Герцог Ангулемский мог и не стараться, понижая голос. Подслушивать его разговор с мадам  де Бутвиль было некому. Трое дворян сочли бы это ниже своего достоинства. Уж точно не при остальных. А Жанне было не до того. Обнаружив одноглазого бретера среди явившихся на ее зов мужчин, она шарахнулась прочь от чердачного люка.

Последовавшую затем беседу история для потомков не сохранила. Возможно, потому что ни один из ее участников не получил от нее удовольствия. И не добился желаемого. Но какое-то время спустя старуха, вцепившись одной рукой в запястье одного из герцогских прихвостней и придерживая юбки другой, сползла вниз по стремянке. И шарахнулась, с грохотом столкнув ее на пол, когда бретер прервался на полуслове и стремительно шагнул к ней.

– Спасите! – взвизгнула Жанна, кидаясь за спину своему защитнику.

– Господь спасет, – Теодор, хоть и не снимал руку с рукояти, не спешил пускать шпагу в ход. И отступил почти танцующим шагом.

        – Не уповай, душа, отринь посулы мира,
        Тебе сейчас и здесь, поверь мне, не до жира,
        И, коль желаешь дух в телесах сохранить,
        Не торопись солгать, тебе Ананке внемлет,
        И Тихе колесо обмана не приемлет,
        И Мойры тем, кто врет, скорей обрежут нить.

Вряд ли старуха достаточно знала мифологию, чтобы понять вторую часть стишка. Но общий смысл был очевиден. А то, что герцог, будь он здесь, опознал бы первоисточник, для Теодора было лишь еще одним поводом для насмешки.

Шелест металла прозвучал особенно отчетливо в промозглом воздухе второго этажа. В то же мгновение шпага бретера оставила ножны. А сам он отступил, распахивая дверь позади себя.

– Я надеюсь, вы затеяли все это не для того, чтобы заманить меня в спальню? – промурлыкал он. Словно бы не услышав ни вопрос мадам де Бутвиль, ни возглас второго телохранителя, ни приказ герцога. – Потому что, право, здесь нам хватит места только на удар кинжала.

Строго говоря, в спальне тоже особо просторно не было. Но на лестничной площадке вряд ли они смогли бы разойтись даже на расстояние выпада. Даже если бы не мешали Жанна и Сен-Ло. И не валялась под ногами стремянка.

К счастью, без нескольких секунд дуэлянт не слышал ничего, иначе неловкое замечание девушки заставило бы его с воинственным криком кинуться на Ронэ.

- Прекратите! Вы оглохли? Тоени, опустите шпагу и отойдите! - в иные мгновения голос герцога мог звучать достаточно убедительно для монаршего сына. - Ну же! Сен-Ло, если ваш друг превратился в жену Лота, лучше оттащите его в сторону.

Второй спутник Ангулема вспыхнул, понимая неуместность сравнений, как бусины нанизанные на нить непристойных намёков. Сам бы он пропустил мимо ушей подобные слова и лениво отговорился с самим одноглазым наглецом, но Тоени был моложе, горячее и, по бретонскому обыкновению, слишком многое принимал за чистую монету.

- Уберите оружие, - едва слышно прошипел он, вплотную приблизившись к товарищу. - Разберётесь с этим мерзавцем позже.

Тоени казалось, что торжествует несправедливость, однако он вынужден был подчиниться. Оскорбление, за которое можно отомстить чуть позже, не стоило солидного жалованья на службе его светлости.

– Голубушка, – промурлыкал бретер. Так, что в первый миг было непонятно, к которой из двух женщин он обращается. Тем более что не смотрел он ни на одну из них. – Раз ты не пожелала вовремя оглохнуть, постарайся вовремя онеметь. К вам, мадам, это тоже относится.

Кончик его клинка смотрел в пол. Но чувство безопасности это не внушило бы и ребенку. Так держал он шпагу, что она казалась острее.

– Вы не обязаны давать мне отчет, господин герцог, – это было лишь данью хорошим манерам. И звучало именно так. – Но все же. Мадам де Бутвиль привезли сюда силой. Меня – заманили обманом. А вы, как я вижу, приехали сами.

– Он ее любовник! – выкрикнула старуха. Которая явно умела считать, а значит, знала, что три больше одного. – Я видела!

Теодор опасно сощурился. Зная лишь один способ заткнуть глотку этой сплетне.

Зацепив взглядом Жанну, его светлость не мог не скривить губы в знак раздражения.

- Я нисколько не сомневаюсь в вашей добродетели, мадам, но отчего эта особа столь уверена в своих словах? Или ей платят за мерзкие сплетни? Ну, что ты умолкла?

Задав этот вопрос, Шарль немедленно прикусил язык, пожалев о своей разговорчивости. Если старуха состояла на жаловании у герцогини Ангулемской, картина вырисовывалась не слишком приятная. Попробуй потом докажи Эмили и её церберу, что сам он не имеет ни малейшего отношения к затеям собственной жены.

- Впрочем, что её слушать, - отмахнулся гость. - Мадам, надеюсь, вы приняли моё приглашение? Право, это место не слишком подходит для графини де Люз, и я готов разместить вас в куда более достойном обиталище.

- Вы явный знаток и ценитель греческих услад, сударь, но я бы предпочёл оставаться в неведении, - рявкнул герцог, которого раздражал уже не только де Ронэ, но и упрямство девчонки. Однако на женщину, тем более юную, да ещё и в присутствии других, повышать голос было не слишком почтительно, а бретёр с самого начала визита напрашивался на ответную губость.

- Ему мешает язык, великоват, полагаю... - не преминул встрять Тоени, оскалившись в недоброй улыбке.

- Помолчите, - оборвал его Ангулем, хмуро глядя на графиню де Люз. - Значит, вы предпочитаете оставить всё как есть? Воля ваша, мадам.

"Племянничек выбрал подарок себе под стать. Идеальная пара", - пронеслось в голове гостя. Воодушевление сменилось усталым разочарованием. Его благородный порыв, не столь частое явление, не был по достоинству оценён, но и жертвовать репутацией из вредности, словно женщина в дни не ценимого церковью недуга, он не стал. Слово королевского сына было незыблемым. По крайней мере, до поры.

- Сен-Ло, велите пажу отдать свою лошадь её светлости, он же сядет с вами.

Отредактировано Шарль де Валуа (2017-09-03 12:15:47)

Безумцем Теодор не был. И вспоминал иногда, что там, где ты ничего не понимаешь, молчать – лучшая политика. Следовать которой у него не вышло и минуты.

– Вы принимаете ее решение, ваша светлость?

Даже тон бретера сделался вдруг любезным. Но изумленного пренебрежения в нем было все же больше. И лишь задав свой вопрос, Теодор осознал, что возможно, герцог добился только того, чего изначально хотел.