На этом проклятом острове соль была везде. В воздухе, в воде, на камнях, осклизлых от водорослей. Даже на коже и в волосах, и бог весть, сумеет ли она когда-нибудь привести их в должный вид. Мари поправила светлую прядь, прежде чем выйти к тому, кого так ждала, и в жесте этом читалось некое волнение.
Раз за разом высокородная авантюристка испытывала терпение Судьбы, небес и своих преданных друзей, отказываясь жить той жизнью, что была положена ей положению – невыносимо скучной и благопристойной. Служи при дворе, рожай мужу детей, играй с королевой-матерью в карты…. если будешь осторожна – сможешь завести любовника для редких радостей.
Такая жизнь была противна самой природе герцогини де Шеврез, но у приключений есть один маленький недостаток… время от времени все идет не так, как хотелось бы, и ты оказываешься в ловушке.
Остров Ре стал для нее такой ловушкой. Англичане ушли, а она осталась, скрываясь в доме местных дворян-протестантов. Нужно было вернуться во Францию. Но как?

Каждый раз, когда перед герцогиней де Шеврез стоял вопрос «как» она меняла его на вопрос «кто». Не как она вернется, а кто ей поможет вернуться. И вот записка молодому мушкетеру была написана и отправлена. Мари ждала, ждала не без женского волнения и азарта. Она часто испытывала  на прочность преданность Арамиса. Ничто не вечно, и в один прекрасный (или, скорее, ужасный день) мушкетер попросту мог остыть к ее чарам. Это  было бы весьма печально, но, к счастью, этот день настанет не сегодня…

- Вы все же пришли. Я надеялась на это… но надежды разбиваются так часто, и очень больно ранят!
Когда дело касалось мужчин, герцогиня умела придать своему резковатому голосу нежные, мягкие нотки. Когда дело касалось красивых мужчин (а Арамис был красив, очень красив, и умен) глаза Мари сияли. Правда, отнюдь не ангельским светом.
Служанка торопливо ушла, оставив гостей наедине. Герцогиня подошла к молодому дворянину, улыбаясь светло и чуть грустно.
- Вы самый верный мой друг, шевалье, вы верны не только в счастливые дни.
Слово «друг» Шеврез умела произносить так, что мужчина чувствовал себя и польщенным и задетым тем, что его не удостоили иного, более приятного звания.
До прилива было не так много времени, но переходить сразу к просьбе о помощи Мари не спешила. Взгляды, поза, улыбка сиятельной авантюристки наводили на мысль о том, что опасность, в которой она находилась, была лишь предлогом для того, чтобы снова увидеть Арамиса. И нельзя сказать, что это было бы уж совсем ложью. Свои любовные авантюры герцогиня так дьявольски связывала с политическими, что в этом клубке чувств и амбиций не разобрался бы ни черт, ни даже кардинал Ришелье.

Женская рука, к которой склонился поцелуем молодой мушкетер, ответила легким пожатием, таким многозначительным и красноречивым для тех, кто знает язык жестов. Он означал: «вам рады».
Мари действительно была рада. Взгляды Арамиса даже красноречивее слов говорили о том, что ее верный обожатель все еще находится в том приятном плену, когда милость женщины служит высшей наградой, а ее неудовольствие – самым суровым наказанием. Но герцогиня де Шеврез умела быть ласковым тираном.

- Если вы счастливы, мой милый друг, то и я счастлива, - нежно улыбнулась она.
Над островом Ре ненадолго выглянуло солнце, лучи позолотили воздух, облекая сиянием женскую фигуру в скромном платье. Но каким бы оно ни было скромным, а женские достоинства Шеврез в нем проступали даже ярче. Мари Эме разгадала в Арамисе душу поэтическую и чувствительную, что в сочетании с острым, опасным умом делало его почти неотразимым в глазах герцогини (не так часто встретишь такое гармоничное сочетание противоположностей в одной человеческой душе), такие души между драгоценностью и цветком выберут цветок. Вот лукавая герцогиня и была для него сегодня цветком – простым, но манящим.

Красавица-авантюристка подставила ладонь под золотистый свет.
- Солнце… в последнее время над островом тучи. Я чувствую себя запертой среди этих камней и воды. Нам и раньше случалось быть далеко друг от друга, но на этот раз все иначе. Не знаю почему. Больше тревог, больше мрачных предчувствий.
Герцогиня вздохнула, подняла глаза на Арамиса, в тайне откровенно любуясь его красивым лицом и теми чувствами, что читались в глазах мушкетера.
- Мне хотелось бы покинуть Ре, друг мой. Вернуться. Быть ближе к тем, кто мне дорог.
«И к тем, кого я ненавижу», - добавила про себя герцогиня.
Можно ненадолго оставить без своего внимания друзей и любовников, а потом вернуться, улыбками и ласками заслужив прощение. Но попробуй оставь без внимания своих врагов! Они-то всегда помнят о тебе…
- Вы могли бы мне помочь, шевалье? Или я слишком многое прошу у вас?
Жестом нежной любовницы Мари поправила прядь непослушных волос у виска мушкетера.

Одета иначе… конечно, у Мари был приготовлен мужской костюм, она давно оценила его преимущество перед женскими юбками. Но герцогиня не спешила. Минуты дороги, это верно. Иногда цена промедления очень высока, жизнь или свобода, но есть кое-что не менее ценное. Например, это восхитительное ощущение власти над душой влюбленного в тебя мужчины. Такого молодого, такого пылкого, что жар его сердца иногда опасно опалял и сердце герцогини де Шеврез, а оно было вовсе не из воска… И тогда она исчезала. Без объяснений, записок или обещаний новой встречи.
- И снова вы будете рисковать собой ради меня, шевалье…
Задумчивый голос молодой женщины обволакивал мягким шелком. Можно было подумать, будто для нее нет ничего важнее возможности высказать Арамису то, что лежит у нее на душе.
- Пусть так, потому что мы будем вместе, и ваш плащ укроет меня, меня защитит ваше мужество… но потом! Потом, мой милый, бесценный друг вы поклянетесь мне беречь себя. Я хочу засыпать и просыпаться, зная, что это верное и благородное сердце бьется, - рука Мари легла на грудь Арамиса. – И бьется ради меня.

Вздох, шаг назад и герцогиня приоткрыла дверь, позвав служанку.
- Аньес, помогите мне переодеться, а потом мне нужно будет попрощаться с моими добросердечными друзьями. Это не займет много времени.
Конечно, не займет, потому что и костюм и слова благодарности были уже наготове, а добросердечные хозяева не будут ее удерживать, наоборот, возможно, вздохнут с облегчением, избавившись от такой опасной гостьи. А вот жаркий взгляд Арамиса вполне мог их и задержать. Пусть женщины лучше владеют собой, чем мужчины, но Шеврез святой не была и в их число пока записываться не собиралась. Поэтому мушкетеру пришлось остаться за полуприкрытой дверью и довольствоваться тем, что можно было увидеть. К счастью, шевалье тоже не стремился следовать заповеди: «если твой правый глаз искушает тебя – вырви его»…

Но вот сборы позади, позади прощания, и рука Мари доверчиво легла в ладонь мушкетера.
- Снова вместе, - шепнула она ему. И чуть не рассмеялась от негодующего взгляда Базена, ожидающего возле лодки.
Его господин опять губил душу и подвергал опасности свое бренное тело. И ради кого?
Но так уж повелось от начала времен, что женщине мужчины охотнее отдавали свою душу, нежели Господу. Может быть потому, что она могла больше предложить взамен?

Отредактировано Мари де Шеврез (2017-03-11 18:24:54)

Остров Ре Мари покидала без сожалений. Эти камни не стали свидетелями того, как ее честолюбивые планы воплотятся в жизнь, так и о них она не вспомнит добрым словом! Устроившись так удобно, насколько это возможно, герцогиня мечтательно улыбнулась. Опасности, которые ожидали впереди, не пугали интриганку де Шеврез, напротив, пугало бездействие. Но теперь, благодаря Арамису, с бездействием покончено и Мари нет-нет, да бросала на мушкетера красноречивый благодарный взгляд. Иногда женская рука в перчатке словно случайно касалась руки мушкетера, а плечо герцогини прижималось к мужскому плечу.

- Вот как? Лейтенантом?
Нежный голос «пажа» заставил Базена поморщиться. Если издали герцогиня и могла сойти за юношу, то вблизи всякое сходство терялось. Женщина в мужском платье, что может быть более противно богу? Разве что мужчина в женском…
- Я очень рада за вашего друга! Господин д’Артаньян – храбрец, без сомнения, его ждет большое будущее. А что господа Атос и Портос? Им пока не улыбнулась удача, или же они слишком скромны, чтобы принимать ее дары?

Ветер был благоприятным, море спокойным. Мари, как многие дамы, была подвержена власти первых впечатлений от людей ли, от событий. То, что все складывалось так удачно, воодушевило ее, добавив глазам блеска а лицу красок. Иногда одна женщина, верящая в себя и в то, что ей благоволит Фортуна, способна повести за собой целую армию... к победе или погибели. Украдкой вздохнув, герцогиня взглянула на Арамиса. Жаль, что в этих вечных интригах и многолетней борьбе с кардиналом приходилось рисковать таким любящим и верным сердцем. Счастье, что еще есть такие сердца, готовые рисковать ради нее.

Отредактировано Мари де Шеврез (2017-03-12 12:26:47)

– Женщины! – рассмеялась Мари, и смех ее смешался с плеском волн и далеким криком чаек. – Сколько от нас бед! Однако, со стороны той дамы было весьма неосмотрительно давать Его преосвященству такие обещания. Выполнить его будет нелегко, особенно без того документа, который отобрал у нее господин Атос. Как вы сказали, милый мой друг? Охранный лист?
Герцогиня, как истинная женщина, прекрасно справлялась с несколькими делами одновременно. Чаровала улыбками и взглядами своего красивого спасителя, запоминала все, что он ей говорил, мысленно аплодируя осторожности Арамиса (вот кого воистину ждет блестящее будущее на дипломатическом или церковном поприще), размышляла, как лучше использовать услышанное. На острове Ре она была отрезана не только от материка, но и от возможности держать свою алчную ручку на пульсе последних событий… невыносимое чувство для Мари-Эме, живущей интригами.

- Но я вынуждена заочно пожурить и господина кардинала. Опасно выписывать такие бумаги, особенно, если в них не проставлены имена. Должно быть, он действительно очень доверял этой даме.
А вернее, верил в ее способность, как изящно выразился милый Арамис «лишить английскую армию ее главы». Вот новость, которая может заинтересовать Ее величество королеву Анну…
- Жаль, что в нашем распоряжении нет подобного листа, - словно невзначай заметила она, кутаясь в плащ от соленых морских брызг. – Ни один патруль не осмелится задержать человека, пользующегося таким доверием кардинала.
Нет, она не просила, не намекала, не предлагала… Она лишь высказала мысль, прекрасно зная, как ее мушкетер чутко прислушивается к тому, что говорят другие. И к тому, что не говорят.

- Монастырь в Этре!
Мари бросила на Арамиса выразительный взгляд, напоминая ему о том, что было, чему были свидетелями стены святой обители. Да и сама герцогиня де Шеврез не осталась равнодушной к приятным воспоминаниям, принеся им дань в виде мечтательной улыбки и нежного румянца. Безумства любви… Они прекрасны, если отдаваться им с умом.
- Да, полагаю, что смогла бы там ненадолго остановиться, не привлекая внимания, мой милый друг. Но почему вы спросили? Вас ждут дела, от которых я незлонамеренно вас оторвала? Если так… я очень сожалею.
Пальчики Мари-Эйме красноречиво сжали руку мушкетера, и тут же спрятались под плащ, а взгляд ее затерялся между морем и небом, отражающим друг друга, как влюбленные.

Не время и не место было сейчас для нежных чувств и сердечных волнений, но все же герцогиня де Шеврез ощутила некую досаду. В последнее время ей казалось, что милый Рене ускользает из-под ее власти. И, хотя его нынешний поступок свидетельствовал скорее об обратном, сердце Мари было неспокойно. Любовница не хотела терять столь пылкого возлюбленного, интриганка – столь умного и проницательного сообщника.

- Я могу на какое-то время укрыться там, и если я буду знать, что вы придете ко мне, как тогда, то найду в себе силы быть терпеливой… хотя вы знаете, как тяжело мне дается подобная добродетель.
На личике Мари, скорее пикантном, нежели по-настоящему красивом, появилась очаровательная гримаска.
- Иногда можно и подождать. Если знаешь, что ожидание будет вознаграждено…

Мари рассмеялась, представив себе эту идиллию – она, забывшая о интригах, ее верный рыцарь, забывший о сражениях, проводят дни среди цветов, ночи среди звезд, наслаждаясь только любовью, ей же и питаясь. Вполне в духе старинных песен, вот только они созданы из плоти и крови, а не из воздуха и лепестков роз. Для того, чтобы чувствовать себя счастливыми, им мало одной любви. Нужны битвы, опасности, победы. О, да, победы.

- Я запомню ваши слова, сударь. Уверена, у вас еще будет возможность повторить подвиг в Этре, - герцогиня, умевшая быть соблазнительной, как Ева перед грехопадением, приблизила свои губы к уху своего возлюбленного, чтобы ее шепот слышал только он. – В ту ночь вы так часто называли меня по имени, что потом много ночей мне снился ваш ласковый голос, Рене. Я тоже знаю, что такое сердечная тоска.

Вздохнув, герцогиня де Шеврез отстранилась. Надо уметь говорить своим любовникам не слишком много, но и не слишком мало. Излишняя холодность, как и излишний жар способны оттолкнуть… с Арамисом же эта игра была еще тоньше. Красавец-мушкетер знал цену словам, с ним Мари говорила на языке чувств. И если бы он прислушался, то услышал, как бьется сердце его любовницы.
Но это не означало, что ради чувств Мари забыла о том, ради чего начала этот разговор.
- Я буду ждать вас в монастыре, мой милый, верный друг. Ждать с нетерпением, - пообещала она. – И моего ожидания хватит на двоих. Делайте то, что считаете должным, я доверяю вам целиком. Вашему уму, вашей ловкости и вашему чутью. Когда-нибудь оно сделает вас воистину великим человеком!

Базен набожно поднял глаза к небу, то ли моля Господа услышать слова этой женщины, то ли прося избавить его доверчивого господина от чар этой сладкоречивой змеи.

К вечеру святая обитель затихала, замирала, словно пряталась под тончайшей вуалью от тех соблазнов, что несет с собой теплый августовский сумрак, наполненный запахами цветов. В такие вечера трудно сосредоточится на молитве, в такие вечера хочется думать и говорить о любви.
Мари думала.

Если бы Рене д’Эрбле знал, сколько мысленных воззваний отправила ему вслед герцогиня де Шеврез сколько раз шептала его имя, он был бы доволен. Ну а то, что желание вновь увидеть своего рыцаря мешалось с герцогине с желанием заполучить столь ценную бумагу – охранный лист за подписью кардинала… так что поделать, эта дама никогда не забывала о интригах ради любви. Справедливости ради надо сказать, что и богиня любви не могла похвастаться на ее невнимание, может быть, поэтому щедро дарила своей почитательнице молодость и красоту, ценнейшие дары. Смыта была морская соль с кожи и волос, крепкий сон восстановил силы – и вечер следующего дня Мари встретила уже во всеоружии, переполненная желанием действовать и планами, пусть пока не очень четкими – как и где.
Прежде всего, конечно, ей придется вернуться в Тур. Хотя бы ненадолго. А потом… (Мари-Эме мечтательно прикрыла глаза) Париж. Конечно, Париж. Но д’Эрбле об этом пока знать не следует.

Благочестивая сестра провела мушкетера в гостевой флигель, поджатыми губами и суровыми взглядами намекая молодой женщине на то, что грех ходит с нами по земле, а спасение нужно искать на небесах.
- Скоро мы закроем ворота, - напомнила она. – Поторопитесь, месье, не пристало вам здесь задерживаться.
- Мы не задержимся, сестра моя, - елейно пообещала Мари. – Мой кузен только передаст мне письмо и получит ответ. Не тревожьтесь, идите с миром.
Герцогиня кусала губы, чтобы не рассмеяться, глядя на постное лицо монахини. Ее можно было понять! Арамис, не смотря на его скромный вид, действительно мог ввести в искушение любую. Поэтому, как только они остались наедине, верному рыцарю достались самые пылкие объятия, о которых может мечтать любовник.
- Наконец-то, - шепнула она. – Рене, милый, даже если бы вы были быстры, как ветер, я все равно нашла бы, что разлука тянется слишком долго. Вам все удалось, друг мой?
Гипсовая статуэтка девы Марии на каминной полке кротко и всепрощающе смотрела на другую Марию… и, наверное, даже не осуждала.

Проследив за взглядом молодого человека и догадавшись о его мыслях (это было тем более легко, что мысли Мари были созвучны мыслям ее возлюбленного), герцогиня тихо рассмеялась. Действительно, гостевой флигель монастыря не предназначался для приема таких гостей. И на этот раз с ней не было служанки, которую можно было бы отправить дозором за дверь, охранять покой господ.

- Что такое, друг мой? Вас смущает, что на двери нет засова? – поддразнила она Рене. – Но разве нам есть, что скрывать? Разве наши помыслы не чисты?
Взбалмошная герцогиня могла бы и дальше шутить в том же духе, но не стоит смеяться над тем, что дорого и важно для мушкетера, чей голубой плащ, по его же собственному уверение, дело временное.
- Не тревожьтесь, Рене. Ночью здесь ходит только садовник и его сторожевые собаки. Сестры так боятся этих зверей, что не выйдут из келий до утра, а садовник не только согласен ослепнуть и оглохнуть, он еще подтвердит, что лично вывел вас через садовую калитку, а если заметит, что к флигелю идет кто-то из сестер – даст знак. Очень ценный человек.
Ценный, и берет не дешево.
- Если вы голодны, сердце мое, на столе то, что я сумела для вас раздобыть, - Мари кивнула на поднос под белой салфеткой.
«Если же вас мучит голод иного рода», - говорили ее глаза. – «То я готова».

Узнав, что Арамису все удалось, герцогиня успокоилась (на время), и собиралась выждать немного, прежде чем лаской и нежностью выманить у мушкетера эту бумагу. Конечно, сначала под предлогом просто взглянуть на столь важный документ, но после придется придумать что-нибудь, чтобы оставить охранный лист у себя. При всем уважении к господину Атосу, герцогине Шеврез он нужнее.