– Покажу, обязательно покажу, – пообещал г-н де Пейрен, – я же сразу к госпоже де Пейрен человека моего отправил, чтобы она ему письмо отдала, а он бы принес, но так до поместья, как ни крути, а несколько лье будет, а он пешочком…

Почтенный дворянин умолчал о том, что его собственная смирная кобылка вряд ли проделала бы тот же путь хоть сколько-нибудь быстрее, и в свою очередь попытался отвлечь внимание молодой женщины на вещи, по его разумению, куда более увлекательные для столь юной особы.

– Но вы, сударыня, не волнуйтесь, Клер наша, она только хорошее и писала! Мы с госпожой де Пейрен, по чести, очень надеемся, что ее светлость для нее достойного мужа найдет, потому как девушка она премиленькая, и не без приданого, опять же, а в нашей местности для нее я никого подходящего не вижу… Вот вы, сударыня, вы же супруга тоже при дворе ее светлости нашли? Такой очаровательной даме это должно быть несложно!

Г-н де Пейрен резко выпрямился, словно его вдруг насадили на вертел.

– С графом? – переспросил он – и тут же дал понять, что недурно разбирается в генеалогии. – Позвольте…  у другой его родственницы… Прошу прощения, сударыня, но вы не назвались, и я… Госпожа графиня де Люз? Ах, ну конечно же! Чрезвычайно рад познакомиться, сударыня, наслышан о вас премного… Нет, не от моей дорогой внучки, разумеется…

Г-н де Пейрен умел поддержать беседу, не давая собеседнику вставить ни слова, но вместе с тем не позволяя ему чувствовать себя исключенным из разговора, и потому, когда, несколько минут спустя, хозяйка дома принесла вино с водой для него и молоко для г-жи де Бутвиль, та успела узнать, что г-н и г-жа де Пейрен состояли в переписке со своими друзьями из Тулузы, которые, к сожалению, не были вхожи в столь высокое общество, чтобы узнать что-либо о м-ль де Ранглье, но о браке г-на де Бутвиля слышали; что оная мадемуазель весьма восхитилась примером обоих братьев младшей ветви Монморанси; что ее дед и бабка этого не одобряли – несмотря, поспешил вставить старик, на все очарование юной графини и прочие ее качества, несомненно, делавшие ее исключением из всех правил – и что, принадлежа к весьма знатному роду… Тут в комнате появилась матушка Мишо, и разговор перешел на другие темы, а затем входная дверь распахнулась, пропуская поток солнца, струю горячего воздуха и белокурого молодого человека в запыленных сапогах, который, едва возникнув на пороге, отвесил г-ну де Пейрену низкий поклон.

– Госпожа просила… – тут он обнаружил в комнате даму и поклонился снова. – Сударыня…

– Позвольте представить вам господина де Шасиньона, моего секретаря, госпожа графиня, – церемонно проговорил г-н де Пейрен. – Сын моих арендаторов, очень услужливый молодой человек.

Шасиньон склонился в новом поклоне, не сводя с молодой женщины внимательного взгляда черных глаз. Услужливым он отнюдь не выглядел, был весьма недурен собой, однако заметно прихрамывал, что, как видно, и заставило его отказаться от военной карьеры.

Отредактировано Провидение (2017-06-25 01:15:37)

- Не жалуюсь, сударыня, хотя… - снисходительно улыбнулся г-н де Пейрен, в то время как г-н де Шасиньон проговорил: - Вы слишком любезны, благодарю…

Обе эти реплики прервались, и г-н де Шасиньон некрасиво покраснел и поклонился своему господину.

- Госпожа де Пейрен приносит свои извинения, сударь, но письмо ее светлости она найти не сумела, только мадемуазель де Ранглье...

Договорить у секретаря не вышло и в этот раз. Г-н де Пейрен, вскочив на ноги, подался всем телом в его сторону с видом, который у человека менее преклонных годов можно бы смело назвать угрожающим.

- То есть как, не смогла найти? - вскричал он. - Разве даром я держу вас на службе, сударь, чтобы моя переписка пребывала в подобном беспорядке?!

Г-н де Шасиньон заметно побледнел, но бледность эта была вызвана, судя по вспыхнувшему в его глазах огню, не страхом, а гневом.

- Прошу прощения, сударь, - процедил он.

- Прощения! Прощения! Что мне делать с вашими извинениями? На хлеб намазать или вам же выплатить, вместо жалованья? Как могло такое получиться, сударь? Письмо от ее светлости... Нет, это возмутительно! И при чем здесь вообще госпожа де Пейрен? Это ваша забота, сударь, только ваша.

- Прошу прощения, сударь, - с усилием повторил секретарь, - но госпожа де Пейрен пожелала вновь взглянуть на это письмо третьего дня и...

Он замялся, и г-н де Пейрен вмешался вновь:

- Это ваша вина, только ваша! Что я скажу теперь ее светлости? Поверьте, сударыня, - в его голосе зазвучало нечто похожее на слезы, - это письмо, оно было, было! Его и соседи видели!

Отредактировано Провидение (2017-06-26 00:34:56)

Г-н де Шасиньон оторвал глаза от нитки, которую то выдергивал из своего явно потрепанного манжета, то пытался под него спрятать, и бросил обеспокоенный взгляд на г-на де Пейрена, который, гневно сдвинув брови, метался от стены к стене, время от времени шумно выдыхая воздух через ноздри.

– Ступайте, сударь, ступайте, – резко ответил он, даже не глянув на секретаря, – проводите госпожу графиню до дому и объясните ей заодно, как могло произойти такое непотребство! – Он остановился, наконец, и тут же сменил тон, обращаясь к молодой женщине: – Разумеется, сударыня, не смею задерживать… Вы же у мэтра Беррью остановились… Вы найдете дорогу, сударь, или вы только терять умеете?

Г-н де Шасиньон снова поклонился, становясь все скованнее с каждой новой выволочкой, и очевидно было, каких трудов стоит ему сдерживать себя.

– Всецело к вашим услугам, сударыня.

Шевалье де Шасиньон вновь залился краской до самых ушей и несколько мгновений явно не мог произнести ни слова, а потом неловко предложил даме руку, чтобы она могла опереться на нее.

– Господин де Пейрен бесконечно снисходителен к моим недостаткам, – проговорил он – с усилием, которого не сумел скрыть. – На самом деле, ему не нужен секретарь, однако он был так любезен, что принял меня на службу с тем, чтобы затем дать мне рекомендацию к кому-нибудь другому, и я не устану быть ему за то признателен.

Эта речь, небольшая, но выспренняя, носила следы некоторой искусственности, позволявшей заподозрить, что молодой человек так часто произносил ее, что успел выучить наизусть.

Г-н де Шасиньон заметно смутился.

- Мадемуазель де Ранглье... Она не такая. Она совсем другая. Она на свою матушку похожа, - объяснил он. - То есть я не хочу ничего дурного сказать, но мадемуазель де Ранглье...

Он замолчал, не то подбирая слова, не то не находя их, но восхищение в его голосе отразилось и в его взгляде.

Шевалье де Шасиньон молча пожал плечами в ответ на первый вопрос, а затем только кивал при каждом следующем. Красивая. И добрая. И… тень сомнения набежала на его курносую физиономию, стерев с нее некоторую толику отличавшего ее простодушия.

– Да кто ж ее знает-то теперь, на самом деле? – удивленно переспросил он. – Она же… Я же… Я вот тоже мальчишкой был, когда она… Но она храбрая была, это все знают. Все говорят: храбрая.

Неприкрытое уважение прозвучало в его голосе, но почти сразу он снова смутился, отводя глаза – сообразив, как видно, что невольно выдал своими словами не только свое знакомство с настоящей историей мадам де Ранглье, но и неподобающее отсутствие осуждения.

Смуглое лицо шевалье де Шасиньона заметно помрачнело, и он выпрямился во весь рост – что, в конечном итоге, было не так уж много, роста он был среднего.

– У мадемуазель де Ранглье нет друга преданней меня, – твердо сказал он. – Любая ее тайна священна для меня, и я буду хранить ее так бережно, как только смогу, клянусь.

Поскольку, произнося эти слова, молодой человек остановился на самом солнцепеке, любой, кто решил бы пренебречь послеполуденным отдыхом и взглянул бы сейчас на него, без труда прочитал бы в его чертах, как он встревожен – что, при подобном предисловии от незнакомой дамы, было неудивительно.

Шевалье де Шасиньон отвел взгляд и уставился на рыжую дворнягу, спящую в скудной тени от забора. Такое беспокойство читалось на его лице, что впору было предположить, будто он опасается, что дремлющая собака внезапно вцепится ему в горло.

– Сударыня… – пробормотал он. – Боже мой… Но как же? Сударыня… Он не должен узнать.

В серых глазах, вновь обратившихся на юную графиню, читалась уверенность. Но мгновение спустя она угасла, и молодой человек, заметно поникнув, облизнул губы.

– Такое потрясение… Он уже старый человек… Что же делать, что же делать?

Казалось, он вовсе забыл о своей собеседнице.

Если бы шевалье де Шасиньон не был мужчиной, по его лицу можно было бы заключить, что он испугался. Тем более что он отступил еще на шаг и вскинул обе руки, словно защищаясь.

- В чем дело? В чем дело? Почему вы думаете?.. Откуда мне знать, где мадемуазель де Ранглье? Я не… Я просто волнуюсь за своего господина. Может… может… может… если госпожа герцогиня так добра… Может… она может сказать… она может сделать вид… что мадемуазель осталась при ее дворе…

Произнося эти слова, он понизил голос до шепота и даже огляделся по сторонам, но все ставни оставались закрытыми, и вряд ли на них обращал внимание кто-либо, кроме собаки.

Отредактировано Провидение (2017-07-08 22:44:45)