После эпизода Люди с улицы Сент-Оноре. 24 января 1629 года
- Подпись автора
Никто.
И звать меня никак.
Французский роман плаща и шпаги |
В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.
Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой. |
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды: |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Где умный человек прячет лист? 24 января 1629 года
После эпизода Люди с улицы Сент-Оноре. 24 января 1629 года
Никто.
И звать меня никак.
Г-н Атос успел, верно, допить свой бокал, когда Шере вернулся к дверям его дома и снова постучал. Расставшись с Реми, он обдумывал еще некоторое время свой план и решил наконец, что попытаться стоит. Если бы он не знал совершенно точно, что г-на капитана уже пытались убить, он предпочел бы подождать, а то и вовсе остаться в стороне, а уж на то, что он собирался делать, его не подтолкнуло бы никакое любопытство. Но если г-на де Кавуа действительно убили, и сделали это люди Двора Чудес, то не сочтет ли его высокопреосвященство, что договор нарушен? И если сочтет, то каковы могут быть последствия? От соглашения не проигрывала ни одна сторона, и ни одна не выиграла бы, нарушив его. Но человеку, который оказался между ними, вряд ли поздоровилось бы, а Шере извлекал слишком большую выгоду из сложившегося положения дел, чтобы рисковать.
Вопросы, которые он хотел задать, легче всего было задать дворянину – потом могут, конечно, заметить, но уже будет поздно. А со своим недоброе почуют сразу. Возможно, если бы он решился поговорить с г-ном Бутийе, тот предложил бы кого-нибудь… кого-то из гвардейцев, почти наверняка, но к ним Шере по-прежнему относился с опаской. Да и в их умении держать язык за зубами он серьезно сомневался – и уж точно они не станут молчать перед самим г-ном де Кавуа. А Шере отнюдь не был уверен, что хочет, чтобы о его участии было кому-то известно.
Дверь отворилась на стук, и на пороге возник все тот же слуга, который, к немалому удивлению Шере, не стал ничего спрашивать, но лишь отступил в сторону и сделал знак, предлагающий ему войти. Подумал, что гость что-то забыл? Шере чуть помедлил, однако никаких вопросов не последовало. Лишь новый приглашающий жест, и, все больше удивляясь, Шере прошел по уже знакомому пути следом за слугой.
Никто.
И звать меня никак.
Радушие Гримо объяснялось чрезвычайно просто: проводив визитеров, Атос в первую очередь распорядился в следующий раз пропускать любого из них без лишних проволочек. Исчезновение Кавуа выглядело донельзя скверно, а в подобных случаях, бывает, решают и минуты. Правда, мушкетер не ожидал, что повторный визит состоится так скоро, и поэтому, услышав от Гримо как всегда лаконичное: «Господин Шере», с невольным удивлением приподнял бровь. Но кивнул, разумеется. Мелькнула мимолетная мысль, что секретарь кардинала не пожелал говорить о чем-либо в присутствии мэтра Барнье: вряд ли за такое короткое время могло произойти что-нибудь новое…
- Прошу. – Атос со своей обычной вежливостью поднялся навстречу гостю. – Не хотите ли вы сказать, что вам уже стало что-нибудь известно?
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Шере потоптался на пороге, поежился, а затем с видимой нерешительностью переместился поближе к камину, не заходя, впрочем, так далеко, чтобы откровенно протянуть к огню покрасневшие от холода руки.
- Прошу прощения, сударь, нет, - привычным своим шепотом признался он, не поднимая глаз на хозяина дома, но воспользовавшись созданной им самим возможностью, чтобы искоса изучить и запомнить, насколько это было возможно, герб на стоявшем на каминной полке ларце. Геральдическую терминологию он помнил, разумеется, очень плохо, но саму геральдику знал – для подделки печатей точные слова были не так важны, как общие принципы, позволявшие вычленить и сохранить в памяти основные детали – те, что могли поместиться на кольце с печаткой. – Но я подумал… вы говорили… вас можно попросить о помощи…
Он выразительно глянул на лакея. «Все, что в его силах», сказал мушкетер, но напоминать ему об этом Шере не собирался, предпочитая еще раз посмотреть, как тот себя поведет.
Отредактировано Dominique (2017-01-21 14:37:37)
Никто.
И звать меня никак.
- Да, и могу это повторить.
Гримо, повинуясь едва уловимому движению брови своего господина, исчез за дверью; Атос же, заметивший неуверенность гостя, переставил поближе к огню один из стульев и, кивнув Шере на него, сам опустился обратно в кресло.
- Садитесь, сударь, - предложил он. – Итак, что я могу сделать?
Он не стал добавлять «для капитана», полагая, что это само собой разумеется.
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Шере слишком хорошо владел собой, чтобы его лицо выразило всю степень его удивления, но мушкетер не мог бы яснее дать понять, что он действительно имел в виду то, что сказал. Учтивость, заставившая его подняться при появлении гостя, пусть даже простолюдина, могла быть связана с тем, кому этот простолюдин служит, но то, что стул тот передвинул своими руками, вместо того чтобы приказать сделать это слуге, говорило о гораздо большем. И если бы дело было в его высокопреосвященстве, вряд ли г-н Атос упустил бы случай это упомянуть – хотя этот свой вывод Шере намеревался еще проверить.
- Вы… вы очень любезны, сударь. – Он пристроился на самом краешке стула, пряча между коленями замерзшие руки – перчатки он снял за полквартала до улицы Феру. Изображать неуверенность ему не было никакой нужды, он и в самом деле ее испытывал. – Но я подумал… Что, если причины исчезновения господина де Кавуа… что, если они должны остаться тайной и для его высокопреосвященства?
Странная дружба, связывавшая мушкетера и капитана гвардейцев кардинала, могла подразумевать все что угодно, и в том числе – г-н Атос мог и сам принадлежать к числу тех, кто служил Ришелье, и ничем не афишировать этого факта. Поэтому что именно тот ответит ему, Шере не очень занимало, куда важнее было то, как он это сделает.
Никто.
И звать меня никак.
Спокойное лицо мушкетера при этом несколько неожиданном вопросе – если это вообще был вопрос! - не дрогнуло, но в глазах мелькнула искорка недоумения, и взгляд стал чуть более пристальным. Атос не имел ни малейшего понятия, какие на самом деле побуждения двигают г-ном Шере – когда речь заходила о приближенных Ришелье, об этом, как правило, можно было лишь гадать. Не знал он, и в каких отношениях секретарь кардинала с самим Кавуа. И даже представить себе не мог, чтобы пикардиец мог совершить нечто такое, что заставило бы его скрываться от Ришелье. Но если Шере имеет в виду не это, то что тогда?
- Боюсь, я не вполне вас понимаю, - медленно проговорил он. – Вы хотите сказать, что капитан исчез по собственной воле и его не следует разыскивать? Или что поиски нужно сохранить в тайне?
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Шере ни в какой момент не предполагал всерьез, что Кавуа, если он исчез по собственной воле и втайне от его высокопреосвященства, взял в сообщники при этом г-на Атоса. Но если бы такая фантазия пришла бы ему в голову, то сейчас она была бы изгнана: г-на мушкетера его вопрос поставил в явное недоумение, а людей, хорошо умеющих притворяться, среди военных Шере встречал крайне мало.
- Я допускаю возможность, сударь, - смущенно объяснил он, - что г-н де Кавуа может не пожелать, чтобы его высокопреосвященству стало известно, отчего он пропал. А я, со своей стороны…
Он быстро облизнул губы, подавляя первый приступ тошноты – вопросы, которые он хотел задать, могли плохо для него закончиться, и все, что он мог сделать, это спрашивать так, чтобы получить ответ, не позволив собеседнику даже заподозрить, что его занимает на самом деле. Ни в коем случае нельзя было спрашивать, например, пойдет ли сам г-н Атос к его высокопреосвященству, как и нельзя было позволить тому предположить, что сам он хотел бы что-то от его высокопреосвященства скрыть.
- А я служу его высокопреосвященству. Если вы простите мне мою наглость, сударь, я хотел бы уточнить, что сделали бы вы.
Шере ни на миг не предполагал, что г-н Атос ответит: «Убью вас, чтобы сохранить тайну г-на капитана» - даже если он именно это и подумает, но он задавал этот вопрос не для того, чтобы получить ответ именно на него.
Отредактировано Dominique (2017-01-21 22:57:37)
Никто.
И звать меня никак.
Несколько мгновений Атос задумчиво разглядывал невзрачную фигуру своего собеседника. Казалось, г-н Шере чего-то опасался. Но чего? Или кого? Кардинала? Кавуа, насколько он его знал, ни при каких обстоятельствах не изменил бы своему патрону. Но Ришелье мог думать иначе. Особенно если в дело замешана леди Винтер. Черт…
- Я не имею обыкновения выдавать чужие тайны, сударь, - сухо проговорил он. – Никому. Если вас это беспокоит.
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Шере чуть подался вперед и втянул голову в плечи, обозначая что-то вроде поклона, но с места не вставая. Вопрос был задан неправильно, и ответ ничего ему не сказал. Разумеется, дворянин мог не заметить или не предположить, что его собеседника занимают не тайны г-на де Кавуа, а сохранность своей собственной шкуры. Тайны г-на капитана он сохранит – а если сам Шере не пожелает с этим согласиться? На самом деле все было ровно наоборот, но роли это не играло. Если бы г-н де Кавуа тоже не задумывался о простонародье, Шере бы это более чем устраивало, но после событий в Нельской башне г-н капитан вряд ли сумел бы не вспомнить про неприметного секретаря.
Это были не мысли даже – обрывки мыслей, единственная вспышка понимания и мгновенно последовавший за ней новый план действий.
- Что вы, сударь, ни в коем случае, сударь, - чуть слышно пролепетал Шере, не делая ни малейшей попытки скрыть смятение. Ответ на один вопрос он уже получил: если г-н Атос и служил его высокопреосвященству, то не настолько рьяно, чтобы бежать к нему с доносом. Если, конечно, к тому не будет очень веских оснований, надо полагать. А то, что такую мысль господин мушкетер мог допускать, Шере заключал из того, что ответ, каким бы сухим он ни был, не прозвучал так, словно его собеседник был оскорблен. Или дело было просто в том, что ничтожный секретаришка в принципе не мог оскорбить благородного мушкетера?
- Я подумал, - честно сказал он, глядя на свои башмаки, настолько заляпанные грязью, что трудно было заметить, как они прохудились, - что, возможно, если я прав, то господин де Кавуа может не захотеть, чтобы я знал… Чтобы я что-то знал. Может мое участие в этом деле тоже быть… тайной?
Теперь он поднял наконец глаза на г-на Атоса, и страх, который тот мог бы угадать по сжатым добела костяшкам его пальцев, читался теперь и в его взгляде.
Никто.
И звать меня никак.
Нет, Атосу не показалось – г-н Шере боялся. Боялся, но хотел помочь? Что, черт побери, происходит?
- Послушайте, - терпеливо проговорил мушкетер, постаравшись, чтобы голос прозвучал мягко, - ведь вы пришли ко мне сами. Что вас заставляет принимать участие в поисках, если вы так боитесь? И чего именно, позвольте спросить? Если вам известно что-то важное, скажите. Даю слово дворянина, что я вас не выдам.
Несколько мгновений Шере смотрел на собеседника, и сомнение на его лице отчетливо боролось со страхом.
– Я боюсь найти что-то, что мне находить не следовало бы, – еле слышно ответил он наконец. – За посвящение в некоторые тайны убивают. Я думаю, сударь, что вам известно о таких. Поэтому я… я предпочел бы оставить за собой возможность в любой момент сказать: «Я выхожу из игры, позвольте мне уйти, и пусть никто не узнает от вас, что я в ней участвовал».
- Ах, вот оно что… - пробормотал Атос. Предусмотрительная боязливость секретаря вызвала в нем сложное чувство – легкую жалость, перемешанную с неким оттенком насмешливости и одновременно уважения. Тот не производил впечатления человека, способного постоять за себя, и, однако, соглашался рискнуть. Хотя на подобной должности должен был лучше, чем кто бы то ни было, знать, что некоторые тайны в самом деле бывают убийственны.
- Ну что же, это я могу понять, - заключил он. – Хорошо, сударь. Это я могу вам пообещать. Если и вы, в свою очередь, пообещаете в случае чего молчать и не выдавать чужих секретов.
Этого можно было бы и не требовать – страх, отчетливо написанный на лице месье Шере, лучше всякого обещания гарантировал, что тот будет молчать как рыба. Но Атос предпочитал убедиться, что тот понимает его правильно.
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Никто не сказал бы по жалкому виду Шере, сколь внимательно тот изучает собеседника сквозь опущенные ресницы, как никто не заподозрил бы по тому, как тот лишь пуще съежился от слов Атоса, что на самом деле его ответ вызвал в нем облегчение. Не потому, конечно, чтó сказал мушкетер, но оттого, как это было сказано. Г-н Атос был, похоже, хорошим человеком, и Шере не сразу нашелся, что ответить, потому что обещание, которое тот просил, он дать не мог.
– Я не дворянин, сударь, – тихо напомнил он. – И не военный, и я очень боюсь… боли. И многих других вещей. Нет на свете такой тайны, которую я смог бы сохранить, если меня будут правильно спрашивать.
Теперь он поднял голову и попытался улыбнуться, хорошо зная, как жалко сейчас выглядит, но побледневшие губы не слишком хорошо ему повиновались.
Никто.
И звать меня никак.
- Помилуйте, да кому это может понадобиться? – пожал плечами Атос. – Если вы сами не станете болтать направо и налево, что вам известны какие-то секреты, то никто этого и не узнает. А стало быть, не будет и спрашивать. Впрочем, вы ведь можете уйти прямо сейчас, что вам мешает?
А в самом деле – что? Атос чуть сощурился, испытующе глядя на гостя. Если бы г-н Шере выполнял распоряжение Ришелье, то уж, верно, не опасался бы пытки. Ради чего же он рискует или думает, что рискует?
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Шере беспомощно посмотрел на свои тесно сплетенные пальцы. Он мог бы многое сказать сейчас г-ну Атосу, начиная хотя бы с того, что тот вряд ли стал бы просить его хранить молчание, если бы не думал, что кто-то начнет задавать вопросы. Но это ни к чему бы не привело – или, вернее, не привело бы ни к чему хорошему. И что, в самом деле, мешает ему уйти?
- Я обязан господину де Кавуа, - через силу признал он. – Но не настолько, чтобы рисковать своей жизнью или даже… наверное, я должен сказать «душевным спокойствием». Вы… простите мне мою настойчивость, сударь, но… Я не имею привычки болтать и не собираюсь никому ни о чем рассказывать. Но… раз господин де Кавуа никому не сказал, куда он уходит, он не хотел, чтобы об этом знали. Я боюсь начинать узнавать против его воли. Я могу сказать вам, где я бы начал его искать. Но, прав я в этом или не прав, это никому не понравится, поэтому… если я попрошу, вы сможете забыть о моем участии?
То, что он мог предположить, Шере рассказывать не собирался, но и самая невинная его версия была уже весьма неприятной, и он начал даже надеяться, что г-н Атос пошлет его к черту.
Никто.
И звать меня никак.
Что ж, это было уже объяснимо и вполне понятно. И заслуживало некоторого уважения, хотя, конечно, г-н Шере и торговался, словно лошадиный барышник на захолустной ярмарке… Взгляд Атоса смягчился, и мушкетер утвердительно кивнул.
- Забыть – вряд ли, - с едва заметной улыбкой сказал он, - я не властен над своей памятью, увы. Но сохранить ваше участие в тайне – смогу. Даю вам слово.
Как ни мало Атосу было свойственно любопытство, на этот раз он ощутил что-то весьма на него похожее. Никому не понравится, вот как! Что ж такого мог выкинуть исчезнувший пикардиец, если Шере так осторожничал? Впрочем, что бы он не выкинул, Атос решительно предпочитал испытать на себе недовольство живого и здорового Кавуа, нежели заказывать мессу за упокой его души.
- Я вас слушаю, сударь.
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Шере облизнул губы. Говорить, что на самом деле пришло ему в голову, он не намеревался – хотя бы потому, что услышать нечто такое о другом дворянине из уст простолюдина могло стать для г-на Атоса оскорблением, даже если бы тот не был его другом. А если он окажется хоть в чем-то прав, захочет ли г-н Атос, чтобы кто-то знал нечто такое о его друге? Потому Шере не собирался раскрывать карты и потому же вернулся один. И пускай г-н Атос как можно дольше не осознает, что чья-то опасная тайна может быть опасна и для него тоже, Шере это более чем устраивало.
– Господин капитан водил знакомство с очень разными людьми, – осторожно начал он, – и бывал, насколько я понимаю, в очень разных местах… по самым разным причинам. Например, может, вы знаете, случается же, что вы хотите встретиться с кем-то, но так, чтобы вас никто не увидел? Тогда вы выбираете место, где никто из тех, кто вас знает, появиться не может. Да?
У него самого были такие места – трактир Жюдит, куда заходил раз в неделю пропустить стаканчик луврский лакей, «Лазоревая твердыня», где он встречался с Александром, книжная лавка на Левом берегу, неподалеку от которой проживал один известный ему бретер… Г-н Атос мог не собирать сведения, но должен же он был если не понять, то хотя бы сделать вид, что понял – а это было главное.
– Я проводил бы вас, – нерешительно закончил Шере. – Только… такие места… не все они… приличны.
Никто.
И звать меня никак.
- Так ведь и я не девица на выданье, чтобы опасаться за свою репутацию, - скупо усмехнулся Атос. Что могло подразумеваться под неприличным местом - дешевый бордель? Притон для поклонников итальянского греха? Лавочка, где скупают краденое? Неважно, на самом деле. После того, как они с Кавуа назначили друг другу встречу в убогом фехтовальном зале, надеясь, что там не будет никого из знакомых, и повстречали там каждый своего однополчанина, он не удивился бы, если б капитан пожелал избрать в качестве укромного пристанища монастырь цистерианок. О том, что знакомства Кавуа весьма разнообразны и не всегда безопасны, Атос знал. И если тот угодил в беду как раз на такой встрече… То дело плохо.
- Вы правы, это надо проверить, - хмуро подытожил мушкетер. – Хотелось бы надеяться, что еще не поздно.
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Шере, со своей стороны, был уверен, что не поздно просто не может быть. Однако чем черт не шутит. Себя он этой прогулкой обелит, хотелось надеяться, а все остальное… Чем сомнительнее место, где г-н капитан встретил свой конец, тем больше усилий приложит его друг, чтобы г-на де Кавуа ничто с этим местом не связывало.
- Если не возражаете, ваша милость, - предложил он, - прежде чем окунаться в эту клоаку… Я заглянул бы в Отель-Дьё.
Хотя там немногим чище, мог бы добавить он. Трупы, обнаруживавшиеся каждое утро на парижских улицах, в сетях рыбаков или даже у городских ворот, оттаскивали обыкновенно в ближайшую церковь, однако если речь шла о дворянине – а благородное происхождение трудно было скрыть даже нагишом – то кто-то мог озаботиться необходимостью опознать покойника.
- На всякий случай?
Подумает ли Реми также заглянуть туда по пути домой, или хирургу было туда лучше не соваться? При том, чем он занимается… На его месте, Шере обходил бы городскую больницу за милю.
Никто.
И звать меня никак.
- Признаться, этот шанс я бы предпочел оставить напоследок, - после непродолжительной паузы сумрачно проговорил Атос. – Но…
Похоже, г-н Шере не слишком-то надеялся отыскать Кавуа живым. И хотя мушкетеру и самому приходила в голову подобная возможность, думать о ней не хотелось. Покойнику уже все равно, найдут его днем раньше или позже. А надежда на то, что Кавуа достаточно известная фигура, чтобы его сразу опознали, была довольно слабой. Во всяком случае, не монахи в богадельне… Однако в Отель-Дье могли оттащить и живого – если кто-нибудь, исполненный христианского милосердия, нашел бы в трущобах человека без сознания и затруднился бы понять, кто это; так что как знать, возможно, Шере не так уж и неправ…
Атос встал.
- Гримо, шпагу и плащ, - повысив голос, сказал он в сторону двери. - И зарядите пистолеты.
Спрашивать, ездит ли г-н Шере верхом, он не стал – третьей лошади все равно не было, да мушкетер и не был уверен, что щуплый секретарь собирается составить ему компанию.
- Свои тоже.
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Пистолеты? Шере слишком хорошо владел собой, чтобы на его лице отразилась даже тень нахлынувшего на него сомнения, но мысленно он поменял местами две-три строчки в своем списке, оставив до вечера домик матушки Нанетты и заведение папаши Форжерона и порешив начать с «Гордого единорога», хотя там, как раз, г-н де Кавуа рискнул бы столкнуться со знакомыми.
- Как скажете, ваша милость, - покладисто отозвался Шере. - И куда скажете.
Улица Сен-Жак вывела их к Малому мосту, откуда до Отель-Дьё было рукой подать, и Шере, взглядом уточнив у своего спутника, что тот не возражает, повел их к боковому входу.
Отворил на стук чернявый одутловатый южанин с изъеденным оспой лицом, который уставился на королевского мушкетера с явным сомнением, то ли прослушав еле слышно произнесенное приветствие, то ли сразу перенося все внимание на дворянина.
- Человек один пропал, - чуть громче продолжил Шере, не тратя времени на лишнюю вежливость, и физиономия чернявого вновь дернулась в его сторону. – Из благородных. Проведешь?
По лицу своего собеседника он понял уже, что смерть прошлой ночью собрала привычную свою жатву среди второго сословия, и чернявый, еле заметно замявшись, не стал возражать, только почесал в затылке.
- Ну… как бы… это… ваша милость… - Он снова перевел взгляд на мушкетера. – Оно… это… не положено. Вы бы… это… через главный вход… где их преподобия, стало быть.
В эту минуту Шере пожалел, что к Отель-Дьё они шли молча. Но, даже если бы г-н Атос оказался более словоохотлив, он вряд ли вздумал бы объяснять дворянину, почему, с его точки зрения, идти через главный вход не стоило.
Никто.
И звать меня никак.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Где умный человек прячет лист? 24 января 1629 года