вы соизволите пройти со мною вот хотя бы туда, - и он указал на улочку, уводившую в сторону рынка.

-  Вот и прекрасно, - отозвался  Бутвиль. - Беседовать на подобные темы мне уже давненько не приходилось.  Пойдемте! Здесь неподалеку большой рынок, там люди толкутся допоздна, но рядом есть место, где нам никто не помешает в такой час дня... вернее, уже вечера.
        Они ушли вместе; вряд ли кто-то из зевак и публики у театра заметил их исчезновение. Шли рядом, не спеша, со стороны могло показаться, что это двое друзей спокойно прогуливаются перед сном. Их шаги отдавались эхом от стен домов, где простые горожане уже садились ужинать, чтобы поскорее лечь спать и не жечь понапрасну свечи. Несколько кварталов граф прошел молча, стараясь не задумываться, правильно  ли поступает, поддавшись минутному раздражению, и случайно ли этот незнакомец, похожий на испанца, так легко согласился на ссору. Когда  лишенные наверший башенки Сент-Юсташ  замаячили впереди на фоне темнеющего неба, Бутвиль вдруг остановился.
        - Мы уже почти на месте. Видите? Это недостроенная церковь, вечерние мессы в ней не служат, а рядом - удобная небольшая площадь, и местные  жители,  ко   всему привычные,  предпочтут  ничего не видеть и не слышать. Но я, прежде чем мы приступим к выяснению столь важного вопроса  о правилах хорошего тона , все-таки  хотел бы кое-что услышать, а именно  ваше имя, сударь. 
         Луи-Франсуа понимал, что и ему придется назваться, но он уже знал, как обойтись без своего слишком известного имени.

Корнильон? Что-то знакомое... Бутвиль вспомнил, что неподалеку от замка Лагранж есть некое селение с таким названием. Совсем маленькое.  В Лангедоке полным-полно почтенных дворянских семейств с длинной родословной и тощим кошельком... Если сей юноша принадлежит к такому семейству, если он приехал в столицу  в поисках славы, тогда его вспыльчивость и драчливость не удивительны.  И незачем раздражать его еще больше своими титулами и громким именем. 
       - Прекрасно, - сказал граф спокойно, и учтиво склонил голову. - Меня зовут шевалье де Ларош-Ландри. Ни вашей, ни моей чести не будет урона, если мы скрестим клинки. 
      Он ничем не рисковал, называясь именем, которое носила его бабушка с материнской стороны в девичестве. Внук имел на это некоторое право, поскольку её имения унаследовал отец. С другой стороны, этот провинциальный род  был мало кому известен в  Париже и уж тем более это имя ничего не могло сказать приезжему с Юга.
       - Пойдемте же, - поторопил спутника Бутвиль, - нам нужно успеть оглядеться, пока не слишком стемнело!
       Ускорив шаг, он взмахом руки указал шевалье де Корнильону направление, и через несколько минут они вышли на площадь, которая в таком старинном квартале  даже заслуживала названия  просторной. Слева, ближе к паперти церкви Сент-Юсташ, были аккуратно сложены штабелями отесанные каменные блоки, стояли какие-то подмостки, валялось несколько досок - все, что полегче и поценнее, что могли бы украсть, строители по окончании работы уносили с собой.   С другой стороны, почти посередине пустого пространства, возвышался простой каменный крест на квадратном ступенчатом основании.
       - Места здесь, как видите, достаточно, - тоном любезного хозяина, показывающего свою гостиную, сказал граф. - И сюда вряд ли кто-то забредет  погулять, ведь поблизости нет ни одного кабачка или винного погреба.
       Подойдя к кресту, он снял казакин - такой теплый, но стесняющий движения, - снял шляпу, аккуратно уложил вещи на каменную ступень, вынул шпагу из ножен, сбросил перевязь и сказал:
       -  Итак, шевалье, приступим? Я  жду!

Отредактировано Бутвиль (2017-02-22 08:57:46)

Все правильно: испанский костюм, акцент, испанский стиль - одно к одному. Бутвиль некоторое время ограничивался защитами, присматриваясь к противнику. Он оценил легкость и точность движений Корнильона, но, не будучи поклонником дестрезы, предпочитал не танцевать с клинком, а сразу переходить в атаку.  Убивать молодого человека, ни в чем перед ним не повинного, граф не собирался; легкой раны будет довольно, чтобы разойтись с честью и получить удовольствие от поединка. С первого же раза достать противника не удалось - тот сумел уклониться в сторону, - но это Бутвиля не огорчило. Ему некуда было спешить, и в запасе еще имелись излюбленные приемы.
       - У вас,  я вижу, была хороша школа, - заметил он, очертив кончиком клинка кружок в воздухе, словно выбирая цель для следующего удара. - Где учились?

Хотя рана, полученная графом в стычке с мародерами под Ларошелью, уже вполне затянулась, остался шрам, и шпага шевалье де Корнильона угодила прямо в него. Мало того, что это было достаточно больно  - это было еще и ужасно досадно! От какого-то юнца, выученика испанцев...   Бутвилем овладела злость, к счастью, холодная - он сохранил способность думать и не поддался жажде убийства. Шевалье увлекся и  нарушил каноны стиля? Надо полагать, очень доволен собой - вон как улыбается! Прекрасно! В таком случае, пора его угостить чем-нибудь особенным!
        Прикусив губу и даже не оглянувшись на раненую руку, Луи-Франсуа коротко бросил:
        - Ваши учителя хороши, сударь, но и мои не плохи! 
        От слов он тут же перешел к делу. Слегка отступил, прищурился, примеряясь - нужная точка нарисовалась, словно мишень, на фигуре противника, - и перешел в атаку, целясь, по всей видимости, тому в плечо, вынуждая его закрыться  клинком для защиты. 
        Расчет оказался верным: вместо того, чтобы отступить и выйти из-под удара, увлекшийся  Корнильон шагнул вперед и резко вскинул клинок - открыв свой бок. Граф мгновенно повернулся, изменил направление удара и нанес укол точно так, как задумал - прошив одежду, кожу юноши и, может быть, царапнув по ребру.

Отредактировано Бутвиль (2017-03-17 21:27:02)